Приворотное зелье на единственную (СИ)

-- Любанька! Это все замечательно, - лицо подруги выражало озабоченность. - Но как же Михаил?

-- Никак. Пусть он живет с Криской своей.

-- Я не об этом. Я считаю, ему надо сказать о ребенке.

-- Нет!

-- Ну как знаешь!

-- Вер, - глаза Любы светились ярким янтарным светом. - Вер! А как бы мне девочку родить? Такую же рыженькую, как твоя Марусенька.

-- Родишь, родишь. Если очень хочется, значит родишь! Ты сама рыженькая. И мальчика хорошо! - радовалась подруга. - Вижу, можно тебя домой отпустить. А может, все-таки сказать Мишке?

-- Не надо, Вер.

Кристина.

Кристина смотрела телевизор. Там показывали про открытие приюта для собак. Якобы его открыл дед Кристины, старый парализованный Эдуард Григорьевич. Вот он, сидит в своей коляске и глупо глядит в камеру. Еще слюни пускает. Дураком себя показывает. Издевается над мамой и Кристой. Вроде как ленточку спутал с задом внучки, ножницами ткнул. И рука трясется. Специально он это сделал. Пусть ноги у деда не ходят, но голова в порядке, и руки не трясутся. А вчера как ругался с Герой. Совсем не был похож на слабоумного. Приказал привезти нотариуса. Заперся с ним, что-то диктовал. Только Гера сунул после нотариусу несколько купюр, и тот на вопрос Геры, оставляет ли Эдуард свои деньги внебрачной дочери, кивнул головой: "Все так. Составили завещание".

Кристина разглядывала по телевизору семейство Облонских. Рядом со старым Эдуардом с двух сторон коляски стояли она, Кристина, и её мать, Снежена. Обе светловолосые, в белых костюмах. Идед все еще красавец, несмотря на возраст и инвалидность. Сразу видна порода. Неподалеку от них с недовольным лицом застыл папочка, плебей Годеонов. Уже за сорок ему, а все любовниц кучу содержит. Как мама такое терпит? Криста другая, она живо приказала Мишке вернуться. Поблудил несколько месяцев с очередной проституткой, и хватит. Ползи к жене. Кстати, почему на экране не видно Мишки? Опять желтая пресса будет склонять на всех страницах, что княжну Облонскую бросил какой-то Дубинец. Не бросил! Гера не даст. Приполз уже Мишка назад. Но только к жене ни разу так и не прикоснулся. Кристина злобствовала, завидовала и ненавидела. Но Мишку она не собиралась отпускать.

Кристина всю жизнь всем завидовала и всех ненавидела. Сколько себя помнила, столько и завидовала. Завидовала и ненавидела. Завидовала девочкам, у которых были темные или рыжие волосы, а не как у неё - белые. Завидовала портрету красивой женщины на стене в кабинете деда - это якобы была княгиня Ольга, от которой начался их род. Так дед говорил. Завидовала деревенским детям, которым разрешали гулять, где хочешь и сколько хочешь. Завидовала тем, кто ходил в садик. Став школьницей, завидовала тем, кому разрешали кушать в столовой. Мать, такая же беловолосая и бесцветная, как и дочь, втолковывала Кристине, что это остальные должны завидовать им. Ведь это не они принадлежат знатной дворянской семье Облонских. Советская власть разметала многие дворянские семьи, а Облонские сохранили чистоту рода.

-- Твои белые волосы, Криста, признак нашей породы, нашей избранности, - говорила мать и тащила показывать портреты предков и родословное дерево.

-- А эта? - Кристина тыкала в портрет, что висел в кабинете деда. - У этой тетки волосы рыжие.

-- Ты не смотри на этот портрет, - говорила мать. - Настоящая княгиня Ольга была тоже светловолосая. С неё начинается наш род. С каждым поколением волосы наших женщин светлели. Скоро в наших потомках не будет плебейской крови. Княгиня Ольга говорила, что если у нас родится такая же темноволосая или рыжеволосая, как она, это значит, род Облонских погибнет.

-- А уже рождались?

-- Да, - признавалась мать, - только им не давали жить. Мы сделали уже многое, чтобы не было рыжих и черных в роду Облонских. Моя мать была тоже Облонская, как и отец, - объясняла она дочери, подводя девочку к родословному древу, что было изображено на большом полотне.- Твои бабушка и дедушка были дальними родственниками. Поэтому совпали их фамилии.

-- А почему у тебя не совпадает фамилия с папой?

