Не горюй!

— Хелен, оставь в покое журнал! — резко сказал смущенный отец.

— Заткнись, папа, — спокойно ответила Хелен, даже не поднимая головы.

Но время от времени она взглядывала на Адама и таинственно улыбалась. Он завороженно смотрел на нее и тоже улыбался. Сексуальное напряжение можно было резать ножом.

Анна, которая и в лучшие времена не умела развлекать гостей, казалось, совершенно обалдела при виде Адама и смотрела на него открыв рот. Каждый раз. когда он обращался к ней с вопросом, она только хихикала, опускала голову и вообще вела себя как деревенская дурочка.

Честно скажу, это раздражало.

Господи, он ведь был всего лишь мужчиной, к тому же очень молодым!

Мама с папой нервно возили свои макароны по тарелке. И тоже молчали. Наконец папа попытался заговорить с Адамом.

— Регби? — пробормотал он, обращаясь к нему. Как будто он был членом тайного общества и надеялся, что и Адам тоже.

— Простите? — переспросил Адам, вопросительно глядя на отца и пытаясь понять, что тот хочет сказать.

— Регби. В колледже…

— Простите, что вы имеете в виду?

— Вы играете в регби? — Папа решил выложить карты на стол.

— Нет.

— О! — Папа сник, как сдувшийся шарик.

— Но смотреть люблю, — добавил Адам.

— Ну, это ерунда, — сказал отец, практически повернувшись к нему спиной, настолько велико было его разочарование.

И здесь, как я понимаю, пришел конец едва вспыхнувшей симпатии.

Не знаю почему, но мне казалось, что я должна развлекать гостя. Кто знает, может, я просто привыкла вращаться в цивилизованном обществе, где к гостям относятся как к гостям. Там, если тебя зовут в гости, то не бросают среди незнакомых людей и не игнорируют полностью.

Я уже тысячу раз говорила, что не понимаю, как такое поведение сходит с рук Хелен.

— Значит, вы учитесь в одном классе с Хелен? — с наигранной беспечностью спросила я, отчаянно пытаясь завязать хоть какой-то разговор.

— Да, — ответил он. — В группе по антропологии.

На этом тема казалась исчерпанной.

Адам продолжал есть, и на него было приятно смотреть. В нем чувствовалось здоровое начало. Он отличался отменным аппетитом и умел быть благодарным.

— Очень вкусно, — сказал он, улыбнувшись мне. — А добавки нельзя?

— Разумеется, — кокетливо ответила мама и едва не уронила стул, так спешила угодить ему. — Сейчас принесу. И не хотите ли еще стакан молока?

— Большое спасибо, миссис Уолш, — вежливо ответил он.

Он был таким милым! И я говорю это вовсе не потому, что он единственный ел приготовленный мною ужин.

Мальчик в облике мужчины.

Или мужчина с мальчишескими замашками.

Так или иначе, но он был чертовски привлекателен.

Однако, несмотря на его превосходную внешность, я чувствовала себя в его обществе совсем свободно, потому что знала, что ему восемнадцать или около того. Хотя он выглядел более зрелым и вел себя соответствующе. Признаюсь, я даже немного ревновала его к Хелен. Надо же, какого парня себе отхватила! Я еще смутно помнила, как это — быть молодой и влюбленной.

«Нечего глупить, — уговаривала я себя. — Я улажу свои отношения с Джеймсом. Или найду кого-нибудь такого же милого…»

(«Милого? — подумала я в ужасе. — Я сказала „милого“? Вряд ли это слово в данный момент подходило к Джеймсу».)

Адам между тем спас разговор.

Мама спросила его, где он живет, — этот вопрос один из тех, которые она обычно задает всем пришедшим в дом мужчинам. Таким образом мама приблизительно оценивает благосостояние семьи на случай, если Хелен вздумает выйти замуж за этого человека. И она сможет прикинуть, сколько ей придется потратить на платье невесты.

Но Адаму удалось ускользнуть от опасности и избежать вопроса о налоговой декларации своего отца. Он начал рассказывать нам забавные истории из своей жизни.

Похоже, что родился он в Америке. Родители его недавно вернулись в Нью-Йорк, а он жил в квартире в Рэтмайнсе. Хотя ею родители были ирландцами и он сам с двенадцати лет жил в Ирландии, он продолжал выглядеть американцем.

