Забытый плен, или Роман с тенью

– Не жалеешь ты себя совсем, Лебедев, – вздохнула Татьяна, обрадованная промелькнувшей в голосе ласке. – Тебе принести или спустишься?

– Принеси, если не трудно.

– Легко!

Кофе оказался что надо: душистым, бодрящим – настоящим, а не тем суррогатом, что подают в офисе секретарши. Он подумал, что кое в чем Танюхи будет недоставать. Рядом с кофейником на подносе притулилась десертная тарелка с его любимым овечьим сыром. Трудоголик проигнорировал сыр, налил полную чашку кофе. Поразмыслить надо действительно над очень многим, и серьезно: у компании возникла проблема.

Предприятия холдинга работали по системе GMP, гарантирующей качество выпускаемой продукции и дающей зеленый свет в продвижении лекарственных препаратов на фармацевтическом рынке. Региональные оптовики выстраивались в очередь за товаром с известной торговой маркой. Аптеки, больницы, санатории, медицинские центры – все лечили своих больных с помощью «Оле-фармы». Лекарства и БАДы шли нарасхват, гарантируя холдингу прибыль, а пациенту – облегчение от болезни. Так продолжалось до этой весны. В марте разразился скандал.

Новый транквилизатор, выпускаемый на одном из заводов холдинга, ни у кого не вызывал сомнений. Надежность и эффективность средства для лечения нервных заболеваний подтверждались успешной клиникой и приказом министра здравоохранения на применение лекарственного препарата. Лечили успешно, но всех застраховать от беды не смогли. Транквилизатор выкинул фортель: с исковыми заявлениями обратились в суд сразу девять убитых горем мамаш, явивших на свет вместо прелестного чада – урода. Молодые, издерганные проблемами женщины принимали во время беременности новый препарат, обещавший не нанести вреда. Почему в инструкции не оказалось побочных явлений, разбираться было сейчас недосуг. Разработчик, безусловно, будет наказан, но он, не снимая с себя вины, кивал на производителя, и оба дружно делили ответственность с государством, которое также оказалось причастным к серьезному промаху ученых и технарей. Ошалевшим от ужаса мамам на эти кивки было глубоко наплевать, они вооружились адвокатами и атаковали суды с требованием привлечь виноватых к ответу, а безвинно пострадавшим оплатить моральный ущерб. Крах холдингу, конечно, не грозил, но репутацию эта история могла здорово подмочить. К тому же на российском фармацевтическом рынке шла жесткая борьба за место под солнцем, каждый был только рад промаху конкурента. Над достойным выходом из трудного положения ломали голову многие: юристы, экономисты, ведущие специалисты – все, кто дорожил рабочим местом и именем фирмы. Однако принимать решение должен был ее президент, тот, кто отвечал за все первым.

Лебедев просидел до рассвета. А утром принял контрастный душ, привел себя в порядок, увязав покрепче измученную голову вместе с разбитым телом, наспех перекусил и ринулся навстречу дню, обещавшему новые неприятности.

...Судебный приговор вышел кратким: платить, а препарат запретить до полного изучения его фармакологических характеристик. Это было, конечно, паршиво, но лучше, чем ожидалось. Егорин отнесся к судейскому итогу философски.

– Не спотыкается только тот, кто стоит на месте, – заметил он, доставая из шкафчика коньяк. – А мы с тобой, Андрюха, стайеры. В нашем забеге – как на бабьем веку: подляны жди с любой стороны. Давай дербалызнем по пятьдесят, чтобы мелким неприятностям не сбить нас с большого пути.

– Мы не бабы, не кегли, даже не бегуны. Мы, Женька, деловые люди. И если не сделать из всего этого серьезный вывод, можно легко очутиться с протянутой рукой на паперти.

– Да я скорее ноги соглашусь протянуть, чем руки, – ухмыльнулся Евгений и разлил по бокалам «Камю». – Давай, дружище! Не все так черно, как нам черт малюет, бывает, и ангелок подсветит. – Он выпил душистый напиток, смакуя каждый глоток. – А кстати, все забываю спросить: откуда та чеканка, что висела у тебя в кабинете?

– Купил по случаю.

– Отличная вещь! Смотришь – и мурашки по коже, хочется вывалить всю свою подноготную. Напрасно ты ее убрал, под этой картинкой хорошо переговоры вести: партнеры шельмовать не будут.

– Мой кабинет – не место для переговоров, хоть с чеканкой, хоть без. Что-то раньше за тобой не наблюдалось склонности к мистике, стареешь?

– А вот на этот пошлый вывод я отвечу легким презрением и снисхождением к твоим издерганным нервам. Я, старик, как никогда чувствую себя молодым, здоровым и сильным. В расцвете, так сказать, мужской красоты!

– И какая тому причина? Таскание по судам или деньги, которые выгребут из наших карманов? А может, скандал, что все равно не удастся замять? Или языки конкурентов: эти шакалы с радостью поливают нас грязью на каждом углу! В чем фокус твоего цветения, болтун? – Лебедев уже не сдерживался, раздраженный до чертиков сияющим видом партнера. – Проблем – выше крыши, не знаешь, куда кидаться! Оптовики разбегаются, как тараканы, на заводе новая линия простаивает. Журналюги всех собак вешают: по ящику в новостях поливают помоями, в газетах смешивают с дерьмом. А ты расцветаешь маковым цветом? Да у тебя совесть ли есть, Егорин?!

– Вопросы лучше задавать спокойным тоном, – невозмутимо посоветовал тот, – тогда появляется шанс получить правдивый ответ. – Евгений помолчал и, спокойно глядя на разъяренного друга, признался: – Влюбился я, Андрюха. – Андрей Ильич едва сдержался, чтобы не размазать по стенке беспечного идиота. – На этот раз серьезно, и кажется, навсегда. Во всяком случае, я в это верю. С Иркой мы расходимся. Бедствовать она не будет, так что совесть моя здесь спокойна.

– Да? И кто же счастливица, кому готовится на нежную шейку хомут? Или девочка уже убедилась, что под тобой ей будет скакаться легко?

– Заткнись, Андрюха, – сдержанно посоветовал Егорин.

– Нет, признайся, – не отставал старый приятель, – какую царевну-лягушку ты прячешь сейчас в рукаве? И чем она лучше других, из-за которых так быстро старела твоя Ирина? Помнится, ты тоже когда-то ахал над ней. Не забыл, как доставал меня своими излияниями? Как приставал среди ночи рвануть для Иринушки за цветочками? Как влезал ради нее в долги, ревновал, плакался в жилетку? Так почему ты думаешь, что с похожим началом не может быть одинаковым и конец? Или у твоей новой пассии передок медом намазан, сладкая очень? – Это не друг осуждал ветрогона, а зависть рвалась наружу, удержать ее было трудно.

Удар в скулу отозвался звоном в голове.

– Заткнись, чертов евнух! – прошипел Егорин. – Что ты знаешь о любви, кретин? Побегал за единственной в своей жизни юбкой, а теперь над ее драными кружавчиками вздыхаешь? – Второй удар вернулся бумерангом и прозвучал сильнее первого. Наступило молчание, в котором любой шорох мог показаться взрывом. Евгений устало потер левую щеку. – Все, хорош, один-один. Не хватало нам еще из-за баб сволочиться. Выпьем? – Молча тяпнули, не ощутив вкуса. – Прости, переборщил. Но и ты мог бы поаккуратнее со словами. – Он вопросительно уставился на партнера: – Не держим зла друг на друга?

– Идиот влюбчивый.

– Как сказал один мудрый испанец, любовью оскорбить нельзя, – назидательно заметил «эрудит», довольный, что проскочили опасную кочку. – Даже не пытайся этим унизить, старик.

«Зашел по пути на пару минут, а застрял на вечность, да еще с мордобоем. Видно, и впрямь Женьку зацепило капитально, никогда прежде он даже голос не повышал, только заглядывал в рот. А тут с кулаками кинулся. Кто бы вчера сказал, что сегодня между ними такое случится, сам бы легко схлопотал по морде».

– Ну что, так и не скажешь имя?

– Почему не скажу? Только дай слово, что не полезешь в бутылку.

– Черт с тобой, говори!

– Даешь?

– Бери, – отшутился Лебедев.

– Ее зовут Инной.

– И почему я с ходу должен догадаться, кто такая нам эта Инна?

Старый друг и надежный партнер вздохнул, потом виновато выдал.

– Моисеевская внучка. Вот такие дела, старик. Прости, но сердцу не прикажешь.

Андрей Ильич молча развернулся и вышел из чужого кабинета.