Китайский цветок

— Валерий, — усмехнулся Слуцкий, жестом приглашая его вернуться на диван. — Скажи-ка мне, друг мой, что такое «как бы»? «Как бы на сигнализацию… как бы благодарен…» Что это значит?

— Ну… значит… А чёрт его знает, Иван Антонович!

— Дед, не грузись! Они сейчас так говорят — как бы, сложно и неоднозначно, — засмеялась Даша.

Других тем для улыбок в этот вечер не нашлось. Валерка был занят на кухне — он опять готовил и мыл. Катерина участия в разговоре не принимала и смотрела на Слуцкого как-то боязливо. Иван Антонович обсуждал с Дашей, какое ей предстоит лечение и сколько приблизительно оно будет стоить. Получалось пятнадцать тысяч долларов. Слуцкий обещал привезти деньги на следующий день.

Около десяти Слуцкий с Катериной ушли. Он довёз её до дома. Выходить из машины она ему не велела — шёл снег с дождём, и ему в самом деле не хотелось мокнуть. Договорились, что завтра он позвонит ей утром, и они решат, когда ехать к Даше. Слуцкий вернулся в гостиницу.

У себя в номере Иван Антонович как-то очень быстро обжился и чувствовал себя совсем по-домашнему, даже босиком ходил, вспомнив вдруг детскую, ещё воронежскую привычку. Любил бродить по номеру с чашкой чая в руке, поглядывая на телевизионный экран и что-то напевая. Нравилось, облокотившись на подоконник, смотреть, как течёт московская жизнь на Тверской-Ямской.

Надев так полюбившийся гостиничный халат, Слуцкий подошел к окну и отдернул штору. Поток машин, редкие в этот поздний час прохожие, зябко прячущие в шарфы подбородки, яркий свет фонарей, снежный дождь или дождевой снег, который валил стеной… Картинка за окном успокаивала и помогала сосредоточиться. Но как бы он ни рассматривал ситуацию, вглядываясь в неё с разных сторон, с чего начать следующий этап расследования, не знал. Можно было бы попытаться найти роддом, где рожала Анюта, загс, где регистрировали девочек, но без помощи Катерины это займёт уйму времени, которого у него нет. Если уж обращаться к ней, то не лучше ли прямо и честно расспросить её о Зое?

Его размышления прервал телефонный звонок. Слуцкий взглянул на часы — пять минут первого. Наверное, ошибка. Кто может звонить ему ночью! Оказалось, Даша.

— Прости, Дед, что поздно. Не разбудила?

— Нет, девочка. Я вообще-то не привык поздно засыпать, но из-за разницы во времени мозг бунтует и спать отказывается.

— У меня тоже бессонница. Но звоню тебе не просто так.

— Ты можешь звонить мне в любое время и абсолютно просто так! — Иван Антонович помолчал и добавил: — Как бы…

Даша расхохоталась, но как-то слишком уж громко и натянуто. Она волновалась и, похоже, даже не пыталась это скрыть.

— Ты прелесть, Дед… И мне звони, когда хочешь, я же дома день и ночь. Знаешь, хотела попросить тебя приехать завтра до прихода мамы. Мне поговорить с тобой надо. Наедине.

Она помолчала и добавила запальчиво:

— Поэтому, если вдруг нагрянет Валерка, скажи ему, что хочешь пообщаться со мной один на один. Только сам ему скажи. Если я его прогоню — обидится жутко. Понимаешь, не надо, чтобы в наш разговор кто-нибудь влезал. Даже мама. А уж этот-то тем более.

— Ты не хочешь сказать мне сейчас, в чём дело?

— Не, Дед. Завтра. Приезжай давай к часу! Нормально?

— Нормально, девочка. Но мне нужно предупредить Катерину, чтобы завтра она меня не ждала.

— Да не парься ты, Дед! Я позвоню ей утром сама.

— Дарья! Что за жаргон! Ты же интеллигентная девочка.

На самом-то деле Дашины словечки совершенно его не коробили. Они ему даже нравились. Просто не хотелось заканчивать с ней разговор — пусть ещё о чём-нибудь поговорит.

— Ой, Дед, не ханжи. Сроду не поверю, что ты в молодости не баловался словечками, которыми играло твоё поколение!

— Баловался, девочка моя, конечно, баловался.