«Что-то такое наверняка есть в американском воздухе, — подумала я, — из-за чего люди вырастают высокими и крупными. Если бы он провел свои первые двенадцать лет в Дублине, а не в Нью-Йорке, то был бы ростом пять футов пять дюймов, а не шесть футов с гаком. У него была бы белая кожа в веснушках, а не слегка смуглая. И волосы были бы тусклого мышиного цвета, а не черные и блестящие. И вместо сильной квадратной челюсти он имел бы слабую и неприметную».

Адам рассказывал нам смешные истории о том, как ему жилось, когда он впервые приехал из Америки в Дублин. Как местные детишки дразнили его «фашистским империалистическим янки» и вели себя так, будто он нес персональную ответственность за ввод войск США в Гренаду. Еще они колотили его за то, что он говорил с американским акцентом. А бедный Адам и понятия не имел, что произносит слова неправильно.

А когда он пытался защититься и побил кое-кого из местных, его стали звать хулиганом — прежде всею из-за того, что он был значительно крупнее других мальчиков.

Мы все сочувственно кивали, по-прежнему сидя на кухне и поставив локти на стол. Смотрели на Адама и жалели двенадцатилетнего мальчика, который ничего не мог сделать правильно. Веселое настроение неожиданно сменилось грустным. Даже отец, казалось, вот-вот расплачется. Он явно думал: «Может, он и не умеет играть в регби, но все равно нельзя относиться к парню предвзято».

Затем Адам направил все свое внимание на меня.

Он повернулся на стуле и уперся в меня взглядом.

Странно, но у меня тут же создалось впечатление, что, кроме меня, никого на кухне нет. Он так заинтересованно и внимательно меня рассматривал — как маленький щенок. Ну, скорее как огромный щенок.

В нем совершенно отсутствовал цинизм.

«Так вот что значит быть молодым!» — подумала я.

— Клэр, расскажите мне о своей работе, — попросил он. — Хелен говорила, что у вас очень важная работа в благотворительной организации.

Я расцвела от его внимания, как цветок на солнце, и принялась рассказывать. Но я успела сказать всего лишь несколько слов, как вмешалась Хелен.

— Я вовсе не говорила, что работа важная, — обиженно заявила она. — Просто работа. И от нее ей пришлось отказаться, когда родился ребенок.

— Ах да, ребенок, — сказал он. — Мне можно на нее посмотреть?

— Разумеется! — обрадовалась я, одновременно недоумевая, чего это Хелен так злится, — я хочу сказать, злится больше, чем обычно. — Кейт сейчас спит, но она проснется через полчаса, и тогда можно на нее взглянуть.

— Замечательно, — отозвался он, не отводя от меня взгляда.

Честно, он был великолепен. Глаза темно-голубые. И фигура — просто отпад. Он был таким высоким и выглядел очень сексуально, несмотря на потертые джинсы и серый свитер.

Конечно, я думала об этом только с объективной точки зрения.

Он — поклонник моей сестры, так что я воспринимала его чисто с эстетической точки зрения. Я ощущала себя старой и мудрой женщиной, любующейся красивым молодым человеком. Видя, насколько он хорош, но понимая, что мои светлые денечки давно в прошлом.

На десерт я подала шоколадный мусс, встреченный с гораздо большим энтузиазмом, чем сам ужин. Споры между Анной, Хелен и папой по поводу самого большого куска вызвали у меня краску стыда, ведь у нас был гость в доме. Но Адам только по-доброму рассмеялся.

Попозже я повела его смотреть Кейт.

Мы на цыпочках вошли в комнату.

— Могу я ее подержать? — трепетно спросил он.

— Конечно, — ответила я, тронутая вниманием, которое он проявил к моей дочери.

Я передала ему Кейт, и он осторожно подержал ее. Она даже не проснулась. Идиотка! Ну что за дочь у меня растет? Ее впервые держит на руках прекрасный мужчина, а она дрыхнет без задних ног!

Надо сказать, они прекрасно смотрелись вместе. Огромный юноша и крошечный прелестный ребенок.

— Какого цвета у нее глаза? — спросил он.