Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь

– Буду, – упрямо воскликнула женщина. – Тоже мне!

– Все под контролем, ба! Я словно дирижабль, следую по жизни независимо от внешних потоков воздуха, – рассекая руками пространство палаты, Стася причудливо изображала упомянутый летательный аппарат. – Парю в придуманном самой собой направлении… и попадаю, куда надо!

Баба Шура добродушно засмеялась столь живой фантазии девочки.

– Чудышка ты наша!

***

Сумрак автомобильного салона рождал некую неопределенность между ними. Позволял мыслям дорисовывать то, чего нет на самом деле.

«У каждого – свой грех», – сказал он ей. И теперь она понимала, какой у нее.

Боготворить мужчину, который ей пускай и не кровная родня, но все же довольно близкий человек. Его следовало уважать и любить по-сестрински. И все это было. Но было и совсем другое… Иная любовь, незнакомая ранее.

Стася мысленно благодарила Егора за то, что не цеплял ее разговором. Всю дорогу ехали молча. Она боялась даже посмотреть на него. Казалось, что один лишь взгляд выдаст ее с головой.

Сейчас же, перед воротами дома, не торопилась уходить.

Аравин приоткрыв окно с водительской стороны, впустил гуляющий снаружи прохладный воздух в салон. Характерно чиркнула зажигалка – закурил.

Знала, что пора уже. Но, Господи, как же она не хотела! Словно сам черт подмывал взглянуть на сидящего рядом мужчину. Долго не сопротивлялась этому желанию. Повернула голову и тихонько вздохнула. Неясное спокойствие опустилось на ее плечи.

Возможно, все правильно. Есть шанс, хоть и мизерный, что так и должно было быть. Почему нет, в конце концов? Если жизнь свела их разношерстные судьбы, это ли не знак? Разве должна она чувствовать себя виноватой в этих чувствах?

В этом безумном спокойствии шалела от новых ощущений.

Нежное порхание бабочек в животе. Гулкое биение сердца в груди. Пьянящее головокружение от какой-то самозабвенной эйфории.

Сейчас, рядом с ним, ощущала себя совершенно по-другому. Незнакомо. Будто что-то бесповоротно изменилось. Словно внутренний мир, все восприятие перевернуло с ног на голову.

Наполнилась чем-то новым. До конца неосознанным. Много сил нужно, чтобы полностью осмыслить произошедшие в себе перемены.

Одно четко уловила: поставила точку в прежнем этапе. Все. Нулевая отметка.

– Для боксера – курение непозволительная слабость, – машинально упрекнула она его.

Аравин, игнорируя ее беспокойство, глубоко затянулся. Стася вздохнула. Прошлась несмелым взглядом по мужчине. Волосы отросли. Не критично. Со стороны обычная мужская стрижка. Но не привычный для Егора ежик.

– Ты где такое слышала? – спросил он, выпуская ноздрями тонкие струйки дыма.

– Люди говорят…

– Люди вечно что-то говорят, – равнодушно заметил Егор. – Человечеству в целом свойственна стадность.

– Но тебе все же нельзя курить.

Неожиданно он спрятал напускную небрежность. Повернулся к девушке, придавливая напряженным взглядом, смотрел сверху вниз.

– А тебе нельзя меня воспитывать! – выбросил в окно остатки сигареты.

Стася слабо улыбнулась, решив для себя, что его непоколебимая холодность не испортит ее парящего настроения.

– Я просто пытаюсь объяснить тебе, что переживаю…

– Мимо. У меня мощный резист к любого рода объяснениям, граничащим с навязыванием собственного мнения.

– Егор, подожди! – порывисто остановила она его, выставив перед собой открытую ладонь. – Во-первых, я ничего тебе не навязываю… Во-вторых,… ты сам все прекрасно понимаешь. Кому я пытаюсь объяснить?..

Он качнулся вперед, чуть сокращая расстояние между ними. Всматривался в мерцающую зелень ее глаз в попытке разглядеть что-то конкретное. Не смог. И не полумрак салона ему в этом сейчас помешал. Она прикрыла веки, опуская взгляд вниз. В который раз безотчетно отметил роскошный веер ресниц. Он так часто стал обращать на них внимание, что скоро будут сниться эти длинные ресницы.

– Ты права, – сказал он вполголоса, – я сам все знаю. Разговор в данном случае бессмысленный.

