Шальные Кэрью

ГЛАВА XIII

В серое, угрожавшее дождем утро, через два дня после похорон Питера Кэрью, Эльза рядом с Бэлисом стояла на вершине Горы. Внизу перед ними расстилалась Балка под медленно надвигавшейся пеленой тумана. На половине спуска с горы был небольшой овраг, где бил из земли ключ, разраставшийся в ручеек и впадавший в речку внизу. У ключа стояла группа старых дубов, и земля под ними, как знала Эльза, была утоптана искавшим тени скотом Стива Бауэрса. По берегам ручейка росли кусты крыжовника вперемежку с дикой сливой и белыми березами. Их новый дом должен был стоять влево от ручья, под защитой дубов над Балкой, на земле, которая принадлежала Эльзе. Эльза взглянула на Бэлиса, задавая себе вопрос, не кажется ли и ему, как и ей, все последние, быстро сменявшиеся события чистой фантазией, Ее жизнь превратилась в странную сказку.

Рабочие уже строили временный сруб, в котором они должны были жить, пока не будет готов новый дом. Это будет похоже на жизнь в лагере, сказал Бэлис, и Эльза чуть не закричала во весь голос от радостного возбуждения, когда он сообщил ей об этом. Но мрачные стены дома Кэрью делали ее безгласной.

Здесь, однако, на вершине Горы не было необходимости молчать, Бэлис рассказывал ей о своих планах устройства фермы, о тех планах, которые наметил в общих чертах с. Джоэлем, и к осуществлению которых надлежало приступить немедленно, чтобы дом был готов до наступления холодов.

– Ты уверена, что тебе это понравится? – спросил он деланно безразличным тоном, засунув руки глубоко в карманы и глядя вниз на косогор перед ними.

Эльза в ответ безудержно расхохоталась, хотя сейчас же с удовольствием подумала, что смеется, собственно, без всякого повода. Ей просто хотелось смеяться, она чувствовала себя счастливой, Она заметила, что он бросил на нее быстрый взгляд, и румянец стал ярче на ее щеках.

– Ну, конечно! – быстро воскликнула она, но затем задумчиво прикусила губу.

Хорошенький каменный домик с низкой покатой крышей из красной черепицы – настоящий домик Ганса и Греты – вырастет здесь под мощными дубами… Кому бы он не понравился? Она многое могла бы сказать Бэлису в эту минуту – ей непреодолимо хотелось этого, но она не находила слов.

Когда она украдкой взглянула на него, он уже отвернулся.

– Хорошо… Нам, пожалуй, пора возвращаться, – сказал он. – Мне еще нужно побывать в Гэрли. Я провожу тебя домой. Мне очень неприятно так часто оставлять тебя одну – у нас дома, я хочу сказать… Но теперь уже недолго ждать!

Она порывисто вскинула голову.

– Это совсем не так тяжело, Бэлис. Мне в самом деле нравится Хилдред, очень нравится, и я стараюсь почти все время проводить с ней. Не тревожься обо мне; я думаю, тебе приходится хуже.

Он улыбнулся ей с беспечным видом, но она знала, о чем он думал. То, что он сказал ей тогда, в тот вечер их возвращения домой, было верно – у него в душе тоже было своего рода тщеславие. Может быть, даже действительно нечто более глубокое, чем тщеславие. Он боялся, чтобы женщины Кэрью не сделали чудовищную ошибку, чтобы они не поняли это превратно, узнав, чем на самом деле был их брак. Его молчание было постоянным упреком для нее.

В течение первых нескольких дней после похорон Эльза совсем не видела Грэс Кэрью. Вдова Питера упорно не выходила из своей части дома. Однако Эльза знала через Хилдред, что Грэс почти не ела и не спала, и проводила все дни и большую часть ночей, сидя у окна в бывшей комнате Питера с невидящим, неподвижно устремленным вдаль взором. Эльза считала ее не способной к такому сильному чувству, к такому глубокому горю. Но мысль о том, что происходило в сердце Грэс Кэрью, наводила на Эльзу страх. Вот что значило полюбить мужчину из рода Кэрью! Он брал всю твою жизнь и безжалостно разрушал ее, растворяя в своем пылающем, великолепном «Я».

Как-то утром, через неделю или немного позже, когда Джоэль с несколькими товарищами по колледжу собирался в поездку по озерам, Грэс неожиданно появилась за завтраком, совершенно спокойная и с такой неподвижностью взгляда, которая, как чувствовала Эльза, не была результатом исключительно ее слез. Она степенно уселась на свой стул и сразу же устремила пристальный взгляд на Бэлиса, сидевшего рядом с Эльзой.

