Непутевая

— Но почему?

Интересно, почему, с тех пор как она заболела, все относятся к ней как к идиотке?

— Оно не помогает, доктор. Вы сами могли бы это понять. С каждым днем кровоподтеков все больше. Течет из носа. К тому же я поправилась на десять фунтов.

— Нужно время, миссис Бэбкок.

— Я жду уже две недели. Куда уж больше?

— Ну, ну. Вы очень пессимистичны, — ухмыльнулся он.

— За последние десять дней — никакого улучшения.

— Верно, — неожиданно согласился он. — Что ж, не хотите пить таблетки — я назначу уколы. Но подумайте, миссис Бэбкок, если вы откажетесь и от них, я все равно не сниму с себя ответственности за то, что с вами произойдет.

— Как вам угодно! — холодно ответила она, стараясь сдержать торжествующую улыбку. — Кстати, доктор Фогель, — прибавила она уже вслед ему, — могут ли у женщины после нескольких лет менопаузы возобновиться месячные?

Он резко повернулся.

— У вас вагинальное кровотечение?

Она кивнула.

— Я велю сестре прислать вам подклады. Прошу вас, миссис Бэбкок, пересмотрите свое отношение к преднизолону. Я подозреваю… — он выскочил из палаты.

Что он подозревает? Что кровотечение из влагалища имеет ту же причину, что и из носа? Что ж, это лишнее доказательство бесполезности лекарства.

Дверь распахнулась. Выдавив из себя улыбку, вошла Джинн и — в своем пестром крестьянском платье.

— Привет, мама, — глядя в пол, поздоровалась она.

— Это ты?

— Да. Я видела доктора Фогеля. Он сказал, что ты отказалась принимать лекарство.

— Да. И не пытайся уговорить меня. Я еще не умираю.

Джинни не узнавала свою мать. Она помнила ее либо кроткой и терпеливой, либо молчаливой и недовольной. Может, это лекарство так изменило ее? Она помогла матери встать и повела в лоджию.

В соседней палате грохотал голос тренера:

— Да, случайно здесь тренер — именно я. Я приказал, так и передайте. Меня не интересует его мнение. Здесь тренер я! Когда он будет тренером, пусть поступает по-своему!

— Тебе не надоело его слушать, мама?

— Надоело? Конечно! Ты бы хотела каждый день слышать одно и то же?

— Нет, не хотела.

— Зачем же спрашиваешь?

Мистер Соломон и сестра Тереза приветливо кивнули Джинни и ее матери. Джинни села в сторонку и молча смотрела на них.

— Мама, — не выдержала она наконец. — Ты совсем не ешь. Возьми свеклу.

— Я ее не люблю.

— Но она полезна при анемии. — Роли переменились: точно так же, как когда-то мать, теперь Джинни играла роль диетолога. Она хмыкнула: родители несколько лет тратят на то, чтобы уговорить детей есть, а дети, вырастая, тратят остаток жизни, стараясь есть поменьше.

— Полезна? С каких это пор ты обо мне так заботишься?

— С недавних, мама, — кротко ответила Джинни и посмотрела на мистера Соломона и сестру Терезу — не поддержат ли ее? Что за фурия вселилась в кроткое тело матери? Но они продолжали есть, не отрывая глаз от тарелок. — Успокойся, мама. Съешь свою свеклу.

— «Ешь свеклу!» Хочешь, чтоб я скорей ее съела, заснула и отпустила тебя? Разве не так?

Джинни не ответила. Что бы она ни сказала, мать поймет по-своему. Лучше молчать.

— Ладно, — уже спокойней продолжила мать. — По крайней мере, ты хоть приехала меня навестить. Не то что мои сыновья.

Джинни открыла рот, намереваясь объяснить, что Германия и Калифорния — это не Вермонт, оттуда так быстро не доберешься, но передумала.

— Просил ведь не давать мне кашу, — вздохнул мистер Соломон. — Все без толку.

— Швырните ее об пол, — спокойно посоветовала мать. И это ее мать! Женщина, для которой поторопить детей выйти из туалета всегда было высшим проявлением мятежного духа!

— Мама! — ахнула Джинни.

— Я тебе не мама, — сухо ответила мать. — Я тебя даже не знаю.

«Наверное, лекарство свело мать с ума», — решила Джинни, теребя ремешок часов. Неужели мать не узнала ее? А может, узнала, но не может решить, чего от нее ожидать?

