Лесная земляника

Однако у дяди Уоррена в Соединенных Штатах были обширные связи. Дело в том, что дядя Уоррен долгие годы являлся Председателем Гольф-клуба Палаты лордов, а среди американских миллионеров, финансистов и бизнесменов в последние годы начался настоящий бум на эту неспешную и в высшей степени аристократическую игру. Кроме того, в Соединенных Штатах уже давно проживал, сколачивая двадцать восьмой по счету миллион, старинный приятель дяди Уоррена, Перси Гугенхайм. К моменту приезда Джона в Штаты Гугенхайму стукнуло 82 года, но на вид ему никто не давал больше шестидесяти, а его банк «Форекс» входил в десятку не самых богатых, но зато самых стабильных банков Америки за последние двадцать пять лет.

Именно у Гугенхайма Джон и начал свой трудовой путь. Вопреки робким надеждам, порожденным необычайно теплым приемом, который оказал молодому человеку старый Перси, Джону досталась более чем скромная должность рядового клерка в одном из чикагских отделений банка. С утра до вечера будущий финансист улыбался разнообразным жителям города, желающим положить свои деньги на депозит, оплатить покупку в кредит или оформить пластиковую карту.

Прошло три года, прежде чем Гугенхайм соизволил повысить молодого сотрудника. Джон стал заместителем заведующего одного из филиалов, а еще через полтора года — заведующим. Еще через некоторое время руководство головного отделения направило его на переподготовку, и только по окончании учебы Джон Фарлоу вошел в правление банка «Форекс» на правах младшего компаньона одного из крупных пайщиков. С этого момента карьерный рост несколько ускорился, и вот уже три года Джон являлся полноправным компаньоном Перси Гугенхайма, более того, старик вполне милостиво отнесся к желанию Фарлоу получить самостоятельность. Иными словами, создать свой собственный банк. Таким образом, в тридцать лет Джон Фарлоу обрел определенную самостоятельность и впервые с уверенностью смог сказать: пусть я не завоевал Америку, но зато научился работать. В самом деле, благодаря старику Гугенхайму он прошел в банковском деле от первой до последней ступени, знал банковское дело уже не из книг, а на практике, и был готов к любым неожиданностям.

Мистер Тревис только номинально являлся компаньоном Джона в деле создания нового банка. На самом деле Тревис выполнял роль Всевидящего Ока Перси Гугенхайма — это был своего рода дружеский подарок на карьерное совершеннолетие. Тревис — опытнейший финансист старой школы — был, скорее, советником и разведчиком в трудном деле накопления первоначальных активов.

Решение Джона вернуться в Англию было принято с пониманием и одобрением — «Форекс» получал шанс стать транснациональным финансовым институтом, ну а то, что дома и стены помогают…

Джон вернулся домой полгода назад, но еще до сих пор не посетил с визитом всех своих родственников и даже не съездил в поместье Мейденхед, в юности бывшее для него практически родным домом. Да и не к кому было ехать.

Дядя Уоррен умер два года назад, леди Диана сильно сдала и проживала в семье своего старшего сына, двоюродного брата Джона, в Ланкашире. С поместьем дела обстояли довольно плачевно, так как еще при жизни дяди Уоррена начались серьезные финансовые затруднения. Собственно, это не было чем-то из ряда вон выходящим: по всей Англии происходило то же самое. Крупным землевладельцам — аристократам из старинных английских родов — становилось все невыгоднее содержать громадные фамильные наделы. Налоги выросли, арендаторов земли становилось все меньше, и единственным выходом становилось дробление поместий на мелкие окупаемые участки земли, а на это решались не все.

Дядя Уоррен, как следовало из письма леди Дианы, также был вынужден продать большую часть своих земель, отчасти именно это и ускорило его смерть. Во владении семьи Уорренов остались только старый дом, тисовая роща, заливные луга да небольшой отрезок реки.

Дом, сообщала тетка, находится в запустении, впрочем, если у Джона будет желание, его довольно легко привести в порядок. Слуги уволились, дворецкий Гибсон женился на кухарке и живет в соседней деревушке, а за домом присматривает одна добрая душа, милая девушка, возможно, Джон ее помнит. Это внучка одной из старинных подруг леди Дианы, Майра. У нее довольно нелегкая жизнь, впрочем, подробностей леди Диана не знает, и хорошо бы было, если бы Джон не стал ее выгонять, а оставил в доме.

