Зов предков

— Ходила к озеру, — коротко ответила Вачиви. Теперь она держалась с Напауши не так напряженно, как раньше, хотя по-прежнему не желала стать его женой. Впрочем, в последнее время вождь редко с ней разговаривал. Вачиви посчитала это хорошим знаком. Может, теперь, когда жены беременны, Напауши забудет о своем намерении.

— Пешком? — удивился вождь. — Но ведь это очень далеко.

Об озере он знал. Его люди несколько раз ездили туда верхом, но даже для всадника расстояние было порядочное.

— Зато там очень красиво, — ответила Вачиви. Больше Напауши ее не расспрашивал. Кивнув, он отвернулся, словно забыл о ее присутствии. На самом же деле он думал о Вачиви каждый день, каждый час. Она была его прекрасной дикой лошадкой, и вождь не сомневался, что рано или поздно сумеет ее укротить. Он наблюдал за Вачиви и видел, что она почти готова. Значит, ждать ему осталось недолго.

Что ж, он подождет — терпения вождю было не занимать.

Глава 8

С тех пор Вачиви ходила к озеру каждый день. В эти последние дни лета установилась необычайно жаркая погода, и преодолевать расстояние в несколько миль было непросто, но тем приятнее было потом окунуться в прохладную, чистую, как горный хрусталь, воду, пронизанную солнечным светом. Все вокруг дышало покоем, миром. Озеро живо напоминало Вачиви тихие речные заводи, куда она в детстве ходила с братьями. Они учили ее плавать и нырять, ловить голыми руками рыбу. Один раз Вачиви решила повторить этот опыт просто для того, чтобы проверить, не забыла ли она науку своих братьев. Наклонившись к воде, она всмотрелась, потом сделала стремительное движение, и в руке ее затрепыхалась серебристая рыбешка. Радостно засмеявшись, Вачиви швырнула ее обратно в озеро и, выйдя из воды, легла на нагретый солнцем мелкий песок.

Ей очень нравились эти спокойные часы на озере. Вачиви была уверена, что здесь никого не бывает, поэтому без опаски купалась голой, а потом нежилась на солнышке, подставляя тело его ласковым лучам. В этом укромном уголке Вачиви как будто возвращалась в детство, во всяком случае, здесь она чувствовала себя в полной безопасности, словно снова была под надежной защитой отца и братьев. Порой она мечтала о том, как было бы хорошо, если бы это продолжалось вечно, но в глубине души Вачиви знала: пройдет еще несколько недель, станет холоднее, и кроу отправятся в свой зимний лагерь. Тогда она и предпримет еще одну попытку побега, решила Вачиви. Пока же ей не хотелось ни о чем думать и ничего загадывать. Каждый день, проведенный ею на озере, казался ей сказочным сном, и в лагерь она возвращалась счастливая и умиротворенная.

От солнца ее смуглая кожа стала бронзовой, а вот мокасины из мягкой оленьей кожи протерлись. Вачиви ходила на озеро каждый день — лагерь она покидала рано утром, а возвращалась только вечером — голодная, но довольная. Напауши радовали перемены, происшедшие с девушкой: Вачиви стала оживленной, более приветливой и открытой. Казалось, даже к нему она потеплела; пару раз, забыв, что должна держаться гордо и неприступно, Вачиви ответила на какой-то его случайный вопрос с такой искренностью и теплом, что у него что-то екнуло в груди. Напауши, однако, сделал из этого неправильные выводы, решив, что Вачиви станет его женой еще до того, как племя отправится в зимний лагерь. Похоже, его терпение все же принесло свои плоды: Вачиви стала другой. Вождь чувствовал это даже в том, как она рассказывала об озере — о том, как плавала и ныряла или собирала на берегу ягоды. Он чуть было не дал ей лошадь, чтобы она могла добираться туда быстрее, но потом передумал — ему не хотелось лишний раз искушать ее свободой. В том, что Вачиви все еще может попытаться бежать, Напауши не сомневался. Пожалуй, только после того, как она станет его женой и будет носить во чреве его ребенка, он сможет больше не тревожиться на этот счет. Пока же предоставлять ей слишком большую свободу не стоило. Имея в своем распоряжении целый день, Вачиви даже на плохонькой лошади сумеет ускакать так далеко, что он ее уже не догонит, и тогда она будет потеряна для него навсегда. А этого грозный вождь с некоторых пор боялся больше всего на свете. Теперь он чуть ли не каждый день мечтал о том, что Вачиви будет с ним до конца его жизни.

