Сексуальный студент по обмену (ЛП)

Гадёныш.

— Ну, ты выиграл. Поздравляю. Но это наименьшее из моих забот, — бубню я, одаривая его косым взглядом. — Эго увеличилось?

— Ну, значит, ты не паришься насчёт той части, где будешь танцевать для меня. Ты была настолько поглощена своей победой, что даже не заметила, что я тоже нахожусь там. — Да, и в самом деле. — И я наблюдал за тобой раньше, поэтому отказываюсь верить, что это является причиной твоих грустных глаз.

Проблема в том, что мысль о том, что я буду танцевать приватный танец для Кингстона, заставляет мой желудок сжаться в тысячи армейских узлов. Представляю себя, своё искусство, и вот мы уже выходим на совершенно новый уровень под названием «интимность».

Кроме того, я всё-таки проиграла.

Я раздражённо вздыхаю, слишком разочарованная.

— Кингстон… Признаю, я не люблю проигрывать. И я немного нервничаю, потому что мне придётся танцевать только для тебя. Я не танцовщица и не твой «личный танцор», поэтому надеюсь, что у тебя нет каких-то там непристойных мыслей, которые уничтожат мой артистизм. Но в любом случае это не случится прямо здесь и прямо сейчас, потому что иначе меня накажут, и я долгое время не смогу покинуть свою комнату, чтобы выполнить свою часть сделки.

Но это не то, что беспокоит меня больше всего.

Он поворачивает голову в мою сторону.

— Что? Почему ты … о, чёрт, — он стонет и обеими руками хватается за волосы. — Комендантский час. Эхо, мне так жаль. Я потерял счёт времени и даже не думал об этом.

— Это не твоя вина, — вздыхаю я. — Я тоже забыла.

— Нет, — он протягивает руку и сжимает моё колено. — Я исправлю это. И ты поможешь мне справиться с твоим отцом. Обещаешь?

— Ага, а как же, — издеваюсь я. — И как же ты предлагаешь сделать это?

— У тебя есть там запаска? — он указывает большим пальцем на кузов моего грузовика.

— Да, конечно, почему ты… — я съёживаюсь. — Дерьмо. Нет. Себастьян забрал её для кого-то из своих приятелей и забыл вернуть. Хорошо, что ты напомнил мне.

Он молчит, барабаня пальцами по моему колену, пока думает.

— Подожди, зачем она тебе? — спрашиваю я.

Наконец-то его рука исчезает с моего колена, и он щёлкает пальцами.

— Ты знаешь какой-нибудь короткий путь отсюда до твоего дома?

— Через свалку?

— Да, точно!

— Я иногда езжу по ней. Но зачем?

— Давай туда. Быстро.

Когда я не разгоняюсь до достаточно экстремальной скорости, он начинает посмеиваться.

— Жми на газ, Любовь моя.

Я улыбаюсь про себя, жму на газ и молюсь, надеясь, что он знает, чёрт возьми, что делает.

— Где твой телефон, — спрашивает он.

— В подстаканнике.

На этот раз я не надоедаю ему с расспросами. Его план, каким бы он не был, наше единственное спасение

— Просто продолжай быстро ехать... Быстро... Не съезжай с дороги и не разговаривай. Какой у тебя пароль?

Я не знаю почему выполняю его просьбу без каких-либо колебаний, но я это делаю.

— 1-2-3-4.

Он смеётся.

— Почему именно этот код?

— Не вааажно, — отвечаю я, растягивая слова, как в песне. — Шестьдесят миль в час, так что, может, спросишь меня об этом позже?

— Тсс, — резко бросает он мне, и я тут же закрываю рот. — Миссис Келли? Ой, да, простите. Джули. Это Кингстон… нет, нет, она в порядке! Но мы немного в затруднительном положении: по дороге домой спустило колесо. Сейчас я его ремонтирую… нет, это не проблема. Просто хотел позвонить и сказать, чтобы вы не беспокоились, так как мы не успеем к комендантскому часу.

Следует долгая пауза, во время которой я слышу приглушённый голос матери. Я ничего не могу поделать со своей ухмылкой, теперь, когда наконец-то понимаю весь его план.

— Я настоял на том, чтобы она осталась в машине, потому что слишком опасно стоять на обочине дороги, и она позволила позвонить и всё объяснить. Она боялась, что ей достанется, но будьте уверены, я ей объяснил, что это просто нелепо. Учитывая такую родительскую поддержку и понимание, я знал, что ваша единственная забота, конечно же, её безопасность.

