Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало

Валькина совесть была чиста. К бабке ее влекло не ожидание финансовых выгод, а любопытство, которое бабушка удовлетворяла безо всяких пуританских отговорок, и восхищение перед огромной женской силой, живым воплощением которой являлась Евдокия Михайловна. «Вот женщина, которой никогда не надоест жить», — завистливо думала Валька, здороваясь и прощаясь с вечно сменявшими друг друга молодыми бабушкиными любовниками.

— Кстати, вы знаете, что у нее новый воздыхатель? — спросила тетя Аля собравшихся.

— Милая, это называется альфонс, — поправил ее муж.

Альбина Михайловна добродетельно потупилась.

— И кто он? — отрывисто спросила Екатерина Алексеевна. Спрашивает, ясное дело, не из простого любопытства. Прикидывает, не перепадет ли мальчишке кое-что из бабушкиного имущества.

— Стриптизер, — вполголоса ответила тетя Аля и нервно прыснула в кружевной платок. — Работает в «Драккаре»…

— А ты откуда знаешь, где он работает? — подала голос Валькина мама, и дядя Сергей опустил голову, скрывая улыбку, а дядя Женя немедленно побагровел.

— Что ты хочешь сказать? — ринулся он на защиту жены.

— Оставь, Женя, — оборвала жена супружеский порыв. Обернулась к маме, прищурила холодные глаза и подчеркнуто вежливо ответила:

— Ходят слухи.

— Ах, слухи…

Мама сделала утвердительный и понимающий жест. Вальку передернуло. Почему она все время напрашивается на скандал?

— Ну и язва ты, Мария, — укорила тетя Катя суровым тоном. И впрямь, язва.

Все присутствующие хорошо знали, что второй слабостью Альбины Яковлевны, после безоглядной любви к сыну, было посещение мужского стрипшоу. Наверное, она могла неплохо заработать, показывая скучающим озабоченным дамочкам постбальзаковского возраста подобные увеселительные заведения.

Мать только усмехнулась и перевернула еще одну страницу дамского каталога.

— Так, я больше ждать не могу, — решительно сказал Сергей Владимирович и сверился с наручными часами. — Катя, ты останешься?

— Останусь, — твердо ответила жена.

— Хорошо. У меня через час важная встреча. Желаю всем удачи, — оглядев родственников, сказал дядя Сережа.

— Спасибо, тебе того же, — вежливо ответила Валькина мать, и даже эта невинная фраза прозвучала в ее устах издевкой.

Екатерина Алексеевна слегка вспыхнула и открыла рот, чтобы дать достойную отповедь бабе, покусившейся на супруга, как вдруг снаружи раздался шум открываемой двери, заговорили два веселых голоса, мужской и женский, и шаги зазвучали громче, приближаясь к гостиной.

Все, кроме Вальки и ее матери вытянули шеи, подались к двери и замерли в напряженном ожидании. Из глубины дома вынырнула неприветливая Нина в грязном переднике и застыла, с беспокойством глядя на закрытую дверь гостиной.

«Прямо, как перед выходом английской королевы», — успела подумать Валька, и дверь распахнулась.

Но на пороге комнаты возникла вовсе не царственная женская фигура, а молодой человек, одетый в рваные голубые джинсы и черную крутую «косуху». Обвел собравшихся веселым и наглым взглядом, чему-то усмехнулся, обернулся назад и спросил:

— Это родственники?

— Родственники, — подтвердил низкий бабушкин голос, все еще полный очарования.

Молодой человек снова оглядел гостей, покачал головой, от всего сердца заметил:

— Обалдеть, ну и зверинец!

И расхохотался им прямо в лицо.

— Молодой человек! — грозно возвысила голос Екатерина Алексеевна.

— Вы мне? — кротко спросил прибывший, расстегивая молнии и кнопки на куртке.

— Кому же еще? — ответила бабушка. Она возникла на пороге комнаты и подталкивала юношу вперед. — Ты здесь еще видишь молодых людей?

Валька с трудом сдержала смех и оглядела бабушку. Давненько они не виделись, давненько… Впрочем, причина уважительная. Валька совсем недавно вернулась из Лиона, где провела четыре месяца, сопровождая состоятельную семью в качестве переводчика. А бабушка, которая прожила во Франции почти половину сознательной жизни, эту страну отчего-то невзлюбила.

