Разведены и непредсказуемы

– У меня? За что? — изумилась Ника.

– За то, что как последний кретин бросил тебя одну. Понимаешь, я так закрутился с этим журналом, что просто не мог думать ни о чем остальном. Домой возвращался порой в начале первого ночи. А потом взглянул на календарь — мама дорогая! Уже полмесяца прошло с нашего разговора! Смотрю на тебя — и до меня доходит, что тебе сейчас плохо, и гнетет что-то внутри, терзает сильно. Поверь, ты не умеешь прятать свои эмоции, кто захочет — мигом поймет, какое у тебя настроение. Стал думать, как поступить. На работе и не поговоришь, сразу же на заметку к твоим соклубницам попадешь. К себе в кабинет тебя вызвать — тоже не выход. Стенки разве что не картонные, все слышно, что с одной, что с другой стороны. Еле-еле дождался, пока рабочий день закончится и все разъедутся, и позвонил тебе. А теперь вот понимаю, что надо было это сделать раньше! Намного раньше! Тогда тебе не было бы так плохо, как сейчас! И всякие придурки вроде твоего бывшего тебя бы уже не беспокоили!

– Это все не о том, — повела плечами Ника. — Ты так и не сказал, зачем приехал ко мне. Убедиться, что был прав, когда решил, что у меня плохое настроение? Ну убедился. Дальше-то что? Посетовать на то, что мы не можем нормально общаться, когда рядом есть кто-то из наших коллег? Тоже не новинка. Поблагодарить за помощь? Спасибо, делаю, что могу. Так зачем ты здесь?! Зачем?!

Нику стала колотить крупная дрожь, предвещая очередной виток истерики. Никита крепко обнял ее и слегка встряхнул за плечи, словно призывая держаться. А затем развернул к себе и произнес:

– Ника, ты — чудесная девушка! И если тебе однажды не повезло и судьба столкнула тебя с откровенно недостойным человеком, это не повод ставить на себе крест и думать, что ты больше никогда не сможешь полюбить. Ника, милая, дорогая, ты мне очень нравишься! Если бы не эта чертова работа, я бы от тебя ни на минуту не отходил, пел бы тебе серенады под окном и совершал бы прочие глупости, которые должен творить влюбленный мужчина. Но видишь — все пошло наперекосяк, и я, вместо того, чтобы быть рядом с тобой, вынужден сутками торчать в редакции. Веришь — нет, если бы не данное мной обещание, я бы давно уже забросил все к чертовой бабушке! Ника, родная, — я очень хочу, чтобы ты была моею!

Ника резко сбросила с себя руки Аникушина, оттолкнула его от себя.

– А зачем? — поинтересовалась она, запрокинув голову, чтобы в упор посмотреть на Никиту. — Зачем тебе это надо? Хочешь заполучить персонального помощника и любовницу в одном лице? Прости, но в любовь с первого взгляда я уже не верю. Ты меня совершенно не знаешь, за эти две недели, не считая нашего первого разговора, мы едва перекинулись несколькими фразами. Из кабинета ты редко выходишь, значит, меня тоже нечасто видишь. Честно сказать, я предполагала, что ты скоро должен снова появиться у меня дома. И даже знала, по какой причине. Но при чем здесь весь этот романтический бред? Я не верю тебе! И никому не верю! Если бы ты действительно влюбился в меня, как говоришь, то приехал бы ко мне куда раньше!

Никита тяжело вздохнул. Ника не хотела слышать то, что он пытался до нее донести, зациклившись на собственной боли и переживаниях. Впрочем, в чем-то она права: он действительно едва не опоздал…

– Как мне убедить тебя в том, что мне ничего от тебя не надо? Хочешь — уходи с этой работы, я помогу найти тебе другое место, поспокойнее. И ничто не будет нам мешать видеться.

– Не понимаю, а что мешает нам это делать сейчас? — тут же возразила Ника. — Я же не говорю про свидания в разгар трудового дня и поцелуи украдкой у лифта! Вообще, при чем здесь то, где я работаю? Или ты так трясешься над собственной репутацией, что как черт ладана боишься этих слов — «служебный роман»?!

– Ника, родная моя, прошу тебя — не надо за меня ничего домысливать, ладно? Ты сейчас сильно расстроена, многие вещи воспринимаешь несколько неадекватно — но зачем же рычать на меня, а?

