Долина любви

Обед внес еще меньшее оживление, чем обычно. Старшее поколение по-прежнему выразительно демонстрировало свою неприязнь к молодежи, Мигель был неразговорчив и мрачен, поэтому девушкам не оставалось ничего другого, как молчать. Как трудно, подумала Вивьен с легким раздражением, приспосабливаться к различным настроениям людей с такими сложными характерами. Насколько проще и приятнее проводить время у Бойдов.

Как приятно было на следующее утро, оставив «Орлиное гнездо» позади, чувствовать, что настроение поднимается с каждой милей, приближающей их к асиенде. Фернандо и его мать тепло встретили девушек. Теперь, когда Вивьен уже достаточно хорошо могла говорить по-испански, она с увлечением беседовала с сеньорой Эскобедо.

Вивьен строго соблюдала обещание не поощрять Марию-Тересу, а только наблюдать за ней; хотя Вивьен с иронией подумала, а не будет ли считаться поощрением их с Гарри открытое проявление чувств.

Она не мешала Марии-Тересе ездить верхом в обществе одного Фернандо, хотя иногда ей тоже хотелось присоединиться к ним. Они всегда возвращались с прогулки в отличном настроении.

Фернандо неизменно приезжал домой к обеду, хотя раньше делал это не всегда. Если ему приходилось ездить в Херес-де-ла-Фронтера по делам, он приглашал девушек с собой. Он пользовался любой возможностью побыть рядом с Марией-Тересой. Она же, выполняя свое обещание показать Вивьен жизнь этого края, попросила Фернандо отвести их в Эль-Росио, тихий и сонный городок; кажется, ее саму привлекала умиротворенная атмосфера залитых солнцем и увитых цветами домов.

Прошло три дня, четыре, Пять… Как-то утром во время завтрака на шестой день Фернандо вышел на террасу и сказал, что разговаривал с Мигелем по телефону.

— Вам пора возвращаться домой, — сказал он Марии-Тересе. — Дон Мигель хочет, чтобы вы вернулись.

Они обе не могли скрыть своего разочарования. Но Мария-Тереса сразу же подчинилась желанию брата.

— Я должна поблагодарить тебя, Фернандо, за приятно проведенное время, — сказала она. — И твою маму тоже.

— Может быть, вы скоро опять приедете? — с надеждой в голосе спросил он.

— Да, возможно. Мигель должен скоро приехать сюда, и я попрошу взять меня с собой.

— Тогда все уже будет по-другому, — с грустной улыбкой произнес он, — но я должен быть счастлив и этим.

Казалось, они оба хотели еще что-то сказать друг другу, и Вивьен пожалела, что не оставила их одних. Потом Фернандо ушел по делам, а Мария-Тереса сказала, что им пора укладывать вещи.

Вивьен пошла в свою комнату. Боялся ли Мигель, чтобы отношения между его сестрой и Фернандо не зашли слишком далеко, пока его нет рядом? Если он действительно хотел ей счастья, то зачем мешал ей найти его? Зачем портил ей радость? Он в самом деле иногда проявлял жестокость, которую подозревал в нем Гарри; но Вивьен уже однажды велели не вмешиваться, и она твердо решила, что семья Навахас должна сама улаживать свои проблемы.

Глава седьмая

Они вернулись в «Орлиное гнездо» и узнали, что их опять почтил своим присутствием Рамон вместе с Хуаном-Рафаэлем. Мигель, вежливый и сдержанный, как всегда, сказал, что молодые люди решили провести здесь часть отпуска.

— Рамон никогда не проводит здесь отпуск, — заметила Мария-Тереса. — До сих пор он всегда ездил за границу. Удивительно, что на сей раз он изменил своим привычкам.

— Я уверен, что он останется здесь ровно на столько, на сколько это ему необходимо, — высказал свое мнение Мигель.

В тот вечер девушки не пошли в комнату Мигеля, а встретились, как предложила Вивьен, на веранде у Марии-Тересы. Сумерки, которые так любил Мигель, снова опустились на горы, но яркий свет на веранде мешал любоваться представшей перед ними картиной. Вместо этого они наслаждались ароматом цветов, отличным хересом и восточными сладостями.

