Lovestory

Внезапно появился Робби с бутылкой вина в руках, и Мэнди сделала вид, что переключает радиоканалы на старенькой магнитоле у себя в машине. Но волноваться не стоило — Робби ее не заметил. Все его внимание было поглощено рыжеволосой спутницей. Он сел в машину, и та женщина обвила руками его шею и страстно впилась ему в губы. Он ответил на поцелуй с такой же страстью. При виде того, как они не могут оторваться друг от друга, Мэнди чуть не задохнулась от возмущения. Пятница, шесть вечера — по словам Оливии, Робби еще накануне улетел в Данию. После долгого поцелуя рыжеволосая открыла глаза и взглянула прямо на Мэнди. Той очень хотелось расцарапать лицо этой твари. Ей стало страшно обидно за сестру, ведь, в конце концов, боль сестры была и ее болью тоже. В голове у нее звучал голос Джейка: «Элен пригласила родственников… Элен взяла билеты на горнолыжный курорт… Элен то… Элен это… Элен, Элен, Элен, Элен!» Этот внутренний голос звучал все громче. Это становилось невыносимо. На Мэнди нахлынуло чувство вины, мощное, как цунами, сметающее все преграды на своем пути. Ей было очень тяжело. Она ненавидела себя.

Мэнди вдавила педаль газа в пол. Так быстро ей еще ни разу не удавалось доехать к сестре. Добравшись до места, она не спешила выйти из машины: казалось, пережитый гнев выжег ее дотла. Как ей теперь себя вести? Что сказать? Чем тут поможешь? «Не думай сейчас о точных формулировках», — пробормотала она себе под нос. Сделав глубокий вдох, она посмотрелась в зеркало заднего вида, поправила макияж. В мыслях о том, как вновь наладить отношения между сестрой и ее мужем, Мэнди проплакала всю дорогу. Стерев остатки потекшей туши, она сделала еще один глубокий вдох, взяла сумочку и направилась к столь совершенному с виду дому сестры.

Дверь открыла мама. Валери сразу поняла: что-то случилось. Мэнди держалась изо всех сил, но понимала, что выглядит неестественно.

— Привет, мам! Бр-р-р! До чего же сегодня холодно.

На самом деле, погода стояла довольно приятная, обе они понимали, что Мэнди несет чушь.

— Привет, Мэнди, — крикнула Оливия сверху. — Я сейчас волосы досушу и спущусь. — Она свесилась через перила. На ней была мужская пижама, а недосушенные волосы карамельного оттенка свешивались мокрыми прядями. — Я быстро, — заверила она и помчалась обратно в спальню досушивать волосы.

Мэнди зашла в гостиную и поставила сумку на пол рядом с диваном. Мама опять готовила. На этот раз пиццу и большую миску салата.

— На вечер у нас еще есть попкорн и мороженое, — сказала Валери. — Ушам своим не верю, но твоя сестра решила на сегодня забыть о диете.

Мэнди вяло улыбнулась. Чувства душили ее, в горле стоял такой ком, будто там поселился маленький слоненок, она едва могла глотать.

— Скажи, мам, а что бы ты сделала, если бы узнала нечто такое, что другой человек должен знать, но это доставит ему нестерпимую боль? Как бы ты поступила в такой ситуации?

Валери в упор взглянула на дочь:

— Что случилось, Мэнди? Обычно ты не спрашиваешь у меня совета в таких вопросах.

Мэнди потупилась и сильно сжала пальцы. Даже костяшки побелели. Она в буквальном смысле слова старалась удержать себя в руках.

— Что случилось, Мэнди? Что ты такое узнала? — продолжила расспросы мама.

— Ой, мам, это все просто какой-то кошмар.

Валери подошла к дочери и присела с ней рядом на диван. Дом был, безусловно, красив, но в нем было как-то пусто. В домах, где есть дети, такое редкость. Дом казался нежилым. Мэнди поежилась, будто от холода:

— Мам, ну почему я? Почему мне приходится приносить дурные вести?

— Ради бога, Мэнди, что случилось? Если ты хотя бы не намекнешь, в чем дело, я не смогу тебе помочь. — Валери с искренним беспокойством посмотрела на дочь и взяла ее за руки. — Речь идет о тебе или о ком-то еще?

Мэнди вдруг почувствовала, что не в силах говорить. Ведь остановиться на полдороге она не сможет, придется выкладывать все начистоту. Валери сделала глубокий вдох, хищно раздувая ноздри:

— Что-то с Робби?

