Грязные игры

Как и все остальные главные редакторы, Джорджина отлично знала: Дуглас мечтал, чтобы в конечном итоге все подвластные ему газеты перешли на ежедневную форму выпуска. Начать операцию он намеревался со скромных середнячков из группы «Геральд», продолжить мощными «Дейли» и «Санди трибюн», а завершить всеми остальными.

Благодаря одному сослуживцу из финансового отдела, который был перед Джорджиной в долгу, она знала, что Шэрон уже разработала детальный план перехода на ежедневный выпуск и собиралась представить его Дугласу в одиннадцать часов следующего утра. Поэтому Джорджина и решила, что должна опередить соперницу и перехватить инициативу. А Холлоуэй пусть еще помучается.

– В газете может быть лишь один главред, Дуглас. А нормально работать, когда газету разрывают на части, попросту невозможно. Поэтому либо я остаюсь и делаю газету такой, какой я ее вижу, либо увольняюсь. Это мое последнее слово.

– Хорошо, хорошо, – закивал Дуглас. – Положись на меня, Джорджина, я все улажу. Тебе дадут зеленый свет. «Санди» крепко стоит на ногах. Возможно, не все у нас еще гладко, но мы на верном пути. Тираж растет из года в год, реклама приносит нам все больше денег. Лишь одно я бы тебе посоветовал: будь построже с сотрудниками. Не забывай ни на минуту – лучше внушать страх, чем быть любимым.

– Только не надо пичкать меня цитатами из Макиавелли, Дуглас, – отмахнулась Джорджина. – Ваши воззрения на власть мне и так хорошо известны. Кстати, если уж на то пошло, то Макиавелли говорил также, что самая эффективная политика борьбы с заговорщиками – это такая политика, которая не вызывает ненависти.

– Ты ведь знаешь, насколько я на тебя полагаюсь, – продолжил Дуглас, как будто не слышал ее реплики. – В нашем деле безграничное доверие – редкость. Прошу тебя, давай оставим все как есть. Не увольняйся. Не бросай нас. – В его голосе прозвучали умоляющие нотки.

Дуглас ничуть не покривил душой. Джорджина работала у него уже семь лет и была одной из немногих, кому он полностью доверял. Он действительно привык во всем на нее полагаться, зная, что она не подведет его. Да и журналистское чутье было у нее отменное.

Но Джорджина явно устала, и это ощущалось во всем. И виной тому была не только утомительная, на износ, работа в «Санди трибюн», но – и куда в большей степени – постоянные происки Шэрон.

– Может, будет лучше, если вы передадите мои функции Шэрон? – предложила Джорджина. – Воскресный выпуск прикроете полностью и тем самым деньги сэкономите. А «Дейли» будет выходить ежедневно, – закончила она со вздохом.

– Я же тебе сто раз объяснял, почему это невозможно, – терпеливо напомнил Дуглас. – Чтобы выпускать «Санди трибюн», у Шэрон не хватает ни класса, ни мозгов. Это ведь совсем не то, что «Дейли», да и читатель у «Санди» другой. Только тебе это по плечу. Я ни за что не стану рисковать судьбой газеты. И тебя, Джорджина, мне никто не заменит.

Выпив два бокала шампанского, Джорджина наконец сменила гнев на милость.

– Ладно, останусь, но с одним условием, – сказала она. – Я выпускаю «Санди трибюн» и определяю всю ее издательскую политику. Если мне снова будут вставлять палки в колеса, я уйду. Давайте назначим срок – два месяца. Если к тому времени вы не разрубите этот узел, я уволюсь. И поверьте, Дуглас, я слов на ветер не бросаю. – Немного помолчав, она продолжила: – Да, и вот еще что. Тревор Стивенс прозрачно намекал, что не прочь назначить меня главредом «Санди глоуб». Наверное, я завтра позвоню ему и скажу, чтобы он на меня не рассчитывал. Пока, во всяком случае.

– Господи, да как ты только подумать могла, чтобы перейти к этому убожеству! – взорвался Холлоуэй. – За последние полгода они потеряли больше читателей, чем партия тори – своих сторонников на последних выборах. Нет, ты сегодня же перезвони Стивенсу и откажись наотрез.

Он протянул руку к стакану с водой и как бы ненароком посмотрел на часы. Джорджину это взбесило.

