Ты только живи

Он сложил телефон.

— Дмитрий выписался из клиники две недели назад. Сейчас он в Афинах, но в четверг улетает в Португалию.

У меня екнуло сердце.

Я раздельно повторил про себя: в четверг — улетает — в Португалию.

Сегодня у нас вторник. У меня в запасе два дня.

Неужели появилась перспектива увидеть супруга Инны? До сегодняшнего разговора шансы встретить Захаропулоса я расценивал только как теоретические, потому что в глубине души полагал, что он погиб. Но теперь подобная возможность замаячила как реальная.

Я еще точно не решил, зачем мне это нужно и что я скажу ему — и вообще, нужна ли мне эта встреча, я думал только о том, что могу его увидеть.

Если повезет.

— Как его новая фамилия?

— Дмитрий Пельтекис, — неохотно произнес журналист. — Все, я надеюсь?

Он допил кофе и поднялся. Я последовал его примеру. Когда мы вышли на улицу, Теодориду спросил:

— Думаете, сможете его увидеть?

— Как говорится, мечтать не вредно. А вдруг?..

— Тогда у меня к вам просьба. Если вам действительно удастся встретить его, не говорите обо мне ничего. Хоть это вы можете? — помолчав, он добавил: — Мало ли что… вы уедете, а мне — мне жить в этой стране.

— Ладно, — сказал я. — До свиданья.

— Лучше прощайте, — бросил он и, не подав руки, быстро пошел прочь.

Я поймал такси и отправился в аэропорт.

Мне нужно было сделать две вещи: узнать время рейса на Лиссабон и заказать себе билет на Афины. Девушка за стеклянной перегородкой, достаточно хорошо изъяснявшаяся по-английски, пощелкала клавишами компьютера и объявила, что самолет авиакомпании «Олимпик эрвейз» вылетает из Афин в Лиссабон в 16.50.

Все складывалось очень удачно: утренний рейс из Александруполиса прибывал в греческую столицу около часа дня, так что у меня оставалось еще достаточно времени на поиски Дмитрия в аэропорту. Вот только, что если он как-то попытался изменить свою внешность? Отпустил бороду, перекрасил волосы? Ладно, разберемся…

— Забронируйте мне билет до Афин на четверг на утро, — я протянул в окошечко паспорт.

«Ну, вот, кажется, моя командировка подходит к концу, — подумал я, выходя из здания аэропорта. — Задание выполнено. Причем, вопреки нашим, а скорее, Инниным опасениям, мне удалось уложиться в три недели и менее чем тысячу долларов — даже включая стоимость обратного авиабилета. Еще до Нового года я смогу вступить на родную белорусскую землю. Правда, полный оплаченный месяц на квартире Йорго я не прожил, но денег он мне, конечно, не вернет. Ну и черт с ними.

А вот Инну мое возвращение не порадует».

Я взял такси и, глядя на мелькающие за окном пригородные пейзажи, стал «переваривать» услышанное сегодня от журналиста. Итак, Дмитрий все же нашел призрачные тетрадрахмы, сумел удачно реализовать их в чужой стране, купить новый паспорт. Где же она, справедливость, если некоторым подлецам везет так феноменально?! Теперь София… Ее поведение было странным. В самый разгар событий она загадочно исчезла со сцены. То есть уехала в Германию, об этом сказали соседи. Может быть, что-то случилось с ее матерью? Хотя почему она не ответила на письма Инны — загадка. И должны же они с Дмитрием были как-то договориться о «разделе имущества», то бишь клада? Может, он просто перевел ее долю в Германию по почте?

Как бы там ни было, поступки Софии меня не особо трогали: меня интересовал только Захаропулос, он же Пельтекис. Его я увижу через два дня — иншалла [7], как говорят на Востоке. Глупо полагать, что я смогу пристыдить этого типа, заставить его вернуться к Инне, — но хотя бы взглянуть ему в глаза я должен.

34

«Привет от Щербака» пришел в самый неудачный момент.

Той ночью, накануне вылета в Афины, боль в желудке вернулась — впервые за несколько недель. Мой недуг, словно живое разумное существо, напомнил мне, что он здесь, он никуда не девался — что он затаился и лишь ждал своего часа.

Самого неподходящего часа.

