Суши для начинающих

На работу она вернулась победительницей, начала разбирать почту, как вдруг у ее стола возникла Эшлин с сумкой и жакетом в руках.

– Лиза, – с тревогой спросила она, – сейчас полтретьего, а мы приглашены на три. Нам не пора?

Лиза от души расхохоталась:

– Правило номер один: никогда не приходи вовремя. Кто же этого не знает! Ты – слишком важная персона.

– Правда?

– Сделайте вид, что да. – И Лиза вернулась к пресс-релизам. Через пять минут она снова подняла голову и встретила напряженный взгляд Эшлин. – Да что же это! – возмутилась она. Черт дернул позвать с собой эту зануду!

– Простите. Я боюсь, вдруг там без нас все кончится.

– Что закончится?!

– Бутерброды, подарки…

– До трех я никуда не пойду, и не мешайте мне!

В три пятнадцать Лиза достала из-под стола сумочку от Миу-Миу и сказала встревоженной Эшлин:

– Ну, теперь пора! Пошли!

Такси ползло по запруженным транспортом улочкам так долго, что даже Лиза начала беспокоиться.

– Что на этот раз? – раздраженно спросила она, когда дюжий полисмен махнул им ручищей, требуя остановиться.

– Утки, – коротко ответил шофер.

Лиза было решила, что «утки» – местное ругательство, точнее, его цензурный вариант вроде «блин» или «трам-парарам», но Эшлин завопила:

– Ой, правда, смотрите, утки!

И тут перед изумленным взором Лизы через дорогу прошлепала натуральная мамаша-утка, а за нею, один за другим, шесть утят. Два полисмена остановили уличное движение в обе стороны, чтобы обеспечить утиному семейству безопасный проход. С ума сойти!

– И так каждый год, – сияла глазами Эшлин. – Утята вылупляются на канале, а потом, когда подрастут, перебираются на озеро на Стивенз-Грин.

– Сотнями лезут. Движение просто замирает, – гордо поддакнул таксист.

«Чертов городишко», – вздохнула Лиза, но благоразумно удержалась от комментариев.

Когда Лиза и Эшлин вышли из машины у «Фицвильям-отеля», было прохладно и ветрено, а от недавней жары осталось лишь бледное воспоминание.

«Одна эпиляция лета не делает», – с грустью подумала Эшлин. Сегодня опять пришлось надевать брюки, а пофорсить в длинной летней юбке удалось лишь вчера. Но в ту же секунду она забыла о погоде и возбужденно подтолкнула Лизу локтем:

– Смотрите? Это же ваша… как ее? Тара Пальма-Томпкинсон!

Действительно, Тара собственной персоной прохаживалась туда-сюда по тротуару перед отелем в окружении толпы лихорадочно щелкающих фотоаппаратами репортеров.

– Тара, миленькая, покажи ножку, – молили они. Эшлин свернула в сторону, чтобы обойти плотное кольцо фотографов, но Лиза решительно вклинилась в самую гущу.

– Ой, кто это? – донеслось до Эшлин. А затем вопль Лизы:

– Та-а-ара, дорогая, сто лет тебя не видела!

Таре ничего не оставалось, как изобразить радость и без охоты чмокнуть Лизу в щеку (точнее, чмокнуть воздух рядом с ее щекой), а Лиза уже приобняла ее за плечи и развернула лицом к объективам. Фотографы на миг замерли с пальцами на кнопках, затем, оценив достоинства яркой загорелой блондинки, защелкали камерами с удвоенной силой.

– Лиза Эдвардс, главный редактор журнала «Колин», – отрекомендовалась Лиза и пошла через толпу репортеров обратно. – Лиза Эдвардс. Лиза Эдвардс. Мы с Тарой старые подруги.

– Откуда вы знаете Тару Пальма? – благоговейно спросила Эшлин, все это время стоявшая в сторонке.

– Я с нею не знакома, – к ее изумлению, улыбнулась Лиза. – Но правило номер два гласит: никогда не позволяй правде испортить красивую байку.

Лиза царственно прошла в отель. Эшлин робко рысила следом. Два молодых красавца выступили им навстречу, поприветствовали, приняли у Эшлин жакет. Лиза сдать свой небрежно отказалась.

– Разрешите напомнить вам правило номер три, – скороговоркой пробормотала она по пути к месту презентации. – Верхнюю одежду не сдаем никогда. Вы ведь хотите дать понять, что безумно заняты, заглянули буквально на пару минут, а где-то там вас ждут дела неизмеримо более интересные.