Даже несмотря на то, что мой взгляд сосредоточен на дороге, я ловлю его подмигивание, которое ясно даёт понять, что он гордится собой за эту маленькую хитрость, которую придумал на ходу. Признаю: он хорош.

Когда я подъезжаю к свалке, он заканчивает разговор с мамой.

— Ты действительно собираешься пробить мне колесо? И заменить его чем, гений?

Я останавливаюсь у ворот и смотрю на большой ЗАПРЕЩАЮЩИЙ знак, плюс ко всему этому висит большой замок, который сигнализирует, что наш путь окончен.

— Приехали! — я ударяю руками по рулю. — Конечно же, она закрыта. Уже поздно. И что теперь, Борн?⁹

Но он уже стоит на улице и смотрит на меня, опираясь на окно с пассажирской стороны.

— Глуши мотор, но оставь свет и выходи. Нам нужно поспешить, если не хочешь, чтобы твоя батарея сдохла. Мне необходима твоя помощь.

Я поддаюсь заговору и выскакиваю, встречаясь с ним перед грузовиком.

— Хорошо. Во-первых, какие инструменты у тебя имеются с собой? — спрашивает он, теребя замок на воротах.

— О, ты имеешь в виду, нет ли ещё чего-то кроме набора отмычек в моём бардачке? Хм… тогда ничего! — я развожу руки в стороны. — Мы в полной жопе.

— Как же легко ты сдаёшься. Похоже, твой проигрыш выжал из тебя все соки, — он ухмыляется, толкая меня в живот. — Знаешь, как снять шину?

Я киваю.

— Да. И у меня есть инструменты для этого.

— Я знал, что ты это ответишь, — сияет он, с… гордостью? — Сделай это — быстро. Но постарайся не испачкаться. Я сказал, что ты ждёшь в машине. Я сейчас вернусь с запаской. Скажу, что твоя шина скатилась с холма в озеро.

— Кингстон… — я вздрагиваю и начинаю покусывать внутреннюю сторону щеки. — Я не очень люблю лгать своим родителям.

— Знаю, что не любишь, — он проводит рукой по моей щеке, всматриваясь в мои глаза. — Это сделаю я.

Он начинает бежать, и я кричу ему в спину.

— Но как ты добудешь ш…

О мой Бог. Моя челюсть чуть не падает на землю, и я чувствую, как расширяются глаза.

— Господи, какого чёрта ты творишь? — я в ужасе смотрю, как он перелезает через забор, словно вор-домушник. — Кингстон! На свалке обычно водятся собаки — небольшие, вечно тявкающие, кусачие собаки!

— Может, мы перестанем кричать, чтобы наш крик не оповестил их о нашем присутствии, а? — шепчет он громко, когда приземляется на землю. — Эхо, поторопи свою красивую попку и сними шину. Пожалуйста.

~~~~~

Так или иначе, мы это делаем. Кингстон фактически крадёт шину со свалки грузовиков, включив плохого парня, и скатывает мою в кювет, чтобы вернуться за ней завтра.

И небольшие пятна на моих руках послужат доказательством для моих родителей; когда мы подъезжаем к дому, папа встречает нас на крыльце. Я не произношу ни слова, Кингстон делает всё это за меня, как и обещал.

— Ну, я просто рад, что ты был с ней, когда это случилось. Спасибо тебе, Кингстон, — мой папа хлопает его по плечу. — Я позабочусь о её новой шине завтра.

— Нет, пап, не нужно. Это мой грузовик, а значит, я за него отвечаю. Я заплачу сама, — я не собираюсь молчать и позволять своему папе тратить деньги на нашу ложь, тем более, что шина лежит в кювете, ожидая, когда мы её заберём.

— На самом деле, Джон, — начинает Кингстон, глядя прямо в глаза моему папе, — я не усмотрел за шиной, и она скатилась вниз по склону, и хотя это произошло из-за спешки, это моя вина. Я куплю Эхо новую шину. Я настаиваю.

Мой папа издаёт что-то типа мычания, раздумывая, затем чешет подбородок и решает:

— Это очень хорошее предложение. Пусть всю ответственность возьмёт на себя Кингстон. Я горжусь тобой. А теперь, вы двое, быстро спать. Я рад, что с вами не произошло ничего серьёзного.

— Да, сэр, — бормочу я. — Спокойной ночи, мам.

Я не могу даже посмотреть на неё, и из-за этого мой желудок болезненно и неоспоримо сжимается. Кингстон Хоторн очень плохо влияет на меня, и от осознания этого моё лицо становится мертвецки бледным. Если он может так легко лгать моим родителям, то он может поступать так с кем угодно, включая и меня саму.