День судьбы

– Каждый хочет жить, – нравоучительно изрек Крестон, – и чаще всего за счет других. Все готовы сожрать друг друга. Выживает тот, кто лучше умеет это делать.

И тот, кто самый подлый, мысленно продолжил Стивен. Понимая, что лишь подтверждает мнение Крестона о вреде повышенной чувствительности, он все-таки не удержался от угрозы в адрес своего наставника, которого почитал чуть ли не как второго отца.

– Вы еще пожалеете об этом. Я заставлю вас заплатить за все.

Роджер Крестон равнодушно пожал плечами.

– Возможно. Кстати, будешь уходить, не забудь закрыть дверь поплотнее – птички боятся сквозняка.

Красный туман злобы заволок глаза Стивена. Боясь, что вот-вот в самом деле вцепится в ненавистное горло хладнокровного ученого-грабителя, Стивен пулей вылетел за дверь, чуть не сбив с ног дочь профессора, стоящую в коридоре.

Вивьен Крестон, прижав к груди учебники, потрясенно застыла, глядя вслед Стивену, мчащемуся по коридору к выходу из проклятого здания.

Он не заметил ее!

Он уходит, и, наверное, навсегда. Они с отцом явно серьезно повздорили. Стивен Фосс не вернется в этот дом!

Вивьен закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и прислонилась к грязно-зеленой стене коридора. Ее знаменитый отец уверял, что знает о людях все, но никогда не делился своими знаниями с пятнадцатилетней дочерью. И теперь Вивьен впервые встретилась с душевной болью.

Вивьен Крестон показалось, что ее сердце пронзил острый нож, и оно, разорванное на куски, нестерпимо заныло.

Да, у Роджера Крестона была дочь Вивьен. Стивен едва помнил это вечно испуганное юное существо с копной вьющихся темных волос, туго стянутых резинками и бесчисленными заколками.

– Если бы ты хотя бы изредка высовывал свой нос из лаборатории, – голос Леоноры прервал печальные воспоминания Стивена, – ты бы знал, что Вивьен Крестон пользуется восторженным обожанием уймы поклонников. Билеты на ее концерты распродаются заранее, хотя цены, на мой взгляд, просто бешеные. Во всем мире вряд ли найдется хоть один занудный чиновник, который посмеет отказать ей в какой-нибудь мелочи. Недавно вышел альбом с ее лучшими записями.

Стивен взглянул на конверт от пластинки.

Тонкие руки молодой женщины свободно расположились на клавишах, и в ушах Стивена сама собой зазвенела хрустальная переливающаяся музыка. Нет, подумал он, эта страстная женщина не может быть дочерью Роджера Крестона.

Профессор был настоящим роботом – хладнокровным, уравновешенным, расчетливым. Глядя на своего учителя, Стивен уверился, что настоящий ученый должен быть именно таким – погруженным в работу и не допускающим ни малейшего проявления человеческих чувств. Поверить в то, что бесчувственный и безнравственный подлец вырастил женщину, способную перевернуть людям душу своей страстной игрой, было почти невозможно.

Стивен взглянул на оборотную сторону конверта и едва не выронил его из рук – прямо на него смотрели серьезные лучистые глаза, окаймленные густыми ресницами. Их золотисто-медовое сияние со странным огоньком удивления было одновременно и новым, и сразу узнаваемым. Конечно, на фото та самая тонконогая девочка-подросток, Стивен хорошо помнил этот взгляд.

Черт возьми, как быстро растут дети! У Стивена появилось странное ощущение, будто он попал на другую планету, на планету своей доверчивой юности. На планету, которая разлетелась вдребезги, когда будущий знаменитый ученый столкнулся с предательством почти боготворимого им учителя.

Бархатные глаза женщины с фотографии смотрели прямо в душу Стивена. Узкое нежное лицо поражало беловато-розовым оттенком кожи. Казалось, что глаза смотрят из раскрытых створок неведомой экзотической раковины. По-детски пухлые, чуть тронутые светлой перламутровой помадой губы усиливали эффект.

Вивьен Крестон выглядела неземным существом. Как светлый ангел или призрачная фея. Но музыка, рвущаяся из-под ее пальцев, бурлила и кружила голову не хуже выдержанного шампанского и говорила о ярости земной страсти.