В самом конце письма тетка, явно спохватившись, что не сообщила самого главного, писала: дом и оставшуюся землю граф Уоррен завещал своему любимому племяннику Джону Фарлоу, но с одной оговоркой. Джон не должен продавать свое наследство.

Прочитав письмо, Джон Фарлоу расстроился. Было очень жалко дядю, и старый дом, и тисовую рощу — но хлопоты с ремонтом сейчас были совершенно неуместны, да и потом, какой Мейденхед! Вся жизнь Джона в ближайшее время должна будет проходить в Лондоне, ему банк создавать, а тут — ремонт! К тому же ремонт дома, в котором ему вряд ли придется жить.

Кроме того, Клэр…

Клэр Дэвис была, по меткому выражению некоторых друзей Джона Фарлоу, самопровозглашенной невестой. Еще очень давно, десять лет назад, Клэр влюбилась в черноволосого красавца-соседа — Дэвисы проживали в соседнем поместье. Кроме того, Джон был женихом ПЕРСПЕКТИВНЫМ, так всегда говорил папа Клэр, старый мистер Дэвис.

Одним словом, десять лет назад Клэр занималась тем, что то и дело обвивалась вокруг Джона наподобие плюща, а также отгоняла от него других претенденток на руку и сердце.

Нельзя сказать, чтобы Джон был в нее влюблен… собственно, десять лет назад он был влюблен практически во всех девушек мира — и не любил ни одной.

В Америке было не до романов и уж тем более не до женитьбы. Но три года назад Джон Фарлоу испытал сильнейшее потрясение — в Чикаго приехала Клэр Дэвис. Обосновалась в отеле «Сплендид», обзавелась подружками и связями и начала атаку на Джона Фарлоу.

Он был слишком занят делами с одной стороны — а с другой, Клэр была приветом из юности, вестью с родной земли, она была знакомая, своя, ее не надо было изучать и постигать, да и красива она была, что там говорить… Одним словом, Джон Фарлоу очень быстро примирился со статусом жениха мисс Клэр Дэвис.

В Англию они, разумеется, приехали вместе, визиты наносили вместе, в театр ходили вместе, на приемах появлялись вместе, и папе Джон был уже представлен — по второму разу, в качестве официального жениха — так что, вроде бы, дело семимильными шагами шло к свадьбе, но…

Он часто ловил себя на странной для счастливого избранника прелестной девушки мысли: хорошо, что сейчас ему совершенно некогда заниматься свадьбой!

Джон Фарлоу, ослепительный и элегантный, вышел из подъезда отеля «Мажестик» и сел в сверкающий черным лаком «бентли». Швейцар разогнулся, только когда автомобиль исчез за поворотом. Две дамы, примолкнувшие на время прохода Джона Фарлоу по вестибюлю «Мажестика», хором вздохнули и возобновили свой щебет.

Вечер был, как всегда, утомительным и плодотворным. Брюки выдержали, и герцогиня была умница, ничего не роняла, если не считать единственной неприятной фразы, которую она уронила в самом начале вечера, издав изумленный вопль: «Боже мой, это же Джон! А где ваша очаровательная невеста, мой дорогой? Все время забываю… но она похожа на валькирию. В хорошем смысле, разумеется. Ах, да, Клэр!»

Неприятно было не то, что герцогиня не помнит имени его невесты — герцогиня может себе это позволить, тем более что Клэр Дэвис никогда раньше не была вхожа в аристократические круги. Просто упоминание о валькирии вызвало целую бурю мыслей о Клэр, и Джон Фарлоу, раскланиваясь и улыбаясь налево и направо, непрестанно раздумывал о своей невесте.

Клэр Дэвис исполнилось восемнадцать, когда они познакомились, и двадцать пять, когда она приехала к нему в Чикаго. Клэр была высокой, стройной, немного тяжеловатой в кости английской девушкой. Характерные для английских красавиц голубые глаза также были в наличии, но вот с пшеничными косами получилось не сразу. От природы Клэр была шатенкой, однако современная бытовая химия творит чудеса, и потому лет с семнадцати головку будущей валькирии украшали самые настоящие пшеничные косы. Главное — не забывать подкрашивать корни.