О чем расскажет дождь

* * *

Спустя какое-то время она приоткрыла глаза и увидела, что форточка плотно закрыта. «Значит, никуда оно не улетит, обидчивое счастье...»

Теперь из окна уже нельзя было увидеть солнце.

Оно из последних сил боролось с неизбежностью уходящего дня где-то на западе. Восточный край неба отражал краски блекло и лениво — именно так, как и всегда бывает поздним вечером. Усталое небо будто только и мечтало о том, чтобы потемнеть наконец, вздохнуть посвободнее в стороне от придирчивых взглядов, избавиться от своей вынужденной доступности и стать по-настоящему — небом. Звездным, темным, бездонным, загадочным и таинственным, пугающим и непостижимым. Небо под напором последних лучей солнца тосковало о бесконечности, которая приближалась к нему и сливалась с ним только ночью...

Алина и Влад небу нисколько не сочувствовали.

Они вообще не замечали ни неба, ни солнца, ничего вокруг себя. Не имели понятия о времени и даже о пространстве. Им не нужно было тосковать о бесконечности, потому что она была здесь, рядом. Уставшее небо, заглядывая в окно, просто завидовало им и тосковало еще сильнее. Хмурилось, темнело...

— Кажется, снова дождь собирается, — шепнула она, коснувшись его щеки губами.

— Ну и пусть. Пусть собирается, — ответил он так же равнодушно, как и она — к небу, к дождю, ко всему на свете.

— Ну, отгадывай...

— Еще раз, я не понял...

— Сколько можно, это не по правилам... Хорошо, в последний раз.

Алина снова прикоснулась кончиком указательного пальца к его спине и медленно, едва касаясь, вывела слово, которое Влад должен был отгадать.

— Береза? — прошептал он с надеждой.

— Дуб, — рассмеялась Алина. — Ты проиграл, снова проиграл!

— Так что все-таки за слово?

— Я же свое имя тебе написала.

— Алина?

— Да, кажется, так меня звали...

— Алина, скажи...

Он обернулся, приподнялся на локте. Притянул ее к себе, спрятал лицо в ее волосах и долго вдыхал аромат. Потом прошептал тихо:

— Скажи, как я раньше жил без тебя?

— Не знаю... Я ведь не знаю, как ты жил...

— Очень плохо жил. Столько ошибок наделал...

— Давай не будем об ошибках.

Она легонько коснулась ладонью его губ, на самом деле испугавшись, что он сейчас начнет говорить о том, о чем говорить нельзя. О чем сейчас нельзя даже думать... Потом, позже, когда он уйдет, эти мысли все равно придут. Пусть потом — но не сейчас, сейчас это было бы совсем против правил.

— Алина?

— Да...

— Знаешь, я все время думал, что этого не может быть.

— Чего — этого?

— Того, что случилось со мной. Никогда бы не поверил, что можно вот так, с первого взгляда... Наверное, это вирус.

— Вирус?

— Да, — улыбнулся он. — Мне кажется, любовь — это вирус. Существуют миллионы разновидностей этого вируса, и каждая из них может оказаться опасной только для двух людей на земле. Когда эти люди встречаются, вирус начинает активизироваться, заполоняет собой каждую клеточку тела... И человек полностью ему подчиняется.

— Жаль, что нет прививки против этого вируса...

— Почему жаль? Ты о чем-то жалеешь, Алина?

Он склонился над ней, и она снова увидела ту самую беззащитность и детскую ранимость в его взгляде. «Ни о чем. Ни о чем я не жалею, по крайней мере сейчас. А потом... Какая разница, что будет потом?»

Она обхватила его за шею, прижала к себе, чтобы чувствовать биение сердца.

— Слышишь? Почти в одном ритме. Только твое немного обгоняет...

— Это твое — отстает...

— Да, совсем немного... Кажется, догоняет?

Запах его волос окутывал весенней дымкой, в которой сквозил аромат дегтя, клейких весенних листьев. Она вдыхала его снова и снова, как будто пыталась сохранить, оставить про запас в собственных легких. Чтобы потом, когда счастья уже не будет, можно было просто выдохнуть его, этот аромат, и снова, хоть на короткое мгновение, стать счастливой.

— Откуда эта весна в твоих волосах? Ведь говоришь, с Севера приехал.

— С Севера. Только когда в душе весна, и волосы, наверное, весной пахнуть начинают... — Он улыбнулся собственным словам: — Не ожидал от себя поэзии. Это все ты...

— Приятно быть чьей-то музой. Впервые со мной такое...

Нечаянная двусмысленность ее слов от него не ускользнула. Он наклонился к ее лицу и, внимательно глядя в глаза, тихо спросил:

— Правда — впервые?

Алина молчала, разглядывая его ресницы.

Конечно, это было впервые. Чтобы вот так, сразу, с первого взгляда, с самых первых слов, сказанных друг другу...

Невольно она вспомнила о Максиме. Но нет, с Максимом все было совсем по-другому. Та любовь была сильной, но она не знала страха. Она была похожа на цветок, распустивший свой пышный бутон среди зеленой травы, на залитом солнцем пригорке, под безоблачным небом. А теперь... Теперь все совсем не так. И если уж сравнивать любовь с цветком, каким бы банальным это сравнение ни казалось, то этот цветок расцвел совсем не там, где полагается цвести цветам. На асфальте, посреди оживленного хайвея. Расцвел, прекрасно зная о том, что вокруг — машины, что они несутся на него с бешеной скоростью и одна из них все равно рано или поздно подомнет его под колеса. И все-таки расцвел, не думая, что срок его цветения может оказаться слишком коротким...

«Да, та любовь не знала страха. А теперь любовь и страх — сиамские близнецы, неотделимые друг от друга...»

— Ты не ответила...

— Я люблю тебя, Влад. Я в тебя влюбилась сразу, как только увидела. Может, для этого и подсунула тебе эти дурацкие фотографии, чтобы ты вернулся. Чтобы пришел еще раз. Такого со мной не случалось... Никогда.

— Никогда, — повторил он одними губами и снова зарылся лицом в ее волосах.

Опять зазвонил телефон. В пятый или шестой раз за прошедший так стремительно день...

— Может, все-таки снять трубку? Целый день тебе кто-то звонит...

Алина не двигалась с места. Ей как будто страшно было даже на крошечный миг разорвать их общее дыхание, ощутить вдруг свое физическое существование без него и понять, что это — возможно. Что она жила как-то раньше, дышала отдельно от него и чувствовала своей, а не его кожей. Она не хотела этого понимать, не хотела в этом убеждаться.