Доктор Коул

Дэвид был в восторге от серебряного сервиза. Он с интересом выслушал историю Элизабет Салливан и посерьезнел, когда она отвела его к тому месту, где похоронила прах Беттс.

— Ты часто приходишь сюда, чтобы поговорить с ней?

— Я прихожу сюда, потому что мне нравится это место. Но я не говорю с Элизабет.

— Ты не хочешь сказать ей, что ее подарок прибыл?

— Ее здесь нет, Дэвид.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. Под тем камнем я похоронила всего лишь кусочки обожженных костей. Элизабет просто хотела, чтобы ее останки смешались с землей в каком-нибудь живописном месте. Этот городок, это место возле реки ничего не значили для нее при жизни. Она не подозревала об их существовании. Если души могут возвращаться после смерти — а я в это не верю, потому что мертвое всегда остается мертвым, — но если все же такое возможно, то Беттс Салливан отправилась бы в место, которое что-то значило для нее, когда она была жива.

Р. Дж. поняла, что Дэвид поражен. И чем-то разочарован.

Они были совершенно разными людьми. Возможно, противоположности действительно притягиваются.

Хотя их отношения были полны вопросов и неуверенности, они прекрасно проводили время вместе. Они исследовали ее угодья и обнаруживали различные сокровища. В самом сердце ее владений они нашли несколько маленьких водоемов, похожих на бусинки огромного ожерелья. Они начинались с маленького ручейка, который сложно было назвать настоящим ручьем. Подчиняясь непогрешимому инженерному инстинкту, бобры построили несколько дамб и заводей, каждая следующая из которых была больше предыдущей. Последняя заводь занимала больше акра земли. Болотные птицы и прочая живность гнездились там и ловили форель. Это было тихое и спокойное место.

— Жаль, что нельзя здесь ходить так, чтобы не ломать кустарник и не задевать деревья.

Дэвид согласился.

— Тебе нужна тропа, — сказал он.

На следующих выходных он принес баллончики с краской, чтобы разметить путь. Они прошли по нему несколько раз, потом начали помечать деревья. После этого Дэвид принес циркулярную пилу и взялся за дело.

Они намеренно делали тропу узкой и избегали бурелома, не пилили больших деревьев, убирая лишь нижние ветви, которые могли помешать проходу. Р. Дж. оттаскивала в сторону ветки и маленькие деревца, срезанные Дэвидом, оставляя те, что потолще, для камина, а остальные складывая в кучи, в которых могли найти пристанище маленькие животные.

Дэвид время от времени показывал на следы присутствия крупных животных. У одного дерева была частично стерта кора. Таким образом олень избавлялся от наслоений на рогах. Трухлявый ствол дерева разворочен черным медведем, который искал насекомых и коренья. Время от времени им попадался медвежий помет, иногда бесформенный от ягодной диареи, иногда очень похожий на человеческие экскременты, только большего размера.

— Здесь много медведей?

— Хватает. Рано или поздно ты их увидишь, скорее всего, издалека. Они близко не подпускают. Слышат, как мы приближаемся, чуют наш запах. В основном они стараются держаться от людей подальше.

Некоторые места были сказочно красивы. Пока они прокладывали тропу, Р. Дж. запомнила несколько мест, где хотела поставить скамейки. На первое время она купила в магазине несколько пластиковых стульев и поставила их на берегу большой бобровой заводи. Р. Дж. приучила себя подолгу сидеть там неподвижно, за что иногда бывала вознаграждена. Она наблюдала за бобрами, шикарной парой лесных уток, голубой цаплей, расхаживающей по мелководью, оленями, которые приходили к заводи на водопой, и двумя каймановыми черепахами размером с поднос Беттс. Иногда ей казалось, что она жила здесь всегда.

Постепенно, в свободное от работы время, они с Дэвидом проложили узкую тропу сквозь шепчущий лес до самой бобровой заводи и дальше к реке.

22

Певцы

Несмотря на сомнения, она позволила себе серьезные отношения с Дэвидом.

Р. Дж. была удивлена, что женщина ее возраста и опыта может быть такой нерешительной и ранимой, как подросток. Работа не позволяла ей часто встречаться с Дэвидом, но она много думала о нем — о его губах, голосе, глазах, походке. Она пыталась изучить собственные реакции с научной точки зрения, твердя себе, что все это биохимия. Когда она видела его, слышала его голос, ощущала его присутствие, ее мозг выделял фенилэтиламин, который заставлял ее сходить с ума. Когда он гладил ее, целовал, когда они занимались любовью, выделение гормона окситоцина делало секс приятным.

Она гнала от себя мысли о нем, чтобы это не мешало работе.

Когда они были вместе, то не могли удержаться от того, чтобы трогать друг друга.

Для Дэвида это было трудное время, поворотный момент. Он отослал половину своей книги и описание сюжета в одно из ведущих издательств. В конце июля его пригласили в Нью-Йорк, куда он отправился на поезде в самый жаркий день лета.

Домой он вернулся с контрактом. Аванс едва ли мог изменить его жизнь. Двадцать тысяч долларов были обычной платой за первый литературный труд, который не был остросюжетным детективом. Но это была победа. Он обедал с издателем, правда, отказавшись пить вино.

Р. Дж. повела его на веселый праздничный обед в «Дирфилд Инн», а потом на собрание в Гринфилде. За обедом он признался ей, что со страхом думает о том, как будет заканчивать книгу. Он не мог с уверенностью сказать, что чувствует себя писателем.

— Я Дэвид Маркус, — сказал он. — Я алкоголик и торгую недвижимостью в Вудфилде.

Вернувшись к нему домой поздно вечером, они уселись на старом диване на крыльце возле банок с медом. Они тихо разговаривали, наслаждаясь свежим ветерком, время от времени дувшим со стороны леса.

В этот момент на дороге показалась машина. Она подъехала к дому и свернула на подъездную дорожку, осветив фарами крыльцо и бросив глубокие тени на лицо Дэвида.

— Это Сара, — сказал он. — Она ездила в кино с Бобби Хендерсоном.

Когда машина подъехала к дому, они услышали пение. Сара и Бобби пытались петь «Клементину» тонкими голосами, явно фальшивя. По всей видимости, они хорошо провели время.

Дэвид хохотнул.

— Тихо, — шикнула на него Р. Дж. Машина остановилась всего в нескольких метрах от дома. Их разделяли лишь густые заросли глицинии.

Сара запела «Дьякон отправился в подвал помолиться», и мальчик присоединился к ней. Когда песня закончилась, наступила тишина. Р. Дж. подумала, что Бобби, вероятно, целует Сару. Она поняла, что они должны обнаружить свое присутствие, но было уже поздно. Они с Дэвидом сидели в темноте, взявшись за руки, словно престарелая пара, и улыбались друг другу.

Потом запел Бобби:

— Тра-та-та, у свиньи да у кота…

— Бобби, ну что ты несешь, — сказала Сара и захихикала. Когда он продолжил, она подпела ему.

Дэвид отпустил руку Р. Дж.

— Сара, — громко сказал он.

— О боже! — воскликнула Сара.

— Марш домой!

Послышался громкий шепот и хихиканье. Хлопнула дверца машины. Сара взбежала по ступенькам на крыльцо, пронеслась мимо них, не сказав ни слова. Автомобиль тут же отъехал от дома, резко развернулся и умчался прочь.

— Давай я отвезу тебя домой. Потом займусь ею.

— Дэвид, успокойся. Она никого не убила.

— Где ее самоуважение?

— Ну… Ты неправ. Это детские шалости.

— Шалости? Я бы не сказал!

— Послушай, Дэвид, разве ты не пел грязных песенок, когда был в ее возрасте?

— Да, пел их с ребятами. И никогда — с благовоспитанной девушкой.

— Очень печально, — сказала Р. Дж., спустившись по ступенькам и сев в его машину.

Он позвонил на следующий день, чтобы пригласить ее на обед, однако она была слишком занята. У нее начался пятидневный марафон, который продолжался не только днями, но и ночами. Отец был прав. Ей слишком часто не давали выспаться. Проблема состояла в том, что в медицинском центре в Гринфилде, находившемся в получасе езды на быстрой карете «скорой помощи», в которой возили ее пациентов, не было интернов. В Бостоне ей очень редко звонили ночью, но, когда это случалось, ей всегда предоставляли отчет от семейного врача с оценкой проблемы. Она говорила интерну, что делать с пациентом, и снова шла спать. Здесь же не было семейных докторов. Обычно ей звонила медсестра, и всегда это случалось посреди ночи. Медперсонал в Гринфилде был очень хорошим, но ее все равно дергали в любое время суток.