Стивен вспомнил третью жену Крестона Мадлен, которая была значительно моложе своего маститого мужа и отличалась крайней несдержанностью в проявлении чувств. Видимо, дочь унаследовала кипучую энергию матери.

У Роджера и Мадлен все-таки была одна общая черта – они, не считаясь ни с чем, добивались того, чего хотели.

В то далекое время Мадлен Крестон была увлечена юным Стивеном Фоссом и соблазняла его всеми возможными способами.

– Похоже, эта музыка произвела на тебя даже большее впечатление, чем я ожидала. – В голосе Леоноры звучало удивление, чувствовалось, что ее женское самолюбие задето. – Я не очень хорошо разбираюсь в тонкостях настроения, но ты явно паришь в небесах.

Леонора попала в точку. Волны музыки окружили Стивена, затуманили голову, зажгли лихорадочный жар в крови.

– Не говори глупостей. Ты судишь по себе, дорогая.

Стивен обнял Леонору и поцеловал, но это было не движением души, а скорее самозащитой.

Многие годы Стивен жил по принципу: тело должно получать сексуальное удовлетворение, а ум – быть свободным от тумана романтических увлечений. Роджер Крестон убедил его, что эмоции вносят в жизнь путаницу и суматоху. Они отнимают силы, делают человека уязвимым.

Стивен со стыдом вспоминал о своем юношеском идеализме. Ему не только удалось выжить, он сумел взобраться на вершину научного Олимпа. И добился он успеха в немалой степени потому, что научился прятать свои истинные чувства, за что следовало поблагодарить Роджера Крестона.

Леонора прижалась к его плечу, Стивен машинально погладил ее, но перед его глазами стояла фотография Вивьен Крестон, напомнившая ему фрески на сводах старинных кафедральных соборов.

Он мельком подумал, невинна она или нет, но, вспомнив об огненной страсти ее музыки, решил, что вряд ли. Это странное сочетание невинности и огня не давало ему покою. Как могут уживаться в одном человеке нежность, изящество, деликатность и – стихийная, бешеная, демоническая страстность?

Внезапно Стивен, который после разрыва с профессором Крестоном никогда не отмечал никаких праздников, понял, что на Рождество хочет сделать себе подарок.

Он хочет получить Вивьен Крестон. И, хорошо зная ее отца, Стивен не сомневался, что с его помощью добьется желаемого.

Глава 2

Они сидели в кабинете огромного дома Стивена. Профессор Роджер Крестон немедленно откликнулся на неожиданное приглашение бывшего ученика и прилетел на остров.

Они не виделись более десяти лет – с того злополучного дня, когда ассистент Стивен Фосс узнал о постыдном поступке своего учителя.

Роджер Крестом попытался держаться дружески, будто не было прошлого, но Стивен резко пресек эту попытку и холодно, четко выговаривая слова, изложил свои требования.

– Боже правый! – Проженный циник в ужасе уставился на своего бывшего ассистента. – Нельзя так жестоко шутить.

– Я вовсе не шучу, напротив, я абсолютно серьезен, – почти ласково возразил Стивен.

То, что Роджер Крестон не посмел отказаться от приглашения Стивена и, забросив дела, примчался на остров Монхеген, было убедительным доказательством изменения их положения в научном мире. Стивен чувствовал в глубине души злорадное удовлетворение.

Конечно, Роджер Крестон все еще считался серьезным исследователем и уважаемым профессором. Его статьи регулярно появлялись в научных журналах, и он часто выступал на конференциях. Но в его выступлениях не было ничего нового и значительного. Его звезда клонилась к закату.

Стивен Фосс в отличие от Роджера Крестона совершил стремительный, головокружительный взлет. Его постоянно приглашали на конференции в разные уголки мира, самые престижные университеты боролись за возможность заполучить его хотя бы на короткий курс лекций.

Да и сами выступления Стивена проходили совсем по-другому: лекции или выступления Крестона посещали любители-одиночки, тогда как аудитории, где появлялся Стивен, были переполнены желающими услышать самые свежие, всегда интересные мысли выдающегося ученого. Он позволял записывать свои выступления, но категорически запрещал журналистам фотографировать его или снимать на кинопленку.