Влюбленный скрипач (сборник)

Давид».

Несмотря на то что Саша еле держалась на ногах, сон мгновенно слетел с нее. Она стояла и не могла пошевелиться. Предчувствие сковало тело, стало тяжело дышать. Немного придя в себя, она схватила телефон и начала звонить Давиду домой. С каждым гудком ей становилось все страшнее. Наконец на том конце провода ответили. Саша догадалась, что это мать Давида.

– Але. Кто говорит?

– Саша.

– Я ждала твоего звонка. Давида посадили.

– Этого не может быть. Что произошло? – едва не теряя сознание, прошептала Саша.

В телефонной трубке послышалось приглушенное рыдание, а вслед за ним протяжные гудки.

Еще примерно час Саша набирала негнущимися пальцами номер Цили Давидовны. Никто не ответил ей, но эти однообразные действия немного успокоили нервы и помогли внести в смятенье мыслей хоть какую-то ясность. Домашнего адреса Давида Саша не знала: ни район, ни улицу, ни тем более номер дома. Ругать себя за легкомыслие теперь было поздно, требовалось отдохнуть, а после… Утро покажет, оно мудренее вечера. Саша рухнула на кровать и тут же провалилась в удушающий сон. Очнулась она через два часа, быстро оделась, кинула в дорожную сумку самые необходимые вещи, не забыла для сына новую модель самолета, которую купил для Павлика Давид. Когда Саша вспомнила об этом, сердце болезненно сжалось, а руки стали деревянными. «Не думай о плохом! Все хорошо! Я люблю его!» – твердила она себе.

Сев в маршрутку, Саша прикрыла глаза. Очень не хотелось общаться с попутчицей, разговорчивой теткой, которая беседами ни о чем рассчитывала скоротать дорогу. Саша же вырабатывала план. Куда идти? Адресов друзей Давида она, конечно, тоже не знала. Вдруг Саша вспомнила о директоре музыкального училища. «Кажется, его зовут Исаак Моисеевич, впрочем, это неважно. Ведь в училище есть адрес Давида, который мне может дать и секретарь». Она облегченно вздохнула и даже начала кивать соседке, правда, иногда невпопад.

Выйдя из маршрутки, Саша поймала частную машину и быстро сказала:

– Музыкальное училище!

– Скрипачка?

– Нет. – Она сделала недоступное, отстраненное лицо, говорить просто не было сил.

Оказавшись в училище, Саша без труда нашла кабинет Исаака Моисеевича. Постучала.

– Входите!

Она резко и решительно открыла тяжелую дверь и увидела седовласого толстенького мужчину. Все в нем было так аккуратно, что почти не спавшей Саше захотелось дернуть его за рубашку и нарушить этот идеальный вид. Но она сдержалась, ведь то была ее последняя надежда найти Давида.

– Я жена Давида, Александра!

– Исаак Моисеевич! – Он взял ее руку и поднес к губам.

– Мне нужен адрес… – она запнулась под жестким взглядом собеседника, – адрес Давида.

– Деточка, вам не нужен его адрес. – Исаак Моисеевич сделал небольшую паузу и продолжил: – Давида посадили за убийство. Мой вам совет: забудьте о нем, у вас же сын, его надо поднимать!

Саша схватилась за край стола, боясь упасть. Голова кружилась, а к горлу подступила тошнота. Вдруг, как вспышка, возникло яркое воспоминание: они обнаженные поедают сэндвичи в кровати и смеются над всякими мелочами… Саша взглянула на Исаака Моисеевича:

– Он не мог никого убить!

– Я понимаю ваше состояние, красавица, но факт остается фактом. Он убил отца!

– Что же мне теперь делать?! – выкрикнула Саша в отчаянии, понимая, что не знает, как помочь, как вырвать любимого человека из страшной ситуации.

Исаак Моисеевич подошел к книжному шкафу, где стояли ноты, а не книги, и откуда-то достал небольшой прямоугольный сверток.

– Вот! Это деньги Давида. Я ему недоплачивал за его услуги, ну, работу, держал на черный день. Распоряжайтесь ими как хотите, только сюда больше не приходите!

Мягко взяв Сашу за плечи, он подтолкнул ее к двери.