— К тебе это не относится, — с неприкрытой нежностью сказала бабушка Вальке и подставила внучке щеку для поцелуя. — Здравствуй, милая. Давно вернулась?

— Позавчера, — ответила Валька. Метнулась к своей сумке и достала сверток с сувенирами.

— Это тебе…

По лицу Евдокии Михайловны пробежала судорога.

— Убери! — велела она жестко.

Валька опешила.

— Ты хотя бы посмотри, — попросила она. — Я старалась, искала…

Евдокия Михайловна опомнилась и взяла себя в руки.

— Чепуха какая… Извини, детка, я просто не люблю все французское.

— Кроме парфюмерии, — уточнил вполголоса дерзкий мальчик и положил небритый подбородок ей на плечо.

Бабушка рассмеялась и оттолкнула его в сторону.

— Паршивец! Давай твои сувениры, — велела она внучке. Взяла сверток, но не развернула его. Немного подержала в руках и протянула Нине.

— Отнеси в мою комнату…

Домработница схватила пакет и рысью побежала по лестнице, ведущей на второй этаж дома.

— Я потом посмотрю, — объяснила бабушка Вальке, удивленной такой невежливостью. Обернулась к собравшимся и громко сказала:

— Всем добрый вечер!

Гости ответили нестройным гулом. Валька оглядела родственников и еще раз подивилась произошедшим переменам. Все недовольство, излучаемое ими несколько минут назад, растворилось в вежливых улыбках. Тетя Аля сияла так, словно дожидалась этой минуты долгие предшествующие годы и наконец дождалась.

— Евдокия Михайловна! — воскликнула она с чувством. — Вы так потрясающе выглядите! Неужели подтяжку сделали?

После минутного замешательства в комнате раздался тихий смех. Смеялась Валькина мать.

«В этом вся тетя Аля, — подумала Валька со стыдом. — Хочет приятное сказать, — и обязательно ляпнет какую-нибудь бестактность. Не нарочно. Она для этого недостаточно тонкая. Вот тетя Катя, пожалуй, сказала бы эту фразу с умыслом».

Но Екатерина Алексеевна промолчала, и только выразительно расширила глаза, посмотрев на родственницу.

Бабушка не обиделась. Пожала плечами и скинула пальто, явно решив не отвечать на подобную глупость.

Но выглядела она и впрямь превосходно.

Валька с безмолвным одобрением оглядела элегантное и простое платье, выставляющее напоказ безукоризненные линии тела почти семидесятилетней женщины. Четкие скульптурные пропорции. Узкая талия. Прямая гордая спина без малейших признаков сутулости. Ровные стройные ноги в изящных сверкающих туфельках. Высокий класс.

Евдокия Михайловна отошла к камину, уселась на диван и, повернув голову в сторону гостей, сделала рукой приглашающий вежливый жест.

— Сядьте, — озвучила она приглашение мягким ровным голосом.

Все потянулись к хозяйке, выбирая места. Одна Валька осталась стоять на месте, завороженная внезапно открывшимся зрелищем.

Часть комнаты возле камина освещалась неярким торшером, Огромный оранжевый абажур был низко опущен, и свет стелился по ковру, оставляя лица в полутьме. Словно услышав Валькин призыв, бабушка снова медленно повернула голову и рассеянно улыбнулась. Морщины растворились, и на девушку смотрело из полумрака изумительно красивое лицо.

Черные пышные волосы слились с темнотой и казались длинными. Наверное, в молодости, когда бабушка заплетала косы, они были чуть ли не самым гибельным оружием в борьбе за мужское поклонение. Два полукруга челки обрамляли все еще четко очерченный выпуклый лоб.

И устало смотрели на девушку длинные темные глаза, в которых, отражаясь, плясали огненные искры. Очень грустные глаза, казавшиеся в ярком дневном свете ехидно прищуренными.

— А ты? — негромко спросила бабушка, и все оглянулись на Вальку.

— Я здесь посижу, — ответила она. — Мне и так слышно.

Евдокия Михайловна обернулась назад, нашла взглядом Валькину мать и окликнула:

— Маша!

Мама подняла взгляд от каталога, и бабушка похлопала ладонью рядом с собой.

— Сядь поближе.