-- Так надо было сделать дочка, - отвечала мать. - Но верь мне, ты рождена от Облонских, у тебя наша фамилия. Твои белые волосы подтверждают это. А на портрет не смотри. На нем и не настоящая княгиня Ольга. Это Эдуард придумал... Но я справлюсь с этим портретом.

Глаза матери во время этих объяснений горели неестественно ярко, так что дочь порой пугалась. Но еще больше боялась она деда. Тот то был ласковым, то впадал в бешенство при виде Кристины. Порой он останавливался, с удивлением смотрел на внучку, под его пристальным взглядом девочка съеживалась, пыталась спрятаться. Дед смотрел, потом спрашивал:

-- Живешь, дворянское отродье? Ну живи, живи, княжна Облонская. Живи, пока разрешают. Чистокровная!

-- Пап! Не смей так говорить, - сердито произносила Снежена. - Кристина - наша единственная надежда.

-- Молчи, грешница, - отвечал дед. - И помни про завещание. Все Родьке оставлю! Нищими станут Облонские.

Но Снежена не боялась Эдуарда Григорьевича и продолжала по-своему воспитывать дочь, внушать мысли об избранности. И девочка продолжала расти и слушать рассуждения матери. Все откладывалось в памяти. Постепенно зависть у Кристины сменилась на снобизм, высокомерие и ненависть по отношению к тем, кто не принадлежал к дворянской фамилии. Первым, кого стала ненавидеть Кристина, был её отец - статный высокий черноволосый красавец Родион Прокопьевич Годеонов. Это он забрал девочку из дома дедушки, когда мама и дедушка вместе заболели и долго лечились. Десятилетняя Кристина к тому времени уже привыкла, что она особенная, что её ублажают со всех сторон: пресмыкаются горничные матери, боятся приходящие женщины, что убирают дом, лишнего замечания не позволяет гувернантка. Дед, хоть порой удивленно и странно смотрит на внучку, но позволяет все ей, иногда называет наследницей; а мать причитает о чистоте крови, глядя на дочь. И вдруг что-то случилось.

В тот месяц Гера уехал навестить своего родного брата в А-к. В первую же ночь без него поднялся страшный шум, от которого и проснулась Кристина. Гувернантка посреди ночи схватила Кристину, не слушая злых криков девчонки, даже поддала ей слегка, когда она стала звать мать, наскоро одела воспитанницу и убежала с ней. Всю ночь они сидели в темной бане. Причем гувернантка зажимала рот девчонке, когда та пыталась звать мать. Даже стукнула её по лицу. Испуганная Кристина притихла. Днем приехал отец, который не допускался в дом деда, с ним люди в милицейской форме, потом врачи и машины скорой помощи. Медики пытались забрать деда, что лежал на кровати. Мама не давала подходить к нему, бросалась на людей, выла, рычала, кусалась. Она чуть не убила и Родиона Прокопьевича. Годеонов вызвал другую скорую помощь, огромные мужики-санитары связали маму, сделали ей укол и увезли. Потом первая скорая помощь увезла перевязанного бледного деда. А отец забрал с собой Кристину и гувернантку. Тогда девочка много не понимала, не знала, что маму поместили в клинику для душевно больных, где она пробыла почти год. Потом её выписали, и она вернулась к привычному образу жизни - презирать быдло и гордиться собой и чистотой рода Облонских. А дед с тех пор плохо ходил, в ту ночь он повредил позвоночник, когда пытался справиться со Снеженой. И опять за всеми ними следил вернувшийся мрачный Герасим. Это по его приказанию Кристу оставили у отца.

Кристина начала жить с отцом. Он уволил прежнюю гувернантку, заплатив за что-то огромную сумму денег, и нанял няню - обычную деревенскую бабу, но очень верную и исполнительную. Старая ведьма, так звала про себя её Криста, не спускала глаз с девчонки. Кристину отец отдал в школу, не разрешил дома учиться. Девочке было трудно. Хоть школа и была привилегированная, но там училось такое быдло! Криста по-прежнему завидовала и презирала окружающих одновременно. Но была и польза от того времени. В те дни подрастающая девочка поняла, что отцом можно управлять. В материальном смысле. Отец не очень любил дочь, и, словно искупая эту вину, покупал ей все, выполнял многие прихоти. А маму выписали из больницы через полгода, она была тихая, опять жила в доме деда. Кристину иногда туда отпускали погостить под присмотром няни, которая ни на минуту не оставляла девочку наедине с матерью. Герасим тоже всегда бывал при этих встречах. Снежена боялась и слушалась Герасима почему-то. Мама радовалась дочери, обнимала, задаривала подарками, опять внушала, что она самая красивая, самая благородная.