По моим правилам (СИ)

толкнула тяжелую дверь кпп.

Получив у охраны временный пропуск посетителя и, пройдя через проходную, я

оказалась на территории довольно большого комплекса. Три – четыре высоких здания,

высотой этак, в шесть – семь, соединялись между собой анфиладами переходов. Уточнив

у охраны нужный мне корпус, направилась на встречу с доком. Пройдя мимо

регистратуры, я по широкой гулкой лестнице поднялась на второй этаж. Видимо, в

советские времена, здесь была школа, судя по расположению зданий, относительно друг

друга. Господин Темнов встретил меня возле своего кабинета и, предложив зайти, сделал

мне предложение. Увы, не руки и сердца, а всего лишь побыть у них «лабораторной

крыской». Суть предложения заключалась в том, что я буду участвовать в тестировании

нового препарата от рака головного мозга, за вознаграждение естественно, и не сказать

уж что за большое. Хорошо уже то, что я не плачу за лечение, а платят мне, да и еще

дают новейшие препараты.

Мы подписали договор о согласии на лечение, обследование, о неразглашении, о

размере вознаграждения, о неустойке и еще куче всего. Подписала бумагу о ненарушении

режима и курса лечения, предусмотренного моим лечащим врачом. Предупредили о

побочных явлениях, возможном летальном исходе. Эта информация, если честно, весьма

меня напрягла, но потом, подумав, решила что у меня и так вероятность умереть почти в

70 процентов даже при соответствующем и своевременном лечении, и немного

успокоилась. Вечером дома, я собирала вещи в небольшой дорожный чемоданчик –

смена белья, халат, ночнушка, тапочки, набор разных полотенец, расческа, зубная щетка, мыло, посуда, приборы…еще куча всяких вещей, вообщем все, что мне будет нужно для

более – менее комфортного проживания неопределенное время в больнице при

исследовательском центре.

Рано утром следующего дня я была на месте, и уже сдавала необходимые анализы.

Меня поселили в палату, вместе с двумя женщинами, лечившимися тут от похожих

болезней. Довольно большая палата, три койки по разным стенам комнаты, обеденный

стол у окна, телевизор на стене, выкрашенной в противный грязно – серо – голубой цвет.

Небольшой предбанник со шкафом для одежды и белая дверь в туалет – ванна, раковина

и унитаз. Все по больничному – лаконично. Этим же днем, ближе к вечеру, мне ввели в

вену катетер, и я получила первую дозу препарата. Ночью поднялась температура,

организм среагировал на неизвестную ему «заразу», насильно занесенную в него. Меня

подключили к аппарату, который через свои внутренности медленно подавал мне

лекарство по капельнице в вену. От аппарата тянулся длинный провод к розетке, и я

вынуждена была передвигаться по палате почти в обнимку с капельницей, хорошо еще,

что аппарат был на колесиках, так бы я просто не смогла бы таскать ее за собой.

Примерно в таком режиме потянулись дни моего лечения. Утром я шла сдавать кровь,

завтракала, получала новую дозу, обедала, снова сдавала кровь, ужинала и ложилась

спать. Так шла уже вторая неделя моего пребывания в больнице, доктор радовался

результатам обследований, проводимых для отслеживания динамики в ходе лечения, мое

состояние стало значительно улучшаться. А к концу третьей недели я умерла…

***

Ох-х-х... Как же неудобно лежать то. В палате у меня была весьма удобная кровать,

а тут прямо онемело все. И в бок что-то пребольно упирается. Разлепив глаза, уткнулась

взглядом в ствол какого-то дерева. Сфокусировавшись, увидела ползущего в опасной

близости от моего носа паука. Громко взвизгнув, отпрянула от дерева и тут же скривилась

от резкой боли в онемевшем теле. Потихоньку разминая затекшие конечности, стала

осматриваться по сторонам, в попытке определить, где же все-таки я нахожусь.

