На соискание счастья

На берегу небольшого прудика, в котором степенно плавали утки и черные лебеди, расположился симпатичный ресторан-веранда.

Они сделали заказ и откинулись, уставшие, но счастливые, на мягкие спинки кресел. Антонио очень аккуратно, будто боясь спугнуть, протянул руку к Ташиным пальцам, но у той вдруг зачесался глаз. Антонио не понял — то ли его маневр был замечен и неприятен девушке, то ли это случайность.

Глава XXXVIII

— Лялечка, дорогая моя! Ну что же это такое? То ни одного жениха, то сразу два.

Ляля докрасила ресницы, поморгала своему отражению в зеркале и строго посмотрела на Ташу.

Таша понимала подругу и без слов. Иногда. Вот как сейчас, и быстро вспомнила ИэР, принятое в начале прошлой пятилетки. Врать другим только в случае крайней необходимости, если от этого зависит жизнь или здоровье, но никогда, никогда не врать себе.

Таша сконфуженно сложила губки и стала внимательнейшим образом наблюдать, как Ляля, поискав во внушительных размеров косметичке помаду нужного оттенка, продолжила наносить макияж. Этим искусством Ляля владела в совершенстве, и оторваться от этого зрелища было выше сил. Ляля закончила и развернулась к Таше, но продолжала молчать.

— Ну ладно, ладно. Жених один. Понятно же, что я имела в виду.

— Не знаю, что ты имела в виду, но не надо путать себя. У тебя, как я понимаю, и так в голове не очень-то ясно в данный момент. Или я ошибаюсь?

— Совсем не ясно.

— Рассказывай, глядишь, и станет яснее.

Конечно, это всегда срабатывало. Лялька часто тыкала ее носом в это самое место. Приятно же выдавать желаемое за действительное. Там додумать, тут приукрасить. Да все так делают.

— Все так делают. Почти все. Тяжело все время смотреть только на то, что есть на самом деле.

— Это сначала тяжело, — утешила Ляля, — а потом становится приятно и полезно. Как только начинаешь трезво смотреть на факты без прикрас и придумок, жизнь становится гораздо понятнее.

Таша взяла розетку с вишневым вареньем, положила в рот самую аппетитную вишенку и начала смотреть на правду жизни без прикрас.

— Конечно, Кирилл никакой не жених. Вполне возможно, он как раз жених. Только не мой. А этой противной Тамары. Вот уж две подруги подобрались, — поежилась, как будто представила двух крокодилиц, Таша.

— Отлично. Так в чем переживание? — Теперь Ляля подпиливала свои идеальные ноготки.

Таша явно тянула время. Она положила в рот сразу две вишни, смакуя удивительно приятный вкус, прожевала, посмотрела на свои ногти на руках, потом на ногах, и осталась довольна.

— Переживание в том, что я по-прежнему люблю Кирилла. Мне кажется, — не совсем уверенно добавила она. — Но я-то ему совсем не нравлюсь, и все равно на что-то надеюсь. Опять вру. Я точно знаю, что я ему не безразлична.

— А что ты чувствуешь к Антонио?

— Не знаю… Когда его нет рядом, я его даже не вспоминаю. А когда он есть, мне приятно его внимание. Я чувствую себя по-настоящему желанной и красивой. Но мне кажется, я просто использую его. Для поднятия самооценки.

— Вот дуреха! — Ляля наклонилась и потрепала сидящую на пуфике Ташу по волосам.

— Это же нормально. Так и должно быть. Женщины вянут без мужского внимания, как цветочки без воды. Классно, конечно, когда становишься самодостаточной и не зависишь от этого самого внимания. Кстати о птичках, именно тогда получаешь его в большом количестве.

— Как ты? — хитро улыбнулась Таша.

— Да, — скромно ответила Ляля, и обе засмеялись. Лялин успех у мужчин был, и правда, совершенно необъяснимый с точки зрения многих знакомых. Не первая красавица королевства. Симпатичная женщина. Иногда выглядит на двадцать шесть, иногда на свои тридцать с большим плюсом. Фигура хорошая, грудь большая, талия тонкая, глаза выразительные. Волосы до плеч. Про таких говорят «хорошо сложена». Но, в общем, красота не броская. Смотря в какой компании. Нет, скорее смотря в каком настроении. И еще про таких говорят «манкая». Повезло Ляльке. Ничего скажешь. Причем тут «повезло»? Дело же в уме и характере. И в отношении к себе и к жизни. «Так, хватит про Ляльку. Это тема отдельного романа», — остановила себя Таша.

— Сейчас попробую сформулировать свое переживание. Понимаешь, я, когда гуляю с Антонио, чувствую, будто изменяю Кириллу. Вот точно, именно это. И у меня какое-то дурацкое чувство вины из-за этого.

