Рыцарь в потускневших доспехах

Она увидела все в замедленном темпе — его лукавую улыбку, движение запястьем, жужжанье желтого диска, летящего прямо на нее, — и закричала. Когда она потянулась, чтобы поймать диск, ее книга полетела в лужу.

Даллас упала носом в песок, а на нее упало кресло. Все смеялись, глядя, как она поднимает диск и медленно встает, отряхиваясь.

— Брось его обратно Чансу! — возбужденно воскликнула Стефи, прыгая на одном месте. — Брось назад!

Даллас провела дрожащей рукой по влажному лбу. Кристофер смотрел на нее. Смотрели-то все, но она видела только его.

Он выглядел как бог с развевающимися от морского бриза волосами, с солнечным отблеском на загоревшей коже. Его взгляд сфокусировался на ее лице и фигуре. Ей чудилось, что его глаза физически касаются каждого участка ее тела. Он вскинул голову, поддразнивая ее.

Она ощущала дико бьющийся пульс на своей шее, сознавая, что возбуждена так же, как и Стефи.

Затем он улыбнулся — застенчиво, прелестно, призывая ее признать, что она тоже рада его присутствию. Вопреки желанию, она почувствовала такой внезапный прилив радости, что ее губы предательски задергались.

— Лови, если можешь! — вскричала она и вызывающе бросила диск — вне предела его досягаемости. Быстрее молнии Чане подпрыгнул и поймал диск. Его гордая улыбка выражала мужское тщеславие. Потом он бросил фрисби Ренни, но Даллас уже присоединилась к игре.

В какой-то момент Даллас и Чане погнались за фрисби вдвоем. И когда она почти поймