Лукавый сексуальный лжец (ЛП)

долларовую купюру. Самодовольно ухмыляясь, я кладу ее в банку.

Проследив за моим движением, парень возвращает взгляд на меня.

– «Автомобильный фонд»? – прочитав этикетку, спрашивает он. – Что

это?

– Так, ничего, – отвечаю я и жестом показываю на сорта разливного пива:

– Так что вы пили, парни?

– Ты только что заработала доллар на моих словах, но так ничего и не

расскажешь?

Я заправляю выбившуюся прядь за ухо, понимая, что он не сделает заказ,

пока я не отвечу.

– Всего лишь кое-что, не раз слышанное, – говорю я. На самом деле я

чаще, чем собственное имя, слышу про них: на каждой щеке у меня глубокие

ямочки, и я бы наврала, не признавшись, что они одновременно самая

любимая и нелюбимая черта в моей внешности. Вместе с выгоревшими на

солнце прядями моих и без того светлых волос и веснушками они делают

меня похожей на типаж так называемой соседской девчонки. – А Фред не

верит, что это происходит так часто, как я ему говорила, – продолжаю я,

большим пальцем через плечо показывая в его сторону. – И мы решили

устроить небольшое пари: доллар за каждый раз, когда меня называют

Ямочкой или упоминают их. Я уже собираюсь купить машину.

– На следующей неделе ставка та же, – где-то позади меня ворчит Фред.

Телефон чувака снова оживает, но на этот раз он на него не отвлекается,

даже не проверяет. Вместо этого засовывает его в задний карман джинсов,

смотрит то на меня, то на Фреда и улыбается.

И прямо сейчас мне нужна передышка.

Если до этого я думала, что парень красив, то это было просто ничто, по

сравнению с тем, как сейчас от улыбки преобразилось его лицо. В глазах

загорелись огоньки, и все его высокомерие просто… испарилось. Его кожа

чистая и загорелая, и женщины, должно быть, гадают, каким хайлайтером он

пользуется, потому она практически светится, окрашивая румянцем его щеки.

Заостренные черты лица смягчились, а в уголках глаз образовались

морщинки. Я понимаю, это всего лишь улыбка, но не могу решить, что мне

нравится больше: полные губы, белые идеальные зубы или как один уголок

рта приподнимается выше другого. Он заставляет меня хотеть улыбнуться в

ответ.

Он крутит перед собой подставку для бокала и продолжает мне

улыбаться.

– Выходит, ты считаешь меня не оригинальным, – замечает он.

– Я никак тебя не считаю, – ухмыляюсь я в ответ. – Но приходится

признать, что это так, ведь прямо сейчас я заработала деньги.

Он бегло оглядывает мои щеки.

– Эти ямочки просто потрясающие. И я могу себе вообразить куда

худший повод прославиться. Никто не назовет тебя Деревянной Ногой или

Бородатой Леди.

Нет, парень даже не пытается быть милым.

– Ладно, вернемся к пиву, – говорю я. – Бутылочное, разливное?

– Интересно, с чего ты взяла, что я заказал Хайнекен? Думаю, мое

уязвленное самолюбие заслуживает такую малость.

Я бросаю взгляд ему за спину, где его друзья якобы играют в пул, а

сейчас в основном пытаются вдарить друг другу киями по яйцам, и решаю

ответить честно.

– Как правило – и под «как правило» я подразумеваю «всегда» – у

любителей Хайнекена чудовищное самомнение и ноль скромности. Им

срочно нужно в туалет, едва подходит официантка со счетом, и еще они

скорее всего тащатся по спортивным тачкам.

Парень смеется и кивает.

– Понятно. Это научное исследование?

Его смех звучит даже мило. Он так глуповато подергивает плечами, как

хохотушка.

– Строжайшее и объективное, – отвечаю я. – Сама проводила

клинические испытания.

Он сдерживается, чтобы не захохотать еще сильнее.

– Тогда скажу тебе в утешение, что я на самом деле не заказывал

Хайнекен, и вообще-то хотел спросить, что у тебя есть, потому что мы только

что выпили по Стелле, и мне захотелось чего-то более интересного.

Не глядя, я перечисляю:

– Будвайзер, Стоун IPA, Плиний Старший, Гиннесс, Аллагаш и Грин

Флэш.

– Начнем с Плиния, – говорит он, и я стараюсь скрыть, насколько это

меня удивило – в профессиональном смысле. Он явно разбирается в пиве,

потому что выбрал лучшее из имеющегося.

– Шесть, пожалуйста. Я Люк, кстати. Люк Саттер.

Он протягивает руку, и после некоторого колебания я принимаю ее.

– Приятно познакомиться, Люк.

У него большая ладонь, не слишком мягкая… и очень приятная. Длинные

пальцы, чистые ногти, крепкое пожатие. Я убираю свою руку и практически

тут же начинаю наливать ему пиво.

– А тебя зовут… – продолжает он, вопросительно произнеся последнее

слово.

– С тебя тридцать долларов, – говорю я вместо ответа.

Явно забавляясь, Люк слегка улыбается, после чего достает из кошелька

две двадцатки и кладет их на стойку. Берет три стакана и кивает мне, прежде

чем отвернуться.

– Я вернусь за остальными, – говорит он. И уходит.

Открывается входная дверь, и входят одна за другой участницы какого-то

девичника. И в течение следующих трех часов я делаю больше розовых

коктейлей с сексуальными названиями, чем в состоянии сосчитать. Поэтому

забрал ли оставшееся пиво Люк или кто-то еще, я даже не заметила. Что,

кстати, очень даже хорошо, – напоминаю я себе. Ведь если и есть правило,

которое я усвоила четко и быстро, то вот оно: не встречаться с парнями, с

которыми познакомилась на работе. Никогда.

А Люк… ну, он только усиливает все возможные причины поставить это

правило на первое место.

***

Едва уходит последний посетитель, я помогаю Фреду все закрыть,

приезжаю в пустую квартиру и валюсь в постель.

Родители, мягко говоря, не в восторге от моей жизни в Сан-Диего и при

каждой встрече осторожно напоминают об этом. Они не понимают, зачем мне

соседка, если бабуля оставила мне в наследство этот лофт. И хотя здесь я

провела большую часть детства, они также не понимают, почему после

окончания университета я не продала его и не вернулась домой. Нет, ну что за

вариант! Холодный Колорадо вместо солнечного Сан-Диего? На фиг надо. И

они наверняка не одобряют ежедневный серфинг и ночную работу в баре, в

то время как диплом по графическому искусству, ради которого я так

вкалывала, лежит без дела и пылится.

Ладно, по поводу последнего они правы.

Но прямо сейчас я довольна своей жизнью. Лола беспокоится, что я

слишком долго одна – а я действительно давно одна, но не чувствую себя

несчастной. Работать барменом – это забавно, а серфинг для меня значит еще

больше. Он часть меня. Я люблю наблюдать, как медленно вздымаются и

закручиваются волны, превращаясь в пенистые стеклянные цилиндры.

Люблю забираться внутрь волны, этого тоннеля, огромного и такого

шумного, что в ушах ревет. Люблю ощущать, как солоноватый воздух

наполняет мой рот и впрыскивается в легкие. Каждую секунду океан строит

замки и разбивает их. Смотреть на это никогда не надоест.

И мне нравится падать в кровать, уставшей от того, что стояла на доске

весь день и работала на ногах всю ночь, а не потому что сидела за столом,

уставившись в монитор компьютера.

Сейчас моя жизнь невероятно хороша.

***

Но в начале своей субботней смены у Фреда я чувствую себя разбитой и

взвинченной одновременно: ребра болят, а горло продрано кашлем и соленой

водой.

Бывают дни, когда океан готов содействовать и катит волны прямо ко

мне. Сегодня не тот день. Сначала волны были очень даже ничего, но ни одну

я не смогла оседлать. Либо слишком рано вставала, либо поздно. Я уже давно

сбилась со счета, сколько вообще раз падала или получала доской по заднице.

До колледжа каждые каникулы проводила тут, у бабушки, и серфила на