– А я не рычу! — тут же огрызнулась Ника, оттерев тыльной стороной ладони свежую порцию слез. — И ситуацию оцениваю вполне трезво. Почему я должна верить тебе? Только потому, что ты наплел мне с три короба про чувства ко мне? Думал, я растаю и уступлю? Раньше скорее всего так бы и произошло, а сейчас — извини! Не хочу снова в это окунаться, хватит с меня! И вот еще что — забудь о том, что я тебе говорила. Это была минутная слабость, только и всего. На самом деле мне никто не нравится, и я не собираюсь делить свою постель с кем бы то ни было, вот! Буду жить одна, ну а что до работы — можешь увольнять меня! Мне уже все равно. Мне все надоело!

Никита едва не застонал. Ника вряд ли отдавала сейчас отчет в своих словах, словно затравленный зверек кусая протянутую к ней руку, делая больно себе и собеседнику. Но как вывести ее из этого состояния? Что предпринять? Вряд ли она будет слушать его, до Ники сейчас не достучаться. Она словно спряталась за панцирем из обид, причиненных ей мужчинами; ей страшно вновь открыться и довериться тому, кто опять сможет оскорбить ее в лучших чувствах.

Может быть, схватить ее в охапку и отправиться к матери? Та наверняка найдет, как прекратить истерику у Ники, еще и советом поможет. Хотя нет, не вариант: вряд ли Ника захочет покинуть сейчас свой дом — встрепанная, зареванная, с распухшим носом. Наверняка застесняется и еще сильнее расстроится. Плюс к тому любой незнакомый ей человек — это дополнительный раздражающий фактор. Нет, надо придумать что-то другое. И желательно скорее, пока не пришлось прибегать к кардинальным мерам вроде холодного душа или лошадиной дозы валерьянки.

– Хочешь вина? — вдруг сорвалось с языка у Никиты.

– Какого? — недоверчиво поинтересовалась Ника, а затем, словно спохватившись, продолжила: — Впрочем, без разницы. Я все равно пить не буду.

– А прогуляться по окрестностям?

– Здесь негде гулять, разве что вокруг дома круги нарезать. Спасибо, не хочу.

– А покататься на машине по ночной Москве? Посмотрим на Яузу и Москву-реку, на светящиеся афиши и деревья в гирляндах. Между прочим, совершенно феерическое зрелище!

– Завтра на работу! — ехидно напомнила Ника. — И если кое-кто может позволить себе прийти на пару часов попозже, то у других такой возможности нет.

– Не проблема — возьми больничный, заодно пару дней отдохнешь. На зарплате это не отразится, обещаю!

– Спасибо, мне такие щедрые подарки ни к чему! «Придется все-таки тащить ее в ванну», — обреченно подумал Никита, а вслух ни с того ни с сего произнес:

– Боюсь я вас, женщин. И не понимаю. Озадаченная Ника, заранее готовая принять в штыки любое предложение Никиты о планах на ближайший вечер, замолчала и вопросительно посмотрела на Аникушина.

– Всякий раз, когда мне кажется, что мои слова можно интерпретировать исключительно в том смысле, который я в них вложил, женщина умудряется перевернуть все с ног на голову и аргументированно доказать мне, что я либо идиот, либо мерзавец. Причем добивает меня моими же доводами! Чувствую себя как обвиняемый на суде, который осведомлен о том, что противоположная сторона подкупила свидетелей, судью и прокурора, а значит, пощады не будет. Только вот в чем моя вина — никак не могу уяснить. И на каком языке говорить с женщиной, чтобы она не могла извратить мои слова, тоже не знаю. Я готов посыпать голову пеплом, признать оптом свои ошибки — бывшие и будущие, только чтобы меня начали понимать правильно! Вот как ты думаешь — зачем я приехал?

– Из-за работы! — тут же выпалила Ника.

– Вот, именно так, что и требовалось доказать, — прикусил губу Никита. — А слова «ты мне очень нравишься» и «я хочу, чтобы ты была моею» ты так и не расслышала. Или предпочла сделать вид, что не слышишь, и тут же начала на меня нападать. Как мне убедить тебя в чистоте своих намерений? Да, я журналист, как и твой бывший муж. И в твоих глазах это огромный минус. Ты считаешь, что я интересуюсь тобой исключительно потому, что ты с легкостью придумываешь идеи и отлично работаешь с материалом. Но это совершенно не так! То есть я имел в виду, ты — классный специалист, но мне-то ты нравишься именно как женщина! И как тебе это доказать, я ума не приложу! Я не могу отсюда уйти, я дал обещание, что подниму этот журнал, и я обязан его сдержать. Ты тоже не хочешь менять место работы. Вот и получается замкнутый круг. Пока мы трудимся в одной редакции, ты ни за что не поверишь в то, что ты мне нужна сама по себе.