Как разрушить мою подростковую жизнь (ЛП)

– Я серьезно. Его могла сбить машина.

– Серьезно, я знаю.

Парень подошел ко мне.

– Ты хоть представляешь, сколько собак попадают под машину или в приют по вине своих безалаберных хозяев? – он что шутит? Последнее, в чем я нуждаюсь – так это в лекции о безопасности собак. Я потрясла перед его носом пакетом с какашками, который все еще держала в руке.

– Послушай, я не безалаберный хозяин. Неряшливые хозяева не носят контейнеры для какашек. И как ты видишь, мой пес цел и невредим.

Он поднял руки в знак фальшивой капитуляции.

– Не сердись на меня, я всего лишь беспокойный гражданин.

– Спасибо, что поймал мою собаку, – сказав это, я направилась домой, все еще держа в руках пакет с экскрементами.

– Арг! – пролаял Мутт по дороге.

Я посмотрела на пса со своей знаменитой усмешкой.

– От тебя так много проблем.

В ответ мой пес пукнул. К тому же, он еще и вонючка. Фу.

Пассивно-агрессивный разговор.

Глава 2

Бог говорил с Моисеем (Исход 3:4).

До сих пор ли Бог разговаривает с людьми?

И почему, когда я с ним разговариваю, мне кажется, будто он никогда не ответит?

Было действительно приятно пообщаться с вами, ребята, и мы вскоре вновь увидимся, но вам нужно уходить

В воскресенье я с Муттом приехала к маме в новый дом в Дирфилде. С тех пор, как я начала жить с папой, я приезжаю к ней на выходные. Мутт забежал в дом прежде, чем я полностью открыла дверь.

– Арг! Арг!

Мне не нужно гадать, где мама. Ее крик оповестил меня о том, что она на кухне.

– Эми!

А вот и она.

– Что? – спросила я равнодушно.

– Ты притащила с собой пса?

– Мутт, мама. Его зовут Мутт.

Ладно, теоретически, это одно и то же.

– Арг! – пролаял Мутт.

– Почему он так лает?

– Я уже тебе говорила тебе, что у него дефект речи.

Это семейное. Мой папа не выговаривает звук «з», потому что в израильском языке нет звука «з». Я привыкла к этому. Хотя, я даже не слышу его акцента.

То же самое с Муттом.

– Может быть, с ним что-то не так, – сказала она, повторив свой вопрос. – Ему сделали все прививки?

Я закатила глаза.

– И ты называешь меня Королевой Драм? Он совершенно здоров.

– Просто… Пусть он побудет на улице. У Марка аллергия.

Я плохо чувствую себя из-за того, что мне придется оставить его на улице, особенно потому, что я привезла его из Израиля, и он привык к теплу. Но у него есть теплая шерстка, и поэтому я не должна волноваться, верно?

– Мутт, выходи, – приказала я, открывая заднюю дверь. Он вприпрыжку побежал к двери. Кажется, он не против побыть на улице.

Честно говоря, я думаю, что у Марка появилась аллергия лишь от одной мысли, чтобы завести собаку.

Он помешан на чистоте, а Мутт – это брезжившее слюнями животное.

Обернувшись, я заметила, как мама смотрит на мою грудь.

– В последнее время она выглядит немного обвисшей. Думаю, настало время купить новые бюстгальтеры.

– Мама, – в ужасе сказала я, – с моими лифчиками все в порядке.

– Когда в последний раз они должным образом держали твои формы?

О нет, только не это. Опять. Однажды моя мама заставила меня пойти в бутик к специалисту по бюстгальтерам. И вот представьте, я стою в примерочной, а девушка-консультант, измерив меня, помогает мне засунуть мою грудь в лифчик. Это был самый неловкий момент в моей жизни (ладно, в моей жизни их было миллион, но этот возглавляет список).

– Не могли бы мы не говорить о моей груди, пожалуйста?

Здорово, Святой Аллергик зашел на кухню. Надеюсь, он не слышал разговор об обвисших сиськах.

– Привет, Эми, – сказал он.

– Привет, – пробормотала я.

Наклонившись к маме, он поцеловал ее. Фууу! Серьезно, если он начнет к ней приставать, я уйду.

– Апчи!