Мэнди взглянула на мать. Откуда она знает?

— Что-то с Робби? — с нажимом повторила та.

Мэнди печально кивнула:

— Я только что видела его на автозаправке с другой женщиной. У нее рыжие волосы, и она старше Оливии. Мам, они были так увлечены друг другом.

Валери в ужасе прикрыла рот ладонью. Одно дело — подозревать, и совсем другое дело, когда твои подозрения оправдываются.

— А они тебя видели? — Она внезапно осипла.

— Нет. Вернее, женщина видела, но, скорее всего, не придала этому значения — она ведь меня не знает.

В воздухе повисло молчание.

— Ублюдок! Вот ведь сукин сын! — взорвалась Валери. — Нет, ну если ты несчастлив в браке — отлично, собирай вещи и вали отсюда! А вести себя так — это низко и подло!

Мэнди кивнула и заплакала.

Валери вся кипела от злости, но старалась держать себя в руках.

— А малышки? Бедные крошки! Он о них подумал? — Валери крепко прижала младшую дочь к себе. — Ты у меня такая хорошая девочка. Мы поможем Оливии пережить все это. Если мы будем рядом, она справится. Я точно знаю.

Мэнди стало трудно дышать.

— Никакая я не хорошая девочка, мам. Я мерзкая и подлая! Я совершила такую гадость, что сама не понимаю, как со мной такое могло случиться. — Мэнди старалась подобрать правильные слова и рассказать матери о том, что происходит между ней и Джейком. Но вместо этого разрыдалась у нее на груди, заливая слезами ее оливково-зеленый свитер.

— Послушай, — сказала Валери, крепко, как никогда раньше, прижимая к себе Мэнди. — Никакая ты не мерзкая, ты просто видела нечто отвратительное. В этом нет твоей вины, ты ничего плохого не сделала.

Мэнди зажмурилась, зная, что предстоящий разговор будет не из легких. Похоже, сейчас было не время и не место рассказывать о своих проблемах, она даже обрадовалась утешениям матери. Мэнди не могла припомнить случаев, когда они с мамой говорили бы по душам.

— Что случилось, тетя Мэнди? — донесся до них тонкий голосок. В дверях стояла малышка Милли.

Мэнди отерла слезы и высвободилась из объятий матери:

— Ничего, милая. Я просто что-то не то съела, и у меня заболел животик.

Милли поглядела на нее беспомощным взглядом, а потом предложила:

— А ты попроси бабушку погладить тебе животик. Мне всегда от этого легче становится.

И она умчалась наверх с воплем:

— Тетя Мэнди приехала! А еще она плачет, потому что у нее животик болит!

— Значит так, — сказала Валери, опомнившись. — Ты сейчас же все расскажешь Оливии. Она должна все узнать. Хватит! — Она потрясла головой. — Оливия и так сделала все возможное, чтобы спасти семью, но теперь уже слишком поздно.

Все мысли Мэнди были только о том, как выпутаться из этой ситуации, но выхода она так и не нашла.

— Ладно, мам, пойду наверх, — со вздохом сказала она. — Хочу побыстрее с этим покончить. Ради всеобщего блага.

Мэнди сглотнула. Ей было жутко. Валери склонила голову дочери на плечо:

— Хочешь, я с тобой пойду?

— Нет, мам, спасибо. Подожди нас здесь, мы спустимся. Можешь пока присмотреть за девочками. Займи их чем-нибудь на полчасика.

— Конечно, — кивнула Валери. — Я сейчас схожу за ними, а ты поговори с Оливией у нее в спальне.

Мэнди открыла дверь и осторожно присела на краешек безупречно заправленной кровати сестры:

— Солнце, мне с тобой надо поговорить. Тут кое-что произошло, и я… — Мэнди умолкла, зная, что ее новость больно ранит сестру. В этот момент она ненавидела Робби за то, как он поступил по отношению к своей прекрасной семье, за то, что он поставил ее в такое неловкое положение, но еще больше она ненавидела себя — здесь у нее даже слов не находилось. Она взглянула на замершую в ожидании сестру. В этой мешковатой белой хлопковой пижаме она казалась двенадцатилетней девочкой. После мытья волосы у нее стали очень пушистыми.

Оливия вдруг побледнела, на глазах у нее выступили слезы. Чтобы унять дрожь в руках, она скрестила их на груди.