Однако за обедом встречи со всей семьей избежать не удалось; сидя за столом напротив Рамона, Вивьен снова подумала, что этот человек ей явно не нравится. Он по-прежнему держался очень высокомерно, и Вивьен посочувствовала Мигелю, который не только содержал эту семью все эти годы, но еще и вынужден был мириться с их присутствием. Неудивительно, что он хотел избавиться от них, хотя Вивьен решила про себя, что Каса Маргарита слишком роскошный подарок для подобных людей.

На следующее утро завтрак на веранде у Марии-Тересы проходил в молчании, которое Вивьен не решалась сама нарушить, а Мария-Тереса, казалось, вся ушла в себя. Наконец натянутость обстановки стала сказываться и на ней.

— Прости, Вивьен, я что-то сегодня не в настроении.

— Такое с каждым случается, — спокойно сказала Вивьен.

— Я бы хотела поговорить с тобой, но мне неловко обременять тебя своими проблемами.

— Мы же с тобой подруги, Мария-Тереса.

— Видишь ли, у Мигеля одни предубеждения, а у кузины Андреа, отца Себастиана и сестры Каталины — другие.

— Я постараюсь избежать предвзятого суждения. Расскажи, что тебя тревожит.

— У меня возникли сомнения, — просто сказала девушка. — И сомнения очень мучительные.

— Относительно чего?

— Относительно моего будущего. Я слишком долго пребывала в праздности — отсюда и возникли сомнения. Когда я работала в больнице, у меня на все это не оставалось времени, к тому же сестра Каталина всегда была рядом. Может быть, мне следует поговорить с отцом Себастианом.

— Я думаю, тебе следует поговорить с Мигелем.

— Но я уже знаю, что думает Мигель. Я лучше поговорю с тобой, Вивьен.

И она выложила Вивьен все свои страхи и сомнения, так что та стала наконец понимать, что волновало ее подругу в последнее время. Ее воспитание, объяснила Мария-Тереса, было слишком упрощенным и консервативным. С одной стороны церковь, в которой заключена вся истина и все добро. С другой — окружающий мир — сосредоточие лжи и греха. «Никто никогда не говорил мне, что в нем тоже есть добро и счастье. Конечно, наш дом нельзя назвать счастливым местом. И в больнице я видела только бедность и болезни; все, с чем медицинские сестры могли иметь дело».

Были, конечно, и радостные моменты, и все они были связаны с Мигелем: поездки на асиенду, прогулки верхом, катание на лыжах в горах Сьерра-Невада, но все равно она была уверена, что ее призвание в том, чтобы уйти в монастырь.

— Даже Фернандо я воспринимала лишь как брата. Я знала его всю свою жизнь. Мы вместе ездили верхом, и вообще были почти как брат и сестра. Он тоже знал, что я должна была уйти в монастырь, но несколько месяцев назад вдруг сказал мне, что любит меня, и вовсе не как сестру. Он сказал мне об этом без всякой надежды на взаимность, и я выслушала его, сознавая всю обреченность этого чувства. Но с этих пор у меня появились сомнения — а ты, Вивьен, только усилила их.

— Я? — удивилась Вивьен. — Но я старалась не оказывать на тебя влияния, Мария-Тереса.

— Ты этого не осознавала. Теперь я поняла, что можно быть хорошим человеком, не будучи набожным, что можно быть счастливым и не испытывать при этом чувства вины. В тот день, когда дон Гарри подхватил тебя на руки и закружил, и вы оба смеялись, у меня как бы заново открылись глаза. Да, именно так.

Мария-Тереса еще долго говорила о своих сомнениях, и Вивьен подумала, что ей следует обо всем рассказать Мигелю. Конечно, он будет рад таким переменам, потому что не хочет видеть свою сестру монахиней, но все будет зависеть от того, как он к этому отнесется. Когда Мария-Тереса ушла, чтобы узнать, нет ли у сеньоры Диас-Фрага каких-либо поручений для нее, Вивьен направилась в комнату Мигеля.

Он как раз собирался уходить.

— Но я могу задержаться на несколько минут, — вежливо сказал он и пригласил Вивьен войти.

— Это касается Марии-Тересы, — начала она. — Я помню, что вы просили меня не вмешиваться в дела вашей семьи, но я подумала, что кое-что вам узнать необходимо. — И она пересказала ему свой разговор с Марией-Тересой.

— Я посоветовала ей пойти и поговорить с вами.