— И это правильно, — сказала Даша не своим голосом, явно подражая какой-то известной личности, но какой именно, Слуцкий не понял. — Ты согласись, Дед, язык — это живой организм! Он всё время меняется, и сегодня глупо говорить языком Пушкина…

— Я совсем не против молодёжного сленга. У каждого поколения он особый, но в языке-то, если ты заметила, эти словечки долго не живут. И слава богу, я бы сказал. Но означает это только одно — они есть мусор! Хотя то, что ты говоришь — я имею в виду твои словечки, — иногда очень точно и всегда смешно. А бурчу я просто так. Для порядка и по-стариковски, конечно. Ну, иди спать, Дарья! Завтра поговорим.

— Спокойной ночи, Дед. До завтра. — Звонким чмоком она изобразила поцелуй и дала отбой…

Милая девочка. Слуцкий облегчённо вздохнул. Это враньё наверняка её угнетает, и она хочет всё ему рассказать, но боится матери и жениха — ведь скрыть от американского деда серьезные факты из истории семьи, видимо, общая идея. А может быть даже, она была против этого вранья с самого начала! С другой стороны, Катерина-то тоже на врунью не похожа. Остается Валерка? Нет. Не может быть! Не тянет он на главного идеолога. Слишком уж Валерий простоват, что ли, для того чтобы навязать двум независимым и умным женщинам свою волю.

Размышляя на эту тему, Иван Антонович лег спать, но сон не шёл. Разговор с внучкой взволновал до такой степени, что он в конце концов вылез из-под одеяла, попил холодной минералки, расшторил окно и снова занял место у своего наблюдательного пункта. Движение по ночной улице завораживало, как огонь в камине. Хотелось смотреть и смотреть. А в голове тем временем крутился один и тот же вопрос — кто все-таки задает тон в этой завиральной кампании? Катерина? Может, она как-то связывает события последних недель со своим покойным Васенькой, которого поминает кстати и некстати?

В нерешительности он взял телефонную трубку. Вдруг ужасно захотелось услышать Дашин голос. До чего же она родная, эта московская, выросшая без его ласки девочка!.. Половина второго ночи. Ладно, воспользуется один раз её разрешением звонить ей в любое время. Пусть подумает, что дым отечества ему в башку шибанул.

Иван Антонович стал набирать её номер, одновременно продумывая первую фразу, чтобы Даша не очень сильно на него рассердилась, а напротив даже, улыбнулась. Но, к его удивлению, трубку она не взяла. Он подождал несколько минут, предположив, что если она выехала на своей коляске из комнаты, то потребуется некоторое время, чтобы вернуться в постель. Снова набрал номер, и снова никто не подошёл… Немного странно, разрешить ему звонить в любое время суток и сразу же выключить телефон. Или её просто нет дома?

4

На другой день без пяти минут час Слуцкий уже сидел в гостевом Дашином кресле рядом с внучкой. Всё, о чём она рассказывала, находило живейший отклик в его душе и отражалось на лице полным смятением чувств. Глаза то горели возмущением, то теплели сочувствием, то недоверчиво суживались. Дашина история казалась ему невероятной, логика, которой руководствовалась семья, — непостижимой. Сколько витиеватых и сложных объяснений семейным перипетиям выдвигал до этого разговора сам Слуцкий, а того, что узнал от Дарьи, конечно, и представить не мог. Но в каждом вранье должен быть смысл. В этом — не было. Не было, чёрт побери!

— Зачем, — недоумевал он, потрясая руками, — зачем наплели столько лжи? Какую вы преследовали цель?

— Прости, Дед! — Даша вытирала слезы. — Ни у кого из нас и мысли не было тебя обидеть. Поверь мне. Очень прошу. Ну сам подумай, какие у нас могли быть основания не доверять тебе? Ну никаких! — ответила она на свой вопрос и снова расплакалась.

Слуцкий был так взволнован и возмущён, что оставил её рыдания без внимания.

— Я тоже так думаю. Никаких оснований оскорблять меня своим недоверием у вашей семьи не было. Я требую, чтобы ты объяснила мне чётко и, главное, правдиво — почему вы скрыли от меня, что у тебя была сестра?! — Иван Антонович разволновался и полез в карман за пластмассовой трубочкой с лекарством.

Даша утерла слёзы. Потом заговорила так тихо, что он еле разбирал слова:

— Не мне говорить тебе, что настоящее, истинное горе молчит. Не сочти, Дед, некорректным мой вопрос, но когда умерла твоя дочь и, как я теперь знаю, моя мама, ты со многими людьми обсуждал её смерть?