Сад для бегонии

жизнь! Как хочешь, так и распоряжайся ею! Я же не собираюсь погибать от руки этих подонков! Есть тысячи других способов умереть более красиво! Ты меня понял! – я почти кричала. Я была в бешенстве. Я теряла своего кумира…

И резко повернувшись, я побежала прочь. Я знала, что успею спуститься в подъезд, выходящий на другую улицу. Успею скрыться. А этот баснописец может катиться ко всем чертям собачьим. Я для него уже и так сделала все, что могла. Не будучи даже уверенной: не он ли в самом деле приложил руку к смерти моих родных. И если я его не убила. То только потому, что не хотела огорчать родителей. Они бы меня не простили…

Приближаясь уже к другому концу дома, я неожиданно услышала позади себя тяжелое дыхание. И быстрые шаги. Я обернулась.

Локарев остановился, переводя дух. С его лба крупными каплями стекал пот. Он держался за раненое плечо. И на сей раз ему было действительно очень больно.

– Я не знаю… Я не знаю, зачем я побежал за тобой. Но вдруг… Вдруг ты права… Если бы ты хотела меня убить, ты бы давно это сделала. Если бы ты хотела получить за меня выкуп. Ты бы меня так легко не оставила. Возможно, есть частица правды в том, что ты утверждаешь. Тебя наняли… И почему-то ты меня пожалела… Я прав? И действительно, если тебя наняли меня убить, то не оставят…

Ну! Наконец-то он начал соображать.

– Но… Но скажи, кто тебя нанял?

– Если бы я это знала…

Он недоверчиво взглянул на меня. Но все же стал вслед за мной спускаться с крыши. Через открытый люк. В последний подъезд.

Я не ошиблась. Последний подъезд долларообразного дома действительно выходил совсем на другую улицу. Уже не в темный двор, а напротив. На широкий, открытый проспект. Несмотря на позднее время, по нему шныряли машины и редкие, загулявшие прохожие. И светило масса ярких вывесок и фонарей. И мне стало от этого легче. Мне казалось. Когда рядом бурлит жизнь, легче прятаться от смерти.

Мы стояли в подъезде и смотрели через стеклянную дверь на светящийся проспект.

Похоже, Локарев испытывал тоже самое, что и я. Его страх мгновенно улетучился. Ему показалось, что теперь все опасности позади. И он даже облегченно вздохнул.

– Фу! Я пойду звонить.

– Куда? – не поняла я.

– А куда звонят в таких случаях, – с нескрываемым раздражением ответил он. Но тут же, сдерживая себя, более мягко добавил. – Лучшее, что я могу для тебя делать – это не сообщать твои приметы. Я скажу, что было темно. Я был ранен, испуган и не запомнил стрелявшего. Более того, я могу сказать, что это был какой-то подросток-мальчишка.

И Локарев отвел взгляд.

Я не поверила ни единому его слову. Я была уверена на все сто, что он с максимальной точностью сообщит все приметы. Но я вновь боялась не за себя. Я просто думала. Что нужно было дожить до такого возраста. Сочинять такие умные и добрые песни. И при этом остаться полным идиотом.

– Ты так благороден! Благодарю, но для меня ничего делать не надо. Лучше подумай о себе. Не исключено, что ты сейчас выскочишь на проспект звонить. И