За миг до тебя

В подтверждение её слов пальцы Сергея дрогнули и Инна отступила, сев на диван между Зоей и Валерией Никитичной.

25.

Два с половиной, а точнее три дня назад Сергей как обычно забрал у бабы Фени приготовленное в алюминиевом бидоне молоко, прикрытое для плотности чистой марлечкой и толстой крышкой, затем заехал в церковь, передать отцу Фёдору просьбу тёти Нюси благословить детей-сирот перед отъездом в новые, специально отведённые им места жительства. На церковном дворе случайно встретил звонаря Алешу, юного паренька лет семнадцати, всё детство своё проведшего на звоннице. Алёша был смышлёным, вопреки бытующему о звонарях мнению — острослышащим и зорким пацаном. Батюшка Фёдор видел в нём преемника и помаленьку готовил к поступлению в семинарию.

Наущеный Димой Рубашкиным, Сергей спросил паренька, не замечал ли он чего необычного в округе с высоты своей полуразрушенной колокольни. Нет, не видел ничего такого, ответил тот. Тогда Серёжа зашёл с другого конца — а может раньше что-то бросилось в глаза, да позабылось? Или совсем не кажется необычным. Юный звонарь почесал затылок, взъерошив жидкие белёсые волоски, и закивал согласно — было, мол, вспомнил, и пригласил Сергея подняться наверх.

По ходу осыпающейся лестницы они договорились подделать и укрепить ступини. В храме было два этажа: второй, неубранный, пустовал. Здесь в потолке светилось квадратное отверстие — лаз на колокольню, к которому вёл прикрученный наискось деревянный настил с подгнившими перекладинами.

Старый медный колокол с тяжёлым языком красовался под самым куполом с длинным покосившимся шпилем, доступный птицам и ветрам. Тяга цивилизации к халявным цветным сплавам ещё не добралась сюда, но уже маячила на горизонте, одержимая лёгкой наживой.

— Ты бы хоть прибрался тут, — дружелюбно попенял Сергей белокурому следопыту, чекая ногой засохший, разбросанный повсюду голубиный помёт. Алёша нетерпеливо кивнул, лишь бы отвязаться, и указал рукой в сторону Сосновского леса. Лес как лес, ничего особенного, берёзки чередуются с гибкими осинами, непролазным ивовым кустом и частоколом разлапистых низкорослых елей. Сосны явно в дефиците, на горизонте маячат одна-две корабельные красавицы с общипанными верхушками, олицетворяют по всем правилам гордое название района. Мешанина, одним словом, обычная куча мала среднерусской равнины, криво рассечённая пополам неторопливой речкой.

— Туда гляите! Там, вона, где ёлка поломаная стоит, там я раньше людей видел. Ненашенские. Таскали всё чегой-то.

Наглядевшись досыта на поломанную ёлку, Сергей запомнил место и решил сходить к нему позже. Навестил на выезде из деревни деда Матвея, весёлого сожителя бабы Фени, снабжающей интернатских молоком.

— Да не сожитель я ейный, а сердечный друг. Или как по вашему, по молодёжному? Гражданский муж, во. В райсовете не писаны, а хозяйство обчее давно ведем, законы знаем, — объяснял он каждому забредшему на огонёк гостю.

Добродушный старикан обрадовался новому человеку, предложил зайти в избу на "гранёный стаканчик" чайку с малосольным тепличным огурчиком. Пожурил: "Чего ж молоко Фенино трясёшь по ухабам, скиснет не ровён час! Давай-ка мы его в холод спрячем, аккурат свежим доставишь…"

Сергей распросил вездесущего деда о "ненашенских" людях, копошившихся некогда у поломанной ёлки. Чем таким они занимаются, уж не спортивным ли ориентированием?

— Не-а, енто строители, — авторитетно заверил Матвей Григорьевич.

Лет пять тому назад в Глушицах соорудили вспомогательную электростанцию. Она недалеко, километрах в семи отсюда, за пригорком, так что с колокольни не увидать. Строители, не раз столкнувшись с дедушкой в лесу лоб в лоб, успели и его ввести в курс дела, а то поди ж ты, такого не введи — сам кого хочешь наведёт, голоштанное информбюро!

— Кабель оне прокладывают, штоб, значится, и мы, деревенские, могли електричество не только по праздникам пользовать. Знаешь, поди, как тут у нас — выключат, так на месяц. Хоим, носами друг о дружку запинаимси.

