Пустите меня в Рим

Улица вдруг наполнилась шумом. Я торчала на тротуаре, жмурясь от низкого солнца и с интересом глядя в конец переулка. Вот выскочил человек, за ним еще, в руках у некоторых колыхались флаги, к моему несказанному удивлению – со свастикой. Открыв рот и не в силах вернуть челюсть на место, я смотрела, как на улицу вываливаются – словно пауки или скорпионы из перевернутой банки – крепкие молодые люди в черной одежде. Они что-то недружно скандировали и шли кто в лес, кто по дрова, потом вдруг начинали печатать шаг, и ладони взлетали вверх в хорошо знакомом по фильмам нацистском приветствии. Первой моей мыслью было, что это кино. Город – идеальная декорация, и какой-то энтузиаст-режиссер выгнал второго января на улицы массовку, чтобы отснять нужные сцены. Однако нигде не было видно машины с орущим в мегафон гением и кинокамер. Зато лица парней являли целую гамму чувств: от злобы до пьяноватого веселья. И тогда мне стало страшно.

– Туська! Танька!

Я закрутила головой – на другой стороне улицы маячил Дим. Я замахала ему рукой изо всех сил, но толпа уже разделила нас. Я вжалась спиной в стену дома, не зная, куда деваться от взглядов распаленных юнцов. Двое из них отделились от толпы и направилась ко мне. Я попыталась нырнуть обратно в салон, но двери были уже заперты, а когда оглянулась... впрочем, я поняла, что они уже за моей спиной, еще раньше – по их тяжелому дыханию, запаху спиртного и пота. Боже, от них разило, как от свиней! Я отмахивалась изо всех сил, не давая себя лапать, и вдруг за их спинами возник Дим. Как-то он все же переплыл реку черных пауков, текущую по улице. Дим схватил за плечо одного из уродов, которые меня доставали, и въехал ему в челюсть. Потом, не теряя времени, пнул по яйцам второго, схватил меня за руку и рванул бегом вперед по улице. Толпа взвыла, и я поняла, что сейчас нас будут убивать. Но из-за угла навстречу нам вынеслись юноши с палками и дубинками, кое у кого были смешные пейсы или кипы [1]на макушках. Мы проскочили мимо них, с облегчением слушая нарастающий вой полицейских сирен. Дим дернул дверь кафе, мимо которого мы пробегали, но оно тоже оказалось закрыто. За дверями, прижавшись к стеклу, стояли официантки и с интересом смотрели на нас. Только тут я поняла, что опять реву, но сделать ничего не могла. Я чувствовала, что толпа сзади, что немногочисленные еврейские мальчики не сдержат бритых бугаев, а полиция только разворачивается в близлежащих переулках. Дим коротко глянул через плечо, и я видела, что он тоже напуган безысходностью нашего положения. И тут дверь кафе распахнулась, высунувшаяся девица залопотала что-то по-чешски, призывно размахивая руками.

Дим втащил меня в кафе и потянул в глубь помещения. Тут оказалось немало посетителей: люди сидели за столиками с видом пассажиров, застрявших в аэропорту, пережидали суровые погодные и политические условия. Они немного на нас поглазели, но потом перестали, и я поревела от души, прижавшись к плечу Дима.

– Я так боялась, что они тебя убьют... они такие злые... – бормотала я.

– Ничего, ничего, Туська, все кончилось, сейчас чайку попьем. Или давай возьмем тебе горячего вина... – утешал меня Дим.

– Ох нет, вот вина, пожалуй, больше не надо. Я от него глупею. Рвану опять куда-нибудь самоутверждаться, а там, там... Голем вот вылезет. И придется тебе опять меня спасать.

Тут к нам подошла девушка – та, что открыла дверь. Посмотрела на меня, покачала головой:

– Пойдем ко мне. – Она говорила с акцентом и местами неправильно, но понять было можно. – Тебе нужно причесаться и умыться.

За стеклами витрин как раз развернулось сражение между полицией и неонацистами. Мне было страшно и не хотелось слушать крики, а потому мы последовали за девушкой в квартиру над кафе.