Увиденное вокруг не обрадовало и слегка шокировало меня. Я так и не поняла, как

оказалась на улице, а тем более в лесу, если в последние несколько недель, даже в окно

не выглядывала, не то что покидала корпус – по распорядку дня, нам не разрешались

прогулки на улице, можно было только в коридорах фланировать, если на то имелось

желание. Я так поняла, что запрет был из-за сниженного иммунитета, забитого

лекарствами, чтобы не простудиться. Ведь, если заболеешь, лечение продолжать нельзя,

пока не выздоровеешь. Я находилась в каком-то овраге, заваленным сухими ветками и

прочим мусором. По дну оврага бежал тоненький ручеек, неся с собой листики, упавшие с

деревьев. Голова слегка кружилась, и очень хотелось пить, но пробовать эту воду я не

рискнула. Все таки я дитя цивилизации, и наслышана про микробы и бактерии, спасибо

рекламе и интернету. В наше время даже есть заболевание такое – Мизо…Мезо…

вообщем, чего-то там фобия. Общий смысл в том, что человек панически боится грязи и

окружающих его бактерий, создавая себе практически стерильную среду, фактически

обрекая себя на гибель максимум, или на принудительное лечение в психушке, как

минимум. И то, если родные вовремя обратят внимание на неадекватное поведение, и

позвонят «куда следует». Только человек порой забывает, что по сути сам является

ходячей бактерией – в одной только полости рта, если не совру – их несколько

миллионов, если не миллиардов, я не пыталась уточнять конкретнее, дабы самой не

«заразиться» этой фобией. Я считаю себя весьма впечатлительной дамочкой. Но

размышлизмы – размышлизмами, а выбираться отсюда все равно надо. Нужно вылезти

из оврага и попытавшись определить направление, пойти искать людей, солнце пока

стоит в зените, но лучше поторопиться и найти себе место для ночлега заранее, чтобы не

пришлось ночевать где-нибудь в лесу под кустом. Когда-то еще в школе, ближе к старшим

классам, мы с преподавателем по ОБЖ ходили в ближайший лес, скорее даже просто

лесопосадку, в так называемый поход. Находили подходящую опушку, раскладывали

палатки, разводили костер, готовили на нем еду в старом казане, который отдала нам на

растерзание одна из мам одноклассников. Сидели всю ночь кружком у костра, распевая

песни под гитару и представляя, что мы сидим не на полянке в трех километрах от дома, а

в диком глухом лесу. Мальчишки изображали из себя этаких Робинов Гудов и прочих

разбойников, девочки шипели и плевались, зарекаясь больше ходить сюда – грязная

одежда, пропахшие дымом волосы и сломанные ногти, не добавляли красоткам

романтики. Меня их переживания особо не задевали, ногти я носила короткие, волосы

заплетала или закалывала, а одежду надевала удобную и немаркую. Не на показ

собралась, а в лес, знаю куда иду и, что там меня может ждать тоже.

Лес вроде был довольно светлый, но кто знает, какие звери здесь водятся, да и где

именно – здесь? Осмотр окрестностей существенного результата не принес. Наш

преподаватель ОБЖ – был старый вояка и даже немножко егерь, давал нам основы

ориентирования на местности. Учил читать карты, работать с компасом, рассказывал, как

найти северную сторону по стволу дерева, по самой яркой звезде на ночном небе

определить свое положение. Рассказывал, что люди всегда селятся около рек, и если

заблудились, но наткнулись на реку, надо идти вниз по ее течению, и там обязательно

должны жить люди.

Я находилась в самом глубоком месте оврага, а деревья, растущие по краю, мешали

увидеть что-либо. Не рискуя пить воду из незнакомого источника, я тем не менее вымыла

руки и умылась. Проведя рукой по растрепанным волосам, в попытке вернуть им

приличный вид, наконец обратила внимание на во что я одета.

Длинное платье под горло с узкими рукавами три четверти из плотной ткани

кофейного цвета, комфортно обтягивало тело, на ноги надеты короткие кожаные сапожки