— Очень знакомо. Думаешь, у меня такого не было? С одной стороны, ужасно глупо — ты же никаких обещаний Кириллу не давала. Ты вообще не знаешь, нужна ли ему твоя верность. Может, ему на нее все равно. Тут дело в другом. Ты изменяешь своей мечте. Ты же уже мысленно нарисовала себя в паре с Кириллом раз сто, не меньше. Вот отсюда и дискомфорт.

— Лялька, ну ты и мудрая черепаха! Я бы сама ни за что до этого не додумалась. Но я же хочу быть с ним. Мне он ужасно нравится.

— А он? Он хочет быть с тобой? Он тебе это как-то показал, или сказал, или хотя бы намекнул?

— Мне кажется, я ему нравлюсь. Только нам все время что-то мешает.

— Знаешь, оправданий можно придумать сколько угодно. Но никто не может помешать нам так, как мы сами. — Ляля закончила с подпиливанием ногтей и взялась за пузырек с миндальным маслом — первый из четырех, стоявших в рядочек на столе. Таша прекрасно знала эту процедуру, хотя на руках Ляля красила ногти очень редко — они и натуральные выглядели у нее как французский маникюр — розовый ноготок с беленьким краешком. А вот педикюр она предпочитала идеальный, это было незыблемо. Как раньше женщины жили? Только чтобы сделать маникюр, необходимо масло для ухода за кутикулой — раз; база под лак — два; лак для ногтей — три; закрепитель для лака — четыре. Ну и еще крем для рук, это само собой. Хотя, Таша вспомнила уроки по истории моды, женщины всегда ухаживали за собой. Разными способами, иногда и со смертельным риском для жизни, одни ртутные белила чего стоили или капли для блеска глаз из ядовитой белладонны. И все из-за этих мужиков, черт бы их всех побрал. Но вслух сказала уже следующую мысль:

— Лялька, ты только представь, на кого бы мы были похожи, если бы не мужчины? Вот я бы точно ленилась с собой делать половину того, что я делаю.

— Извини, дорогая, но это общепринятая глупость. Скажу тебе, как художник художнику: эстетика очень важна для любого разумного существа. Как и вообще для жизни. Иначе не было бы такой красоты кругом.

— С тобой не поспоришь, — пожала плечами Таша и, с любовью глядя на оставшееся в банке варенье, вопросительно посмотрела на Лялю.

— Доедай, Карлсончик. Так что там еще с твоими переживаниями?

— Как же мне отпустить этого Кирилла?

— Равнодушно. Отпусти уже его. Ты вцепилась в него и поэтому не можешь отстраниться и посмотреть на ситуацию со стороны. И на него тоже. Может, он тебе нужен, как моему столу пятая нога.

— Ага. Спасибо большое. Во всех умных книжках только и пишут — отпустите то, отпустите это. И ты туда же. Еще бы сказала как.

— Пожалуйста. Все скажу, ничего не скрою, — улыбнулась Ляля. — Найди в этой комнате предмет, который тебе нравится.

Таша огляделась по сторонам. В Лялькиной квартире ей нравилось все, это же была Лялькина квартира. Тут каждая вещь Лялькина любимая. Она именно так и говорит — мой любимый пледик, иди ко мне. Или — мое замечательное зеркальце. Феноменально приятное пространство.

— Ну, к примеру, эта картина. — Конечно, это Лялькина картина с белыми лилиями. Таша пыталась ее поклянчить, но поскольку Ляле она и самой очень нравилась, договорились, что Таша получит ее в подарок на свадьбу.

— Отлично, подойди к ней и держи ее.

— Как это?

— Как можешь, скорее всего руками.

Таша подошла и стала честно держать, ожидая продолжения.

— Что дальше?

— Ничего. Держи и наблюдай.

И пошла наряжаться. Сергей купил билеты на концерт оркестра Венеции в Большой зал консерватории. Это был один из моментов истины. По Лялиным представлениям, у Сергея от его нелегких будней начальника службы охраны крупного бизнесмена и государственного деятеля господина Сыромятникова оставалось свободного времени, очень мягко говоря, немного. Поэтому на такое культурное мероприятие его могло сподвигнуть только очень светлое чувство. К Ляле, конечно. Хотя ерунда. У него очень даже развито чувство прекрасного и хватит вкуса оценить самый популярный в Европе камерный оркестр. Тем более что музыку они подбирают самую приятную, потому и популярные. Ляля терпеть не могла всякую заумь ни в литературе, ни в искусстве, ни в какой области жизни. Справедливо полагая, что если человек не может просто и ясно изложить свое послание, значит, оно еще не вполне созрело в его голове. Это было ее личное частное мнение, которое она, впрочем, никому не навязывала, но отстаивала со всей страстью своей души.