А Вачиви вовсе не замечала того, какие обжигающие взгляды тайком бросает на нее Напауши. Она по-прежнему каждое утро уходила на озеро, чтобы насладиться своей временной свободой и не ощущать себя посаженной в клетку птицей. Вачиви была благодарна вождю за то, что он освободил ее от женской работы. Благодаря этому она могла день за днем проводить на озере — купаться или дремать на песке. Отца, братьев, родное селение Вачиви не забыла, но теперь она думала и о Напауши, и о его женах, с которыми ей приходилось жить. Она не могла не признать, что вождь — человек благородный, что он заботится о своем племени, а его жены добры и внимательны к детям и даже к ней. Если бы Напауши принадлежал к ее племени, рассуждала Вачиви, если бы не было на нем крови ее братьев и Охитеки, он, возможно, ей и понравился бы. Не исключено, что она даже согласилась бы стать его женой, но после всего, что случилось, подобное было невозможно. Она не выйдет за него никогда, ни за что. Несмотря на всю доброту Напауши, решимость Вачиви бежать нисколько не ослабела. Вождь думал, что она смирилась, но на самом деле Вачиви просто выжидала, пока летний лагерь будет свернут и племя тронется в путь. Она надеялась, что в дороге ей представится удобный момент для бегства.

В один из дней, все еще по-летнему жарких, Вачиви задремала на песке после долгого купания. Накануне дети вождя не давали никому спать, Вачиви тоже не выспалась и теперь наверстывала упущенное. Вачиви приснился отец, который протягивал к ней руки и звал ее по имени. Она сделала шаг к нему навстречу и… внезапно проснулась от какого-то шороха. Сначала Вачиви решила, что это птица возится в кустах, но когда она поднялась во весь рост и огляделась, она увидела нечто такое, чего Вачиви не видела никогда в жизни. За кустом стоял человек — мужчина, одетый в штаны из оленей кожи, белую рубашку с открытым воротом, на ногах у него была странная обувь — очень высокие мокасины. У незнакомца были черная борода, черные волосы и очень светлая — почти белая — кожа. Он глядел на Вачиви широко раскрытыми глазами, и на лице его было изумление. Казалось, незнакомец не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вачиви тоже словно окаменела. Лишь какое-то время спустя она расслышала, как переступает с ноги на ногу и фыркает привязанная неподалеку лошадь незнакомца.

Вачиви никогда не видела белых людей, но помнила, как отец рассказывал ей о «белых духах», которые пришли со стороны Большой Воды. Сначала эта история ее даже напугала, но поскольку за целых две недели ни один белый дух возле их поселка так и не появился, Вачиви перестала бояться, а потом и вовсе забыла о существовании духов.

Но сейчас она сразу поняла, кто перед ней. Вачиви не знала, злой это дух или добрый, поэтому просто стояла перед ним нагишом, боясь пошевелиться, не зная, что он предпримет.

Мужчина, похоже, испугался едва ли не больше нее. Он был уверен, что где-то поблизости скрывается в лесу отряд индейцев и что стоит ему только зашуметь, двинуться с места, как дикари набросятся на него, чтобы снять скальп. Впрочем, совершенство обнаженной девушки в не меньшей степени парализовало его. Никогда прежде он не видел такой красоты. Ее фигура казалась ему воплощением идеала.

Чтобы успокоить незнакомку, мужчина поднял вверх руки, раскрыв ладони. Это был знак мира, принятый у ирокезов и гуронов. У сиу и кроу был в этом случае другой жест, но что хотел сказать незнакомец, она поняла.

Знак мира действительно был гуронским. Белый мужчина, а точнее — молодой человек, почти два года жил с этим племенем. В Новый Свет его позвала жажда знаний: он приехал сюда, чтобы путешествовать, открывать новые земли, записывать и зарисовывать все, что покажется ему интересным. Молодой человек уже начертил несколько карт, которые — он надеялся — будут полезны тем, кто пойдет по его следам, однако на самом деле он не был ни картографом, ни ученым. Младший отпрыск знатного рода, юноша оставил во Франции заботливого и любящего брата и отправился в Новый Свет, о чем давно мечтал. Некоторое время он прожил в Новом Орлеане, а потом двинулся дальше, в глубь американского континента, девственная природа которого день за днем дарила ему радость первооткрывателя.