Джинни помогла матери вернуться в палату и лечь в постель.

— Можно, я займусь твоими волосами? — неуверенно спросила она, стараясь перевести разговор на какую-нибудь нейтральную тему. — Расчесать еще чего-нибудь?

— Что тебе не нравится в моей прическе?

— Все нравится. Но…

— Привет, привет, привет… — затараторила, как заигранная пластинка, мисс Старгилл. Она влетела в палату и стала поправлять постель миссис Бэбкок.

— Я способна помочь себе сама, — заявила миссис Бэбкок. Мисс Старгилл сунула ей в рот термометр, покрутилась несколько минут по палате, хватаясь то за одно, то за другое, потом вытащила термометр, посмотрела и умчалась в своем накрахмаленном халате к другим пациентам.

Джинни включила телевизор: должны показывать «Тайные страсти» — и поудобней устроилась в кресле. «По крайней мере, есть повод не разговаривать с матерью», — подумала она. А кроме того, Джинни с удовольствием смотрела эту мыльную оперу раньше, когда нянчила Венди. Она лежала рядом с дочкой и млела от счастья, чувствуя, как наполняется молоком маленький животик и сравнивая свою счастливую жизнь со страданиями героев. Ей хотелось сказать им: «Заведите детей! Это будет лучшим лекарством от всех ваших переживаний!»

Пальчики на ручках и ножках, коленочки, локотки — все сгибалось там, где положено. На пухленьких розовых щечках отдыхали чудесные коричневые реснички, а влажные розовые губки все еще причмокивали во сне. Разве это не чудо? Как могли двое взрослых смертных — она и Айра — создать это миниатюрное совершенство?

Но что толку снова бередить душевные раны? Джинни с усилием сосредоточилась на экране: Шейла разговаривала с Эллой по телефону. Странно, что Джо Боб совсем не изменился. Совсем как в этом фильме: герои годами ничего не совершают, не развиваются, только ходят, едят, говорят… Марк до сих пор не признался Шейле, что девочка, воспитанная его сестрой Линдой, — дочь дяди их матери.

— Не может быть! — громко сказала Джинни.

— Что? Шейла до сих пор ничего не знает? Не знает, кто отец Сюзи? — Джинни чуть не рассмеялась, услышав это от матери. Значит, мать тоже смотрит этот сериал?

— Да. Не верю. Разве можно этого не знать? Во-первых, Сюзи совсем не похожа на Фрэнка. Фрэнк блондин, а она — рыжая.

— Да, но у Линды темно-каштановые волосы. Кроме того, гены — дело тонкое.

— Согласна. — Джинни обрадовалась, найдя общую тему. — Но ты не находишь, что Марк обязан сообщить Шейле, почему дядя Кларенс вычеркнул ее из своего завещания?

— Не уверена. — Мать поджала нижнюю губу, как делала всегда в щекотливой ситуации. — В конце концов, неизвестно, как бы она на это отреагировала. У нее и без того хватает проблем.

— Вряд ли Шейла расстроилась бы.

— Вспомни ее реакцию, когда она узнала, что Регина беременна. Без мужа… Я бы ничему не удивилась: от Шейлы всего можно ожидать.

— Гм-м-м, наверное, ты права.

Мыльные оперы ни с чем нельзя сравнивать. Они такие же скучные, как сама жизнь. То, что происходило за полчаса в фильме, вполне могло произойти и в реальной жизни. С тех пор как Джинни в последний раз смотрела «Тайные страсти» — год назад, — только и произошло-то, что Фрэнк бросил работу в студии и стал снимать эротические сценки. Линда возбудила дело о разводе, а Шейла после многочисленных абортов выяснила, что бесплодна, и сомневалась, поддаться ли уговорам Марка усыновить малыша.

Фильм кончился. Джинни хотела спросить, выключить ли телевизор, и увидела, что мать спит. Она тихонько вышла в коридор и спросила у сидевшей за столиком медсестры, где найти доктора Фогеля.

— Посмотрите в лаборатории. Первая дверь.

— У него перевязка, — ответили ей там, и Джинни решила ждать. Вскоре он вышел — в белом халате, крупный, стремительный в движениях.

— Доктор Фогель! Вы не могли бы уделить мне минутку?

— Я занят, — передавая секретарю какие-то бумаги, ответил он.

— Одну минутку!

Доктор Тайлер лечил их совсем не так: он долго и подробно объяснял пациентам, что намерен делать, почему назначил именно это лекарство.