Шкатулка с драгоценностями

«Сегодня на обед придет Крамер», – поняла Грейс. И с этим пониманием внутри у нее что-то сжалось.

Она заглянула в кухню.

– Что ты готовишь?

– Шницель по-венски. – Нэнси отбивала тонкий розовый кусок телятины.

– Любимое блюдо Джона?

– Нет, насколько мне известно. – Нэнси продолжала стучать, но щеки ее покраснели. – Впрочем, полагаю, он бывал в Вене.

Ни о каком «полагаю» и речи быть не могло. Она, вероятно, в подробностях знала о его пребывании там, адрес его отеля, перечень всех музеев, театров и ресторанов, где он бывал.

У Грейс внутри еще сильнее сжалось, и ей пришлось глубоко выдохнуть, чтобы расслабиться.

«Все в порядке, – сказала она себе. – О'Коннелл твой, а Крамер принадлежит Нэнси. Все улажено, и тебе не о чем беспокоиться. Расслабься и приятно проведи вечер».

Крамер явился ровно в половине восьмого. Грейс, сидевшая с книгой в гостиной, услышала, как Кэтрин с восторженным возгласом приняла букет цветов и бросилась искать вазу. Наконец он появился в дверях гостиной. Рукава его рубашки были закатаны, а пиджак небрежно свисал с плеча. Почему-то он был слишком реальным. Волосы слишком блестели, глаза были слишком темными, смех слишком громким. Сам факт его присутствия в их доме был для нее потрясением. Заметив Грейс, Крамер бросил на нее далеко не случайный взгляд. У него немного напряглись плечи, и он бессознательно коснулся своих усов, словно боялся, что в них что-то застряло.

«Он чувствует то же самое, – поняла Грейс. – Ему не более приятно со мной, чем мне с ним!»

– Нэнси специально для вас готовит шницель по-венски. С квашеной капустой. – Она отложила книгу, но с места не поднялась, не будучи уверенной, что удержится на ногах. – Я решила предупредить вас на тот случай, если вы с трудом его узнаете!

– Не беспокойтесь! – Он снова дотронулся до усов. – Я знаю, что такое шницель по-венски с квашеной капустой.

– Да, но знает ли Нэнси? Ее кулинарный опыт не простирается дальше разогревания вареной ветчины и вареной картошки!

– Грейс! – Ему явно стало неловко. – Тогда ночью в «Тутанхамоне»... Я обидел вас и...

– Дядя Джон! Дядя Джон! – Тилли вприпрыжку ворвалась в комнату, ее светлые волосы рассыпались по плечам, в одной руке она держала мишку. – Я знаю наизусть «О всех созданиях, прекрасных и разумных!» [15]. Слушай!

Она встала в центре комнаты, перед камином, прямая и высокая, сцепив руки за спиной, и запела звонким девчоночьим голосом. Текст она знала назубок, хотя и заменяла «высокие воротники» на «пылающие цвета» [16]. Пока она пела, Феликс на коленках подобрался к Грейс сзади и разочарованно запищал, давая ей безмолвную команду взять и обнять его. Она так и сделала, ощутив комфорт, когда прижала к себе его теплое тельце, как обычно бывает, когда держишь на руках кошку. Когда же он завертелся как сумасшедший, она спустила его с рук и с раздражением увидела, как он пополз прямо к Крамеру и стал дергать того за брючину, чтобы он взял его на колени.

Исполнение гимна было награждено аплодисментами, и Грейс тотчас же подошла к Крамеру и с виноватым видом забрала от него Феликса.

– Дети, пора спать!

Тилли топнула ножкой:

– Ну, тетя Грейс! Я собиралась спеть «Вдали виден зеленый холм».

– Сейчас май, Тилли! Христос воскрес из мертвых неделю назад.

– Но мне нравятся песенки о смерти и крови!

– Типичная женщина! – Крамер поймал веселый взгляд Грейс.

– Вам повезло, что в этой комнате нет моей мамы. Она бы выгнала вас и за меньшее! Ну, давай, Тилли! В постель!

– Тетя Грейс, а дядя Джон будет моим папой?

Этот вопрос был задан неожиданно. Тилли любила задавать свои самые трудные вопросы после всех сказок, когда она свернулась калачиком в постели, а Грейс собиралась выключить свет.