Стася издала легкий смешок и вскинула голову. Задохнулась, встретившись с ним взглядом. Забегала глазами по салону, иначе не смогла бы внятно говорить.

– Кто бы сомневался! – едко вспылила она. – А, расскажи-ка мне лучше… как это, когда плевать на всех?

Задавая подобный вопрос, втайне испытывала некоторое опасливое волнение. И не зря! Аравин окатил ее столь резким ледяным взглядом, что моментально захотелось открыть дверцу и бежать.

Только внешне не дрогнула. Спокойно ждала ответа.

Это же Аравин! Рядом с ним ей безопасно. Она уверена в этом, даже осознавая его злость. Потому что она понимала его. И принимала как есть!

– Ни дать, ни взять: свобода, – хрипотца в голосе выдавала его заинтересованность разговором. Только Стася еще этого не улавливала. И слава Богу!

Он невольно ухмыльнулся, наблюдая, как сморщился лоб девочки. Она пыталась анализировать его слова. И он с нетерпением ждал ее выводов.

– Свобода? – задумчиво повторила она за ним. – Хорошо, наверное, быть столь независимым. Когда людское мнение не давит…

Меньше всего он ждал, что она попытается примерить на себя. Стоп! Только не Стася. Девчонка с живыми глазами и открытой душой. Не позволит. Никогда.

– Ты такой не будешь! – твердо сказал Егор.

– Это еще почему?

– Потому что я так сказал.

– Да я и не смогла бы, – как-то излишне довольно улыбнулась она.

– Что там у вас случилось с мадам Катастрофой? – недовольно стискивая челюсти, сменил Аравин тему.

Стася, сразу поняв о ком речь, поморщилась от воспоминаний.

– Небольшой конфликт интересов.

– Немного перца?

– Красного. Ядреного.

– Она мне все уши прожужжала, а до этого названивала раз десять, – хмуро бросил Егор. – Давай без глупостей. Не думай, что я буду менять место твоей дислокации каждый год. Запомни, до совершеннолетия Рублевка – твой дом. Нагадишь – там и останешься.

Внутри нее все сжалось от этой грубости. Сморщилось, словно забытый всеми прошлогодний фруктовый плод.

Вот умеет же Аравин менять ее настроение посекундно! Одной фразой.

Сегодняшний разговор во всех отношениях американские горки: то вверх, то вниз.

– А потом что? – едва выдавила из себя дрожащим голосом. Беспокоило ее, что будет после восемнадцатилетия.

– А потом сама думай.

– Ясно, – тихо выдохнула Стася, смиряясь с таким безразличием. Хотя ничего ей не ясно.

– Как дела вообще? – только Аравин мог задать этот вопрос в конце разговора.

– Нормально, – но голос ее звучал расстроено.

Он долго смотрел на нее. Только она не отвечала ему тем же. Поникла, уткнувшись взглядом в сцепленные на коленях руки.

– Еще неделя, и баба Шура будет дома. Потерпи.

– Угу.

– Не кисни только.

– Тебе-то какая разница? – буркнула Стася. – Не все ли равно?

– Нет, не все равно, – спокойно, придавил ее своим ответом.

– Обалдайс! Сейчас прям в обморок упаду! – саркастически воскликнула девочка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тебе бы к врачу, колючка. Аффективные расстройства, говорят, лечатся.

– Обязательно. Сразу после ГИА. Па-па! До скорой встречи! – вышла, хлопнув дверью.

Отрывистые серые линии мягко легли на белый лист. Они то усиливались, то ослабевали. Местами совсем исчезали, а потом снова появлялись и проносились по белоснежному полотну во всю силу карандаша.

Размашистый штрих. Один, другой, третий… Плотно, под одним и тем же углом.

Застыла. Дрожащей рукой не смела продолжать.

Вобрала в легкие воздух и закусила нижнюю губу. Снова прижала карандаш к белому полотну.

Помедлила, соображая, как двигаться дальше…

Увлеченно и жестко потерла гриф, градуируя тон. Уходила от чисто белого к насыщено-черному. Короткие штрихи взбивали наполненность изображения. Резко… азартно… оборвав дыхание…

Музыка, громко льющаяся из наушников, усиливала волнение. Горячая слеза не замечено скользнула по щеке и упала на полотно.