Руфь – так звали официантку – оказалась настоящей болтушкой. Она усадила Дима в гостиной и принялась хлопотать надо мной, не умолкая буквально ни на минуту. Через некоторое время мы уже знали, что она дочь хозяина кафе. Ее папа еврей, а мама была русской, поэтому она, Руфь, так замечательно говорит на нашем языке. А вот жених ее немец, и скоро она станет фрау. Ой, вы тоже жених и невеста? Как это здорово! А кольца уже купили? А жить где будете? Я не хочу оставлять папу одного, но Янош такой энтузиаст, он не сможет и не захочет работать в кафе. О! Янош! Он самый замечательный! Представляете – он историк! Они с папой прекрасно ладят друг с другом, потому что папа тоже обожает историю. По молодости даже мечтал стать вторым Шлиманом и ездил в Египет. Но ничего не нашел, хотя до сих пор мечтает раскопать хоть что-нибудь. Ну как? Может, все же вина? Нет? Тогда кофе!

Руфь с гордостью сообщила нам, что они с Яношем поедут в свадебное путешествие в Италию – по местам, описанным в модном романе «Ангелы и демоны». Тур так и называется – «Маршрут Дэна Брауна». А вы уже решили, куда поедете? Нет? Не хотите с нами? (Само собой, мы бы хотели, но деньги! Вернее, их отсутствие.) Ну, тогда в другой раз.

Мы пили кофе и болтали до тех пор, пока на улице все не успокоилось. Через час мне уже казалось, что я знаю Руфь сто лет, мы просто ненадолго расставались и теперь вот опять встретились. Она оказалась очень милой и доброй. На прощание мы обменялись телефонами, адресами электронной почты и клятвенными обещаниями звонить и писать.

Вот так мы съездили в Прагу. Перед отъездом даже в магазин успели – купили нам разноцветную стеклянную тарелку – на стену дома повешу, будет красота! Ой, а про татушку я только дома вспомнила – Дим сначала разозлился, но потом, когда я все же сказала, что она временная, дуться перестал.

Чего-то у меня начался предсвадебный мандраж. Утешаться я побежала, само собой, к Светке. Сидела на кухне и канючила:

– Ну, я чего-то не знаю... а вдруг мы торопимся? Согласись, все как-то очень быстро случилось. Встретились и чуть ли не с разбега женимся. Вот нормальные люди сначала некоторое время проверяют свои чувства...

– Ага, то-то ты прилетела в Москву как ненормальная.

– Ну... Вот я и говорю – может, это на меня затмение нашло?

– Туська, что ты мелешь? – Светка опасливо покосилась на пол спальни, где в художественном беспорядке дрыхли застигнутые послеобеденным сном дети, и понизила голос: – Какое затмение? Влюбилась ты, вот и все. И если ты себя ненормальной считаешь, то как же меня назвать? Вспомни, я за Николаем из дома ушла в чем была, никого не спрашивая.

– Ну да... но ведь не срослось у вас с Николаем.

– Это потом. А сперва... Ты не представляешь, Туська, какой это был полет, такой... И я не жалею, ни о чем не жалею... – Некоторое время Светка смотрела в окно и улыбалась, вспоминая, должно быть, то время. – Дим тебя любит, ты его тоже – чего еще-то?

– Ну...

– Баранки гну! Не хочешь – не ходи замуж. Кто тебя заставляет? Взрослая жизнь замечательна тем, что ты можешь делать все, что хочешь. А если не хочешь – вот тогда можно сослаться на обстоятельства и прочие объективные причины. Если есть такая цель – давай найдем объективные причины, почему тебе не надо замуж за Дима.

– Но-но. – Я даже отодвинулась от подруги немного. – Не надо мне причин. Я так... нервничаю что-то.

– А ты расслабься. Наша жизнь – это пазл. Она состоит из кусочков. Чем больше правильных, родных тебе фрагментов ты сумеешь поставить на место – тем счастливее станешь.

Я обдумала эту забавную метафору и решила, что Дим вполне на месте будет в мозаике моей жизни. Более того, он ее весьма оживит и украсит. Итак, решено – выхожу замуж!

Сегодня у меня произошла неожиданная встреча.

– Таня! Татьяна!

Я вздрогнула, вынырнула из своих мыслей и сфокусировала взгляд на серебристой иномарке, замершей у тротуара. Тонированное стекло скользнуло вниз, и на меня уставилось смутно знакомое лицо.

– Троллейбус идет, садитесь скорее!

Провожаемая завистливыми взглядами оставшихся мерзнуть на остановке граждан (я успела заметить, что это был не мой троллейбус), я плюхнулась на сиденье, ловко закинув сумку назад.