Почему за столько лет ни одного столба электропередач сюда не подвели? И на это у деда имелся резонный ответ — почва тут какая? Правильно, не ахти. Болота кругом торфяные, зыбко. Болота горят иногда, если лето жаркое. Вот строители и искали хитроумный способ, как лучше к дедовой деревне кабель подвести, озарить её светом нынешней революции. Вкрутить лампочку "Николаича".

А чего у ёлки частенько топтались — там как раз место что надо, ни болота, ни размытого грунта — твердь. Только вот не видно их давненько, строителей этих, запропастились куда-то. Мелькнёт иной раз знакомый комбинезон между веток, а пока доберёшся — он как сквозь землю!

26.

— Я тогда вернулся сюда, собрал кой-какие вещи и в тихий час отправился на новую подстанцию, — неторопливо продолжал рассказ Серёжа. — Семь километров — и недалеко вроде, а я добрался туда только вечером…

Инна вдруг ни с того ни с сего попыталась представить его ногу без протеза… и осеклась.

Обойдя сооружение кругом, он не нашёл ничего подозрительного, только довольно свежее ответвление линиии электропередач в сторону деревни, что лишний раз подтверждало слова деда Матвея. Металлические опоры множились, опутанные проводом, вонзаясь в небо длинными штырями с нанизанными на них стеклянными тарелками. Издалека эта конструкция была похожа на произвольный разбор игрушечных пирамидок в детском саду, устроенный для неусидчивых гигантстких ребятишек. Прозрачный воздух монотонно гудел, вибрируя назойливой нотой — "ре" или "до", но очень низкой и свербящей даже для слабослышащего человека.

Столбы с проводами тянулись вдоль поросшего травой и низким кустарником оврага — некогда траншеи, выкопанной приблизительно года три-четыре назад. Сергей решил заночевать неподалёку, чтобы к утру восстановить силы и начать поиск указанной Алёшей ёлки.

Найти её оказалось не так-то просто: сверху местность выглядит иначе, нежели с земли. Мысленно Сергей провёл стрелки к искомой точке от интерната и от церквушки навстречу друг другу, они пересеклись под углом приблизительно сто двадцать градусов. Шёл напролом, продираясь сквозь цепкие хлёсткие ветки, обилие скользких стартых корней и сырого мха. Когда наконец увидел знакомый купол, нога отказывалась подчиняться. Пришлось устроить привал. Спички за ночь отсырели, спасла пластмассовая зажигалка, найденная кем-то из малышни возле экскаватора — газа в ней не было, но искру высекала. С горем пополам из кусочка пеньки, свалявшейся в кармане с незапамятных времен, сухой прошлогодней травы и валежника ему удалось развести костерок и погреться.

Культя болела, как полноценная нога: зудели пальцы и несуществующая пятка, отекла щиколотка. Сергей высушил ремни, оттёр влажный проямок протеза и зажевал усталость куском чёрствого белого хлеба.

Если верить собственным расчётам, ёлка где-то в километре от него. Единственный ориентир — сломанная верхушка, хорошо заметная с колокольни, однако здесь, в густой путаной чаще, все елки кажутся одинаковыми. Ещё дед Матвей говорил про устойчивую почву и назвал её твердь. Что ж, будем искать твердь.

Бредя вдоль оврага, он не сразу обратил внимание на то, где закончились столбы с проводами. Всё время мелькали и вдруг исчезли. Судя по всему, это произошло недавно. Может следует вернуться назад? Стоя в раздумьи у кромки леса Серёжа ясно увидел очертания высокой пышной ели с безобразным обломком ствола наверху. Тяжёлые ветви удерживали высохший, неровно ампутированный конец, словно приросший к ним оставшимися в живых корою и иголками. Прямо перед ним маячил бледно-серый силуэт церкви. "Значит это — она. Та самая…"

Инна слушала рассказ и внимательно вглядывалась в рассказчика. Он не был такой как все здесь присутствующие, то есть внешне ни на кого не походил. Как если бы в молоко плеснуть каплю оливкового масла. Смуглый, с темно-каштановыми коротко подстриженными вихрами, которые задиристо топорщились на голове. Впалые от бессонных ночей и недоедания щеки, чёрные, глубоко посаженные угольки зрачков, тонкие виновато сведённые к переносице брови. А цвет кожи не азиатский Али-Бабаевский, нет. У Эмиля кожа отливает золотистой желтизной, у Сергея же — кофе со сливками, этакий средиземноморский оттенок… Воображение нарисовало его в белой тунике стоящим на палубе огромного парусника аргонавтов, волосы стянуты серебряной тесьмой, у ног — золотое руно. Именно таким, пожалуй, мог быть легендарный Ясон.