– Ах, дорогая! – Она посмотрела в широко открытые глаза Тилли и увидела Джорджа. Серьезность Джорджа. Энергичность Джорджа. – Никто никогда не сможет заменить твоего папу! Он всегда будет с нами!

– Он вернется из мертвых, как Иисус?

– Нет, не совсем. Он будет жить в тебе, Тилли. В тебе и в Феликсе.

Но Тилли уже сердилась. Она захлопала кулачками по стеганому одеялу.

– Это ложь! Он ушел! Я не могу даже вспомнить его! Грейс попыталась обнять ее, но Тилли было не до объятий.

– Это несправедливо! У Элизабет новый папа. Он получил много медалей на войне, а теперь работает управляющим в банке и подсчитывает деньги. Я хочу, чтобы дядя Джон женился на маме, чтобы у меня был новый папа!

Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Папы – это не библиотечные книги, Тилли! Нельзя получить нового взамен старого. И вообще, может быть, мама и дядя Джон не хотят жениться. Ты об этом подумала?

Тилли нахмурилась.

– Почему? Они любят друг друга. И он всегда здесь. Он может уйти из своего дома и жить с нами.

– Тилли!

Как же часто он бывает здесь? Грейс пришлось подавить желание подробно расспросить, когда он приходит и как долго остается. Что его не бывает здесь ночью, она была совершенно уверена. Нэнси ни за что не отдастся ему без обручального кольца на пальце. Да и мама ни за что не потерпит подобного легкомысленного поведения под крышей своего дома. Что же касается остального...

– Что ж, если он не женится на маме, то пусть женится на тебе!

– Тилли!

– Или на мне! Он может жениться на мне! Я была бы невестой в белом платье. Он был бы моим женихом. – Она заулыбалась и устроилась поудобнее, засыпая.

Грейс наклонилась и поцеловала ее в лоб.

– Эта капуста совершенно особенная. – Кэтрин Резерфорд ткнула в гарнир вилкой. – Она маринованная?

– Это австрийский рецепт, – объяснила Нэнси. – И, если честно, мама, по-моему, ты маринована [17] больше, чем капуста!

– Чушь и ерунда! – Но голос Кэтрин звучал более хрипло, чем обычно, – верный признак того, что она немного навеселе. Она редко выпивала, а сегодня выпила хереса еще до того, как они начали бутылку белого рейнвейна. – А если и так, что из того? Разве существует письменное указание, что только молодые имеют право выпивать? А более зрелая леди должна проводить вечер за вязанием, чаем и смотрением в камин в тоске по ушедшей молодости?

– Но у тебя же есть вечер, когда ты играешь в бридж... – Грейс поймала взгляд Нэнси и хихикнула. Сейчас, когда они все собрались за обеденным столом, ей стало гораздо легче. Сестры вошли в свои традиционные роли сообщниц, заканчивая фразы друг за дружку и обмениваясь взглядами поверх бокалов с вином.

– Вы, вертушки, забыли, кто вас родил! Позвольте мне сказать... – Кэтрин взмахнула ножом, и кусочек квашеной капусты попал в Крамера.

– Так, начинается. – Нэнси сделала большие глаза.

– «Меня бросили в тюрьму ради вашего блага, соплячки». – Грейс подражала матери.

– Это правда, миссис Резерфорд? – Крамер искренне заинтересовался. – По какому же обвинению?

– Я совершила самое отвратительное преступление: вела кампанию за право женщин голосовать! – Кэтрин поправила очки и гордо выпрямилась.

Нэнси наклонилась и громко шепнула Крамеру:

– На митинге Либеральной партии она бросила яйца в пару членов парламента.

– И угодила одному из этих ничтожеств прямо в лысую голову! – Кэтрин явно торжествовала. – Я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, что я была членом СПОЖ! Я была арестована вместе с Эмелиной Панкхерст [18].

– Это социально-политическое объединение женщин, – объяснила Грейс. – Мамочка, ты забываешь, что Джон американец. Он не имеет ни малейшего представления ни о Панкхерст, ни о СПОЖ. – Снова повернувшись к Крамеру, она добавила: – Заключение в полицейскую камеру было самым ярким событием в маминой жизни! По крайней мере, она хочет, чтобы мы так думали!