– Простите, – кротко согласилась Эшлин. – Я не сообразила.

В зале худая до прозрачности дама, с головы до пяток упакованная в летнюю коллекцию «Марокко», спросила их, кто они, и попросила сделать запись в книге для гостей.

Лиза нацарапала несколько дежурных слов и передала ручку просиявшей от восторга Эшлин.

– И мне тоже? – встрепенулась она.

Лиза поджала губы и качнула головой в знак предупреждения: «Успокойся!»

– Простите, – шепнула Эшлин, но свое имя и должность вывела в книге с великим тщанием.

Лиза провела наманикюренным пальчиком по списку гостей.

– Правило номер четыре: смотри в книгу внимательно. Погляди, кто пришел.

– Чтобы знать, с кем встречаться, – кивнула Эшлин. Лиза посмотрела на нее, как на дурочку.

– Нет! Чтобы знать, от кого прятаться!

– А нам от кого прятаться?

Лиза презрительно огляделась. Сплошные рожи из конкурирующих журналов.

– Почти от всех.

Но разве Эшлин не должна была давным-давно все это знать сама? А между тем было очевидно, что даже азам девушка не обучена. Разозлившись всерьез, Лиза прошипела:

– Только не говорите, что никогда еще нигде не были. А как же в «Женском гнездышке»? Вы ведь работали в журнале?

– Нас приглашали нечасто, – оправдывалась Эшлин. – А на такие шикарные тусовки – вообще никогда. Думаю, наши читательницы были слишком стары, чтобы интересоваться косметикой. А когда все-таки приглашали, например, на презентацию нового калоприемника, дома престарелых или приюта для животных, почти всегда ходила Салли Хили.

Правда, она не стала добавлять, что Сали Хили, приветливая, заботливая толстушка, ничем не напоминала Лизу с ее холодной красотой и весьма своеобразным кодексом профессионального поведения.

– Смотрите, смотрите, вон там, – потрясенная Эшлин показала глазами на высокого, кукольно-смазливого мужчину. – Марти Хантер, телеведущий.

– Дежа-вю, – фыркнула Лиза. – Вчера он светился на пьянке у «Бейлиз», а в понедельник – у «МаксМара».

Эшлин подавленно замолчала. На этот выход в свет она возлагала большие надежды. Она собиралась направлять и опекать Лизу, доказывать ей свою необходимость; предвкушала, как завоюет ее уважение благодаря незаменимому природному знанию, кто есть кто в Ирландии, – знанию, которое Лиза, уроженка Англии, конечно, оценила бы. Но Лиза, как выяснилось, и тут была на голову выше ее, и неуклюжая помощь Эшлин ее только раздражала.

Около них остановилась официантка с подносом. Угощение было традиционно марокканское: кускус, колбаски «мергез», канапе с бараниной. Из спиртного почему-то давали только водку – напиток совсем не марокканский, но Лизу это не особо заботило. Ее больше раздражало, что рядом топталась Эшлин. Чарующе улыбаясь, Лиза методично двигалась по залу от собеседника к собеседнику, хотя и тут нашлось два-три неожиданных лица.

– Кругом одно и то же, – вздохнула она, обращаясь к Эшлин. – Почти все эти так называемые знаменитости – жалкие неудачники, не погнушаются и презентацией консервированной фасоли, только свистни. Что плавно подводит нас к правилу номер пять: не сданная в гардероб верхняя одежда – предлог для бегства. Если кто-нибудь особенно тебя достанет, всегда можно сказать, что тебе надо срочно сдать пальто в гардероб.

По залу дефилировали несколько тоненьких, совсем юных девочек-моделей с наивными, широко распахнутыми глазами в нарядах от «Марокко». То и дело кого-нибудь из них подталкивали к Эшлин и Лизе, а те, в свою очередь, должны были охать и ахать от восхищения. Эшлин, сгорая от смущения, честно ахала, но Лиза едва глядела.

– Могло быть и хуже, – доверительно заметила она, когда очередная девочка покружилась перед ними и отошла в сторону. – Не в купальниках, и слава богу. А то в Лондоне как-то раз во время обеда, не фуршета даже, шесть девок вертели то задницами, то сиськами над моей тарелкой, а я еще пыталась что-то съесть. Фу!

А потом сказала то, что Эшлин уже и сама начинала понимать: