Сердцеед (ЛП)

БОЖЕМОЙ!

«Ранний уход юной девушки вызвал замешательство в прессе; вот их с Сентом совместная фотография, сделанная ранее, вызвавшая массу слухов о том, заинтересовался ли ею Сент. Ранее говорилось, что она - сотрудник небольшого местного журнала, но на мероприятии присутствовала, не как журналист. Это впервые, когда Сента связывают с журналистом. Будет интересно наблюдать за дальнейшим развитием». 

«Согласен», — отвечает второй ведущий.

— Божемой! — я выключаю телевизор, отбрасываю в сторону пульт, и закрываю лицо руками. Потом делаю вдох и выдох, вдох и выдох, когда мой телефон вибрирует. Это Хелен.

«Ты в новостях. Вики написала. Сказала, он явно на крючке. Я впечатлена».

— Меня сейчас стошнит, — стону я.

Испытывая тошноту от ненависти к своей же отвратительной двуличности, я хватаю подушку, закрывая ею голову. Я не отвечаю Хелен. Вместо этого я удаляю ее сообщение, после чего тянусь к своему спасательному кругу, единственному, что держит меня на плаву, когда все плохо:

«Люблю тебя, мамочка».

Глава 14

ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ

Моя мама, скорее всего, спит. Она так и не ответила. А я все еще дерьмово себя чувствую. Черт, я и есть дерьмо. Тяжело вздохнув, я натягиваю футболку на колени и обхватываю ноги руками, опуская голову, пряча лицо. Я так сижу уже некоторое время, когда слышу внизу звонок домофона. Я не буду отвечать. Правда, не буду.

На третьем звонке я сдаюсь, встаю и плетусь ответить на кухню.

— Да?

— Это я.

Малкольм.

Я лихорадочно осматриваю квартиру, которую мы делим с Джиной. Это типичное для Чикаго здание бывшей фабрики, переоборудованное в многоквартирный дом. Двери обеих наших спален выходят в короткий коридор, одна справа, одна слева. Крашеные деревянные книжные полки и колоны металлического каркаса отделяют кухню от гостиной. В стене между столовой и кладовой у нас дыра, и самой дешевой альтернативой прикрыть ее, в свое время, стала огромная белая доска. Мы повесили ее со стороны столовой и пишем там всякое, когда напиваемся или просто под настроение. Раньше это была моя доска «для идей», но девчонки ее утащили.

Это... дом. Мой дом. Что он о нем подумает?

Эта квартира — моя гордость, мой маленький уголок покоя, а теперь ОН будет здесь, и это важно. Довольно много времени прошло с тех пор, как мы с подругами это обсуждали, но ни один мужчина не пересекал священный порог моей квартиры. Ни разу. Он первый. Самый первый.

Я нервничаю от того, что он увидит мой дом, мою зону комфорта, мою радость и гордость, взглядом, который повидал слишком многое в этом мире. Намного больше моего. То, что кажется красивым мне, ему может показаться простым и скучным.

— Поднимайся, — бормочу я, нажимая на кнопку, открывая дверь внизу, затем тороплюсь обратно в свою комнату, натягиваю первые попавшиеся леггинсы и меняю футболку на длинную рубашку, осматриваю себя в отражении в зеркале ванной комнаты.

Сокрушаясь в отчаянии от вида моих опухших век, я быстро умываюсь с мылом и иду к двери. Когда я ее открываю, он уже ждет снаружи, прислонившись к стене, одна рука в кармане, взгляд опущен вниз на туфли, брови нахмурены.

Он поднимает взгляд на меня. Мои ноги парализует, будто от нехватки крови. Он не знает, что значит для меня сделать шаг назад и махнуть, приглашая его войти. Боже, он так хорошо выглядит (впрочем, так же хорошо, как и минуты или часы назад), что я едва не спотыкаюсь на коврике.

— Хочешь кофе?

Он осматривается, кивая.

Галстук на его шее развязан, и висит вокруг шеи, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Его волосы вьются у воротника, и, когда он взъерошивает их, продолжая осматривать мою квартиру, они торчат в разные стороны, темные и притягательные. Мне приходится удерживать себя от желания протянуть руку и коснуться их. Вместо этого я приношу нам две чашки на кофейный столик. Я сажусь на диван и смотрю, как он усаживается в мое любимое большое кресло, то, в котором мне лучше всего думается. Я немного опасаюсь, что теперь не смогу сидеть в нем, не вспоминая, как он был тут.

— Мне жаль, что я ушла, — шепчу я, пододвигая чашку по столу, отдергивая руку прежде, чем он сможет до нее дотянуться.

— Я слышал, что ты неважно себя чувствовала, — Сент наклоняется вперед, не обращая внимания на кофе. Не обращая внимания на мою квартиру и все, кроме меня.

Его оценивающий взгляд вынуждает меня опустить голову и вздохнуть.

— Да, вроде того, — соглашаюсь я.

— Рейчел, тебя кто-то обидел?

— Возможно... — я поднимаю голову, услышав покровительство в его голосе, и скрещиваю руки на груди. Ни один мужчина не беспокоился обо мне, не защищал. Мне так это нравится, что на губах появляется легкая радостная улыбка. — Ты побьешь ее за это?

— Ее?

— Меня, — уточняю я, качая головой. — Я имею в виду себя, я сама себе причинила вред, — я сильнее сжимаю руки, потому что от его вида в своей квартире, мои мысли уносятся куда-то, в другое место, на верхний этаж здания Interface. Я не могу поверить, что целовала эти губы. Не могу поверить, что и он целовал меня так долго.

Он тихонько смеется, проводя рукой по волосам.

— В таком случае, нет, я не побью ее, — затем пауза и тяжелый взгляд.

«Тогда поцелуй ее снова», — думаю я, поддавшись порыву.

Про себя застонав от этой мысли, я закрываю лицо рукой.

В данный момент Сент кажется более, чем озадаченным.

— Проблема в женских штучках?

Я поднимаю глаза на звук его голоса, в нем слышится смущение и улыбка, что из уст такого строгого и скрытного мужчины звучит неожиданно мило.

— Проблема во мне, — признаю я. — Я кое-кого увидела сегодня, она работает там же, где и я. Она всегда такая безупречная. Все ее статьи идеальны. Ее темы, ее метафоры, ее образы!

Его смех, такой низкий, завораживающий, наполняет комнату, он откидывается на спинку кресла, образец делового спокойствия.

— Рейчел, лично я — фанат твоих работ.

Моих... что?!

— Освещая темы, ты всегда честна, что освежает.

— Ты читал мои статьи? — уверена, мой голос и округлившиеся глаза выдают мое удивление.

Легкая улыбка опять появляется на его губах, но в этот раз он хмурится.

— Думаешь, я даю интервью всем подряд?

— Честно? — спрашиваю я.

Когда он кивает, я опускаю голову.

— Я подумала, что, увидев мое выпирающее декольте на аватарке, ты сказал Дину, что встретишься со мной.

В его глазах смех, но после нескольких длинных напряженных минут, что мы смотрим друг на друга, наши улыбки угасают.

— Я читал твою колонку задолго до того, как дал согласие на интервью.

— Должно быть, при встрече я оказалась таким разочарованием. То первое интервью — самое неловкое из всех, что я проводила, — признаю я.

И снова мы обмениваемся взглядами.

Я хочу, чтобы он что-нибудь сказал, поэтому жду.

— Ты была очаровательна.

Я ярко краснею.

Он известен своей скупостью на комплименты или лесть. Все знают, что он резкий, от его честности людям зачастую бывает не комфортно.

Прямо сейчас мне не комфортно, потому что я чувствую, как он смотрит на меня с особой проницательностью, и, когда он продолжает, девчонка внутри меня находится в эйфории.

— Я испытал особое удовольствие, наблюдая, как ты уходишь в моей рубашке. Казалось, что все мои сотрудники, видевшие тебя, знали, что я тебя хочу. Все знали, кроме, пожалуй, меня.

У меня перехватывает дыхание.

— О, — только и произношу я, сумев выдохнуть.

— Тогда я не знал, — уточняет он, его взгляд такой решительный.

Желание, которое я испытываю, невероятно поглощающее, такое мощное, что я не могу думать ни о чем другом, кроме него и того факта, что он не может быть моим.

Меня начинает остро волновать расстояние, разделяющее нас, сколько именно шагов между ним и мной в моей гостиной. Я включаю лампу, и комната наполняется светом, который ласкает черты его лица.