Израненный (ЛП)

Эйли. Я не переставал думать о ней с прошлой ночи. Редкая девушка застревает у меня в голове так надолго, но если и застревает, то только потому, что мы трахаемся. Мысли об Эйли абсолютно не имеют ничего общего с членом. Ну... не совсем. Когда я увидел её старика прошлой ночью, я сразу узнал этот кусок дерьма, копа, к которому на прошлой неделе меня послал Дро. И думаю, что это главная причина, по которой мне стоит беспокоиться прямо сейчас. Этот мудак — сущая проблема. Тот факт, что он её отец, делает всё только хуже. Я знаю, что он бьёт её. Мысли о том, что, появившись на пороге её дома, я мог только сделать хуже для неё, съедают меня изнутри. Внезапно мой мозг переходит в режим полной боеготовности. Я знаю, что он собирался избить её. Если только уже этого не сделал. Но насколько сильно? Придёт ли она в школу? Я никогда не появлялся там, когда мне было плохо. Было много пропущенных школьных дней, когда донор спермы бил меня. Волна гнева закипает внутри меня, она сжимает мои мышцы и заставляет подорваться на ноги, и я толкаю эту чику так, что она падает на пол вместе со своей сестрой.

— Эй, какого хера, Макс? — она смотрит на меня, явно пребывая в ярости. Мне насрать.

— Проваливайте, — я направляюсь на кухню, чтобы выбросить презерватив прежде, чем натянуть свои джинсы, — нахер отсюда.

После того как они одеваются, я выпроваживаю их за дверь и следую их примеру, закрыв её за собой. Я мчусь к своему грузовику, запрыгиваю внутрь и мчусь в школу.

*****

Эйли

Усевшись за кухонным столом утром, Тим, Рейчел, Сара и я безмолвно едим свой завтрак. О событиях прошлой ночи никто не упоминает. Звуки столового серебра — единственные звуки, раздающиеся в напряжённой тишине. Когда уже все готовы расходиться по своим делам, я подливаю ещё больше масла в огонь, сообщая им о потере своего велосипеда. Единственная причина, почему я говорю это, потому что не могу добраться в школу.

— Что с ним случилось? — спрашивает Сара, сделав глоток из стакана с молоком. Это достаточно невинный вопрос, и зная Сару, она задала его без злого умысла. Обычное, жизнерадостное, детское любопытство.

Я пожимаю плечами.

— Кто-то его украл, — я не вдаюсь в подробности. — Ты подбросишь меня, мам?

— Я подброшу тебя, — властно прерывает Тим, и никто за столом не осмеливается возразить.

Я начинаю нервничать в ту же минуту, как запрыгиваю на пассажирское сиденье «Дуранго». Я держу рюкзак на коленях, сосредоточив всё своё внимание на пейзаже за окном. Я настолько близко прижимаюсь к двери, что думаю, выпаду. Но мне плевать. Я не хочу находиться рядом с ним.

— Кто тот парень, который заходил прошлой ночью?

— Никто.

Он молчит. Проходит немного времени прежде, чем он снова начинает говорить:

— Оставлю всё как есть, — это явное предупреждение. Я готова выскочить из машины, когда мы подъезжаем к тротуару у школы, но его рука скользит под тяжесть моего рюкзака, останавливаясь на верхней части моего бедра. Когда он сжимает его, я рефлекторно дёргаюсь в сторону, но его хватка достаточно сильна, чтобы удержать меня от движения. Я опускаю голову, волосы спадают мне на лицо, скрывая моё отвращение. — Ты же знаешь, что он хочет только одного, Эйли, — его рука медленно движется вверх-вниз, массируя моё бедро. — Парням всегда нужно только одно. Когда они получат это, то оставят тебя настолько быстро, что ты даже не успеешь опомниться. Я не позволю этому произойти, — его голос низкий, и он так близко сейчас, опирается на средину подлокотника, шепча мне на ухо. — Я не позволю ему сорвать твою маленькую сладкую вишенку, малышка. Я убью его первым.

От тошноты у меня раздирает горло. Эта кислота, горькая и обжигающая, кипит и поднимается вверх по моему пищеводу. Я с трудом сглатываю, — один, два, три раза, —прежде чем она опускается, оставляя послевкусие. Она не исчезает полностью, когда я толкаю дверь машины, и, открывая её, хватаю свой рюкзак и выскакиваю на улицу.