– Да, Дуглас, – ледяным тоном бросила она, – уже почти девять. Бекки вас ждет, и я вас сейчас отпущу. Но сначала взгляните на это. – Она раскрыла черный кожаный атташе-кейс и достала из него папку с документами.

Холлоуэй озадаченно нахмурился.

– Ты же говорила, что у тебя два вопроса, а мы уже разобрались с обоими, – недовольно прогудел он.

– Первый вопрос звучал так: либо вы разберетесь с Шэрон, либо я увольняюсь. Возможно, для вас, Дуглас, здесь и впрямь две проблемы, но для меня это одно и то же. А второй вопрос заключается вот в чем. – Она вручила ему папку. – Это мой план перехода на ежедневный выпуск. Хочу, чтобы пример показала именно «Санди». Я сделала все расчеты. Просмотрите первые странички, на большее вас все равно не хватит.

Холлоуэй пробежал глазами титульный лист.

На второй странице были отпечатаны лишь четыре ключевых вывода:

издательские расходы снижаются на 25 процентов;

тираж и годовой доход вырастают на 6 процентов;

доход от рекламы увеличивается на 10 процентов;

общая прибыль вырастает на 20 процентов.

На третьей странице была изображена схема управленческого аппарата. В верхнем прямоугольнике значилось: «Главный редактор – Джорджина Харрисон». Шэрон в схеме не фигурировала.

Холлоуэй закрыл папку и спрятал ее в свой кейс.

– Что ж, на первый взгляд впечатляет. Завтра я покажу это финансовому директору, чтобы он проверил все расчеты.

– С расчетами все в порядке, – сухо сказала Джорджина.

– Что-то я не заметил, какой пост ты оставляешь за Шэрон, – улыбнулся Дуглас.

– В моей схеме место для Шэрон не предусмотрено, – отрезала Джорджина. – Кардинальные перемены требуют жестких решений, Дуглас. Вы сами меня этому учили.

Дуглас Холлоуэй привстал, церемонно поцеловал ее руку и на прощание попросил пообещать, что завтра утром она соберет персонал и официально объявит, что никуда не уходит.

– По правде говоря, – заметил он, словно спохватившись, – Шэрон в последнее время беспокоит меня. Похоже, она переживает серьезный кризис. То ли за ускользающей юностью гонится, то ли еще за чем-то. Ты видела, в чем она заявилась на заседание совета директоров?

Впервые за весь вечер Джорджина позволила себе улыбнуться.

После ухода Дугласа она жестом попросила официанта подать ей счет, но затем передумала и заказала еще бокал шампанского. Похоже, встреча удалась. Все прошло так, как она и рассчитывала. Дуглас заглотил ее наживку вместе с крючком. Джорджина прекрасно понимала, что предложенный ею план по всем статьям превосходит вариант, который на следующий день собиралась представить Шэрон. В этой битве Джорджина одержала верх и отступать теперь не имела права. Никакой пощады сопернице!

Однако больше всего ее радовало, что, пожалуй, впервые за последние семь лет она не уступила Дугласу и не поддалась на его излюбленную уловку: «Как ты можешь… после всего, что я для тебя сделал?!» И тем не менее ее раздражало, что Дуглас снова пустил в ход свой избитый прием. Но еще больше разозлила ее собственная реакция: она видела Дугласа насквозь и все-таки почувствовала себя виноватой. Это был болезненный щелчок по ее самолюбию.

В лучшие дни Джорджине удавалось убедить себя, что роль Дугласа в ее стремительном взлете не столь уж велика, что она сама всего добилась. Однако в худшие дни она сознавала, что обязана Дугласу всем.

Надо сказать, он часто пользовался этим приемом, всякий раз нанося ей удары ниже пояса. На мгновение Джорджину обуял безотчетный ужас: она вдруг вновь ощутила себя пациенткой психиатрической клиники – той самой, из которой ее вытащил Дуглас.

Третий бокал шампанского уже не казался ей столь приятным. Джорджина оставила на столе банкноту достоинством в двадцать фунтов, встала и решительно направилась к выходу.

По настоянию Дугласа Холлоуэя стекла в его «бентли-турбо» были затемненные, и теперь, когда Джон, его шофер, подруливал к боковому входу в «Террейс», это было как нельзя более кстати. Бекки, невидимая снаружи, уютно расположилась на заднем сиденье, заваленном фирменными пакетами из «Хэрродса» [3] и «Харви Николза».