– О, милый, – сказала мама (нет, она обращается не ко мне). – Собака Эми была в доме.

– Все нормально, – ответил он. Подлиза.

Терпеть не могу все эти «телячьи нежности».

– Пойду, прогуляюсь с Муттом.

– Подожди. Мы хотим у тебя кое-что спросить.

– Что? – я повернулась к маме.

– Просто… Сядь.

Я плюхнулась в кухонное кресло. Мама садится рядом со мной, а Марк рядом с мамой. Она протянула руку, чтобы взять меня за руку.

Ладно, это намного важней, чем разговор о моей груди. Я могу сказать это потому, как сильно она сжимает мою руку.

– Ты бы хотела стать старшей сестрой?

Я пожала плечами.

– Нет, не хотела бы.

Мне нравится моя жизнь такая, как сейчас. У меня есть мои мама и папа, Джессика, мой не-парень, у меня есть Мутт. Моя жизнь прекрасна, так почему же я должна хотеть, чтобы маленький паршивец все испортил?

Возбуждение моей мамы растаяло на глазах.

– Почему ты задумалась об усыновлении? Мам, послушай, я сомневаюсь, что людям в твоем возрасте позволяют усыновлять детей.

– Прошу прощения! Мне всего лишь тридцать семь.

– Ха! Тебе почти сорок.

– Кроме того, – продолжила мама, не обращая на меня внимания, – мы не думали об усыновлении. Я беременна!

Пауза.

Тишина.

Перемотка. Я не ослышалась?

– Ты беременна? У Вас будет ребенок?

Марк широко улыбнулся.

– Да-а.

Я встала.

– И вы не посоветовались со мной?

Я имею в виду, что они хотя бы могли сказать мне. Они хотят найти мне замену, потому что я живу с папой? Как будто я не приезжаю в пригород. Я приехала. А моя мама просто взяла и продала нашу квартиру в городе. Я не могу перейти в другую школу в одиннадцатом классе. Ведь тогда мне придется знакомиться с новыми друзьями. О, Боже. Они так рады этому. Как будто новый малыш будет лучше, чем старая, использованная модель.

Ребенок.

Факт остается фактом: меня заменят, и от этого никуда не деться.

– Я не буду менять подгузники, – ляпнула я. Да, я знаю, что нужно быть незрелой и инфантильной, чтобы ляпнуть такое, но это просто слетело с языка. Подайте на меня в суд за то, что я подросток.

Мама смотрит на меня с полными слез глазами.

– Тебе не нужно менять подгузники.

Простите, но я не могу спокойно тут стоять. В моей голове крутится множество вопросов.

– Вы это планировали?

Мама и Марк переглянулись.

– Ну, да, – ответил он.

– А вы не думали, что мое мнение тоже важно?

– Эми, Марк и я хотим общих детей. Я думала, что ты будешь рада, как и мы.

Я сглотнула, что не очень просто, ведь у меня такое впечатление, будто в горле застрял комок размером с баскетбольный мяч.

– Мне нужно идти, – я взяла Мутта. – Пойдем, мальчик, – проговорила я, ведя его к передней части двора. Мне нужно выйти из дома и выяснить, как мне вписаться в мою, так называемую, семью.

Мама выбежала вслед за мной.

– Эми, я не хочу, чтобы ты сердилась.

Я вздохнула.

– Мам, я не сержусь, мне просто нужно все обдумать. В машине.

Разблокировав телефон, я написала смс Джессике.

Я: Угадай, кто беременна?

Джесс: Ты?

Я: Не смешно.

Джесс: Твоя мама?

Я: Ага!

Джесс: Mazel tov!

Я: Без поздравлений, пожалуйста.

Джесс: Могло быть еще хуже.

Я: Насколько?

Джесс: Это могла быть ты.

Я: Я девственница.

Джесс: Никто не идеален.

Я: Хватит шутить!

Джесс: Лучше шутить, чем рыдать, согласна?

Оставьте это моей лучшей подруге – предлагать вам перспективу.

Но Джессика не знает истории мамы и папы. Истории, все еще живой для одного из них. И это не шутка. Когда я вернулась в город, я была готова поклясться, что температура понизилась на двадцать градусов. Я начала разогревать руки, чтобы изобразить, что замерзла.