*****

Мэддокс

Я осознаю, что не знаю, какого чёрта делаю, когда паркую свой грузовик на школьной стоянке, ведь я понятия не имею, где её искать. Я ещё не был сегодня в школе, и, если бы не она, ноги бы здесь моей не было. Пропуск уроков — это особый вид искусства для меня. И у меня не было ни малейшего намерения быть здесь сегодня. Были планы и получше. И я не знаю её чёртового расписания. Дерьмо, я едва знаю своё. Занятия начнутся через пятнадцать минут, и Ной, как правило, тусуется во дворе каждое утро. Я направляюсь туда, надеясь, что она с Ноем и его друзьями, чтобы я мог перестать беспокоиться и вернуться к делам. Замечаю Ноя, сидящего на одном из обеденных столов.

Очевидно, он удивлён, увидев меня.

— Ты… здесь? Ты же приходил в школу вчера. Это должно быть рекорд.

— Где, блядь, я должен по-твоему быть? — занимаю место на скамейке, повернувшись спиной к нему, чтобы видеть толпу.

— Например, расширять свою порно империю, — шутит он. Забавный паренёк, мой близнец.

— Решил взять выходной. Моему члену нужен перерыв, — я не обращаю на него внимания, но также стараюсь выглядеть, словно не ищу её в толпе.

— Ищешь кого-то?

Думаю, быть незаметным не одна из моих сильных сторон.

— Да, молоденькую цыпочку. Хочешь помочь мне? — когда мои глаза наконец-то мельком замечают её, я вскакиваю.

— Макс! Ты куда?

Я не понял, что сорвался с места, пока наполовину не пересёк дорогу. Достигнув бетонной лестницы, ведущей в здание школы, я начал подниматься, перепрыгивая через две ступеньки. Я натыкаюсь на людей и отталкиваю их со своего пути, чтобы добраться до неё.

— Эй, подожди, — зову я, когда приближаюсь к ней достаточно, чтобы она услышала меня. И я знаю, что она меня слышит, потому что на какую-то долю секунды она останавливается. Но затем Элли снова возобновляет движение, прибавляя скорость с каждым шагом. — Стой! — чертовски плохо, что мои ноги длиннее, чем у неё. Я настигаю её, когда она толкает одну из двойных дверей на первом этаже. — Разве ты не слышала, как я звал тебя ранее? — спрашиваю я, когда хватаю её за локоть, чтобы развернуть к себе лицом. Она опускает голову, и её волосы, которые я заметил, всегда были заплетены в две косички, свободно падают волнами вокруг лица.

Она кивает.

— Слышала, — её голос мягкий и тихий. — Прости…

— Не за что просить прощения, — говорю я. — Посмотри на меня, — я не жду, когда она поднимет голову. Вместо этого, я беру её лицо в ладони и делаю это за неё. Гнев, ранее поразивший меня, ударяет в живот, и единственное, что удерживает меня от крушения, ощущение мягкости её кожи своими руками. Я нежно скольжу большим пальцем по тёмно-фиолетовому синяку на её щеке, но она вздрагивает, прикусывая нижнюю губу в попытке удержать рвущийся наружу страдальческий стон и показать мне, что всё на самом деле не так плохо, как выглядит. Это глупо с её стороны. Я так чертовски зол на неё, что могу ощутить ярость, проходящую через меня. Это яростный гнев, который застилает всё передо мной красной пеленой, и единственная вещь, которая облегчит всё это — выбить дерьмо из кого-то. Коп отлично подойдёт.

— Я знаю, что это больно, — это всё, что я могу сказать прямо сейчас. — Мне жаль, — и это тоже. Получается слишком чертовски легко.

Когда она кладёт свою руку на моё запястье, я думаю, что она собирается оттолкнуть меня, сказать, чтобы я оставил её в покое. Это то, что сделал бы я. Когда я проходил через это, то никогда не подпускал никого настолько близко, чтобы они могли увидеть, насколько это больно. Но она не я. Она не отталкивает меня. На самом деле её тёплая рука, будто лента из плоти, мягко обвивает моё запястье, и когда она сжимает его, я позволяю ей это. Я ощущаю её боль настолько сильно, словно она моя собственная.

Иисус Христос, мать его!

Я застрял между желанием ударить что-то прямо сейчас или курнуть травку, или принять СКАЙ, который на время заставит меня забыться.