Саша побродила по коридору, бесцельно рассматривая стенды с объявлениями и расписаниями занятий, а потом, судорожно вздохнув, снова направилась к кабинету Исаака Моисеевича. Она уже понимала, как нужно действовать. Заглянув в маленькую приемную, где, к счастью, находилась одна лишь секретарша, Саша приложила палец к губам. Девушка за столом удивленно подняла брови, но кивнула. Сунув ей купюру и шепотом изложив просьбу, Саша сразу получила адрес Давида. Вышла на улицу и тут же поймала машину. За рулем сидел сбитый как гиря качок. Саша не испугалась, а назвала нужную улицу и дом. Парень не приставал к ней, как это обычно происходит, а действительно отвез туда, куда она попросила. Когда Саша увидела дом, где жил Давид, на нее с новой силой накатилась волна отчаяния и тревоги. Ноги стали деревянными, ладони вспотели. С трудом Саша поднялась по лестнице на третий этаж. Сколько раз они планировали вместе с Давидом поехать к нему домой, а она все откладывала это. И вот сейчас его нет рядом с ней. И некому сказать: «Мама, это – моя невеста». Саша почувствовала, как горячие слезы застилают пеленой глаза, текут по щекам, оставляя на губах соленый привкус. Наконец она остановилась перед нужной дверью и замерла, не решаясь позвонить. Вдруг дверь приоткрылась.

– Заходите!

Приятный женский голос заставил Сашу вздрогнуть и поднять глаза. Перед ней стояла женщина с огромными грустными карими глазами, блестевшими на бледном от бессонной ночи лице. Непослушные жесткие волосы хозяйки торчали во все стороны. Поймав взгляд Саши, она неловко попыталась их пригладить ладонями. Было видно, что женщина никого не ждала.

– Заходите, прошу вас, – повторила она, и Саша шагнула за порог.

Если бы она могла сейчас испытывать что-либо еще, кроме тревоги за Давида, вид прихожей поразил бы ее. Но теперь молодую женщину не смущало ничего: ни следы грязных сапог и битое стекло на полу, ни покрытое паутиной трещин зеркало на стене, ни разломанный шкаф с ворохом вещей рядом.

– Тебя Сашенька зовут? Давид о тебе рассказывал. – Хозяйка квартиры нервно теребила подол старенькой кофточки. – А я Циля Давидовна, его мама. Пойдем на кухню. Я там уже немного прибралась…

Саша села за круглый кухонный столик. Циля Давидовна поставила чайник.

– Сейчас я тебя покормлю. Ты очень бледная, – грустно улыбнулась она, разглядывая Сашу.

– Не беспокойтесь. Расскажите, что произошло?

– Это я виновата, – медленно произнесла Циля Давидовна. – Не нужно было мне звонить Давиду. Он горячий, мальчишка ведь еще… вот и не сдержался…

Она разрыдалась, уронив голову на руки, и долго не могла успокоиться. Саша молча сидела и смотрела на плачущую женщину, думая только о том, как бы не разреветься самой.

– Отец наш последние дни пил по-черному, – вытерев глаза рукавом, продолжила Циля Давидовна. – Вещи из дома стал уносить, буянить. Всю квартиру вон разворотил. А когда Давид с нами жил, он немного его слушался, побаивался. Вот я и позвонила. Думала, приедет Давид, утихомирит его, и снова мало-мальски будем жить. Он и утихомирил, навсегда.

– Как это случилось? – чужими, непослушными губами спросила Саша.

– Ну, Давид приехал, я их оставила, побежала на работу, будь она неладна. Возвращаюсь – а тут уж милиция, понятые, Давид в наручниках и отец на полу с проломленной головой. Видно, опять дебоширить начал, Давид его и ударил молотком, а потом сам же милицию вызвал. Бедный мой сынок. Всю жизнь ирода этого терпел и вот…

– А Давид, что он-то сказал?

– Сказал: «Не верь, мама. Я не убийца». Еще говорил, что он тоже из дома уходил, за сигаретами, а пришел – отец мертвый. Говорил, следствие во всем разберется. Ну, это ведь он утешал меня. На молотке-то его отпечатки пальцев, я уже узнавала. Да и кому нужно было с улицы приходить убивать его, алкаша этого. Хорошо хоть Вова ничего не видел. Он как сидел на диване возле телевизора в комнате, когда я на работу уходила, так и не поднимался оттуда. Правда, потом, видимо, что-то все-таки понял, разволновался сильно, кричать стал, об стену головой биться. Пришлось даже в психбольницу его отправить. Ну, это ничего, его там подлечат. Что же мы с тобой теперь делать будем, а?