– Я смотрела на тебя утром из своего окна, Бэси, – внезапно заговорила она. – Ты шел с северного луга. Я никогда до сих пор не замечала, как сильно твоя походка напоминает походку Питера, особенно в кожаных гетрах, которые были на тебе. Это просто испугало меня. У тебя совсем его ноги и его плечи, хотя он, конечно, стал более полным в последние годы. Человек в сорок пять лет должен ждать этого.

– Не все полнеют, Грэс, – вставила Хилдред. – Сет на девять лет старше Питера, а ты не назовешь его полным даже и теперь.

Но Грэс, казалось, не слышала ее. Она продолжала упорно смотреть на Бэлиса с неподвижным, чисто зеркальным блеском в глазах. Эльза заметила, как он нетерпеливо передернул плечами. Она оглядела сидевших за столом и заметила, что все уставились на Грэс со скрытым опасением. Внезапное, необъяснимое предчувствие несчастья охватило Эльзу. Что-то не совсем естественное было в манерах Грэс и в особенности в том неподвижном взгляде, который она не отводила от Бэлиса.

– Где Майкл сегодня? – спросил Бэлис, чтобы рассеять напряженное состояние, в котором все находились.

– Он уехал на рассвете, – кротким голосом заметила Нелли. – Он получил письмо от этого Кента из северной части Гэрли. Сегодня должен быть аукцион лошадей и Майкл не мог удержаться. По-моему, он прямо с ума сходит, когда слышит, что где-нибудь продаются лошади.

– Да, некоторые называют это лошадьми, – колко сказала Хилдред, помогая Джоэлю налить кофе из серебряного кофейника.

Эльза видела, как щеки Нелли покрылись легким румянцем. Где-то в доме закричал ребенок, и Нелли вдруг вскочила со своего места, прося извинения. Эльза заметила чувство облегчения, отразившееся на ее лице, когда она торопливо выходила, радуясь возможности ускользнуть. Она вспомнила Нелли Блок шесть или семь лет назад, показывающую свое обручальное кольцо подругам на церковном собрании в Сендауэре. Она вспомнила, какой гордостью звучал тогда ее голос. «Ну разве не прелестно оно? – говорила она. – Два рубина и бриллиант. Два карата. Оно принадлежало матери Майкла. Мне кажется, оно очень оригинально к тому же. И еще два рубина!».

Когда завтрак кончился, Хилдред отвела Эльзу в сторону.

– Пойдемте вниз, вы поможете мне срезать несколько цветов, – любезно предложила она. – Никому не повредит, если дом хоть с виду немножко повеселеет после того, как кого-то не стало… Хотя некоторые – будь они смелее – могли бы сказать, что это показывает недостаток уважения.

Она вышла со своим победоносным видом, сердито и отрывисто постукивая каблуками по полу. Эльза последовала за ней по лестнице, спускавшейся с веранды, и по усыпанной камешками дорожке к южной стороне дома, где лужайка была покрыта цветущими растениями.

– Вы, вероятно, думаете, что я иногда бываю бессердечной? – сказала Хилдред после того, как они некоторое время собирали в молчании пурпурные астры и блестящую траву. – Но я не выношу бестолковых людей. Нелли достаточно молода, чтобы иметь влияние на Майкла, если только поймет, что этого можно добиться. К сожалению, она этого не понимает и никогда не понимала. Мики идет по тому же пути, что и все остальные, и кончит плохо. Впрочем, я не имею права говорить это. – Она вздохнула и с трудом выпрямилась, высокая, стройная, резко выделяющаяся в своем мрачном черном платье среди пурпурных, белых и розовых цветов. – Нет, конечно, я не имею права говорить так, как я иногда говорю с ними всеми.

Но Нелли еще молода, а мое время уже прошло, В ее возрасте я сама была не лучше.

Она опять вздохнула с горечью, которой до сих пор не показывала Эльзе.

Она медленно двигалась между группами растений, вдоль высокой, роскошно цветущей стены сладкого горошка. Хилдред говорила отрывисто, как будто беседовала сама с собой. У Эльзы было такое чувство, точно Хилдред увлекает ее за собой куда-то вниз сквозь блеск и мрак прошлого, останавливаясь то там, то сям по дороге, чтобы сорвать тот или иной темный цветок воспоминаний. Сначала – детство в Коннектикуте, омраченное тенью какого-то бесчестия…