Мне приснилось, что я бегу по какому-то переулку, а за мной гонится Теодориду. Лицо журналиста перекошено злобной гримасой, в руках нож. Он кричит что-то, но слов не разобрать. Мои ватные от страха ноги слушаются плохо. В конце концов он настигает меня и, схватив за плечо, разворачивает лицом к себе. С криком: «Получай, Шерлок Холмс!» он начинает наносить мне удары в живот.

Было очень больно. «Если это сон, почему мне так больно?» — подумал я — и проснулся.

Половина третьего ночи.

Все действительно оказалось сном. Кроме боли — она была реальной.

Во рту стоял тяжелый металлический привкус, словно я долго сосал стальную гайку. Я с трудом поднялся, но выпрямиться не смог, и так, полусогнутый, напоминающий вопросительный знак, нащупал выключатель. На дрожащих ногах доковылял до холодильника и достал пол-литровую бутылку «спрайта». Сделал несколько больших глотков, потом вернулся в кровать и сел, подтянув колени к подбородку.

Желудок действительно словно кромсали ножом. Я прижал ладони к животу и стал раскачиваться из стороны в сторону, баюкая свою боль. Когда у меня болело так сильно? Честно говоря, не припомню: настолько плохо мне еще не было. Щербак оказался прав: в моем случае время — против. Наверное, по организму уже пошли метастазы — так, кажется, говорится у медиков? Мне пришло в голову, что само слово «метастазы» звучит на редкость гадко и напоминает скользкие, покрытые вонючей слизью щупальца. Метастазы…

До утра я уже не засну.

Не надо думать о боли. От этого она не утихомирится — наоборот. Надо отвлечься, надо думать о чем-то приятном.

Может, о Свете? Нет, как говорится, умерла, так умерла — это показала наша последняя встреча. О Севке? Порадоваться тому, что мой отпрыск сейчас топчет где-то бескрайние просторы Техаса или этой, как ее, Миннесоты, я бы мог, но думать о том, что «турпутевку» в Штаты получила за мой счет и его подружка, не хотелось. За те деньги, что он, мягко говоря, занял у меня, я и сам мог бы объехать если не полмира, то его четверть — точно! Вот если бы он добился этой поездки самостоятельно… Об Инне? Но сейчас, после того, что я услышал от Теодориду, мысли о ней будут неизменно рождать один неприятный вопрос за другим: как мне смотреть ей в глаза? Что сказать? Как она все воспримет? Даже если я не встречусь с ее неуловимым супругом, в общих чертах я уже могу представить себе, что произошло…

На приятном, значит, сосредоточиться не удастся. Тогда, может, на нейтральном?

Я достал из-под одеяла руку и зачерпнул со стола стопку буклетов супермаркета «Лидл», где я отоваривался чаще всего. Стал бесцельно листать их, пробегая взглядом глянцевые фото товаров. Потом попытался придать этому листанию более осмысленный характер и стал вспоминать, что из этих продуктов я покупал, а что — нет. Фасоль в томатном соусе — было? Было. Сладкая кукуруза? Тоже. Очень вкусная, между прочим. Печенье по 90 евроцентов пачка. Два раза. Что еще? Колбаса, очень забавно именуемая по-гречески «паризаки». Бананы — лишь однажды, я же не шиковать сюда приехал. Литровый пакет дешевого испанского вина. Бутылку «узо» — анисовой водки. И еще вот это. И это… Да, сейчас бы тяпнуть полстакана «узо» — нет, лучше стакан: глядишь, и полегчало бы.

В конце концов, мне удалось одурачить свою боль: к половине пятого она стала уходить к низу живота, постепенно утихая. А может буклеты были ни при чем, и она сама решила дать мне передышку? Но совсем боль не исчезла — просто осталась внутри терпимым фоном.

Я бросил взгляд на упакованную сумку.

Надо вставать. Походить, разгуляться, сегодня трудный день.

Свесив ноги на пол, я коснулся ступнями холодных плиток пола. Осторожно поднялся, прислушиваясь к своим ощущениям и опасаясь, что боль вновь заставит меня сложиться пополам.

Вроде ничего. Ноги больше не дрожали.

Я направился в ванную комнату и долго изучал перед зеркалом свое осунувшееся желтое лицо с черными кругами под глазами. А я-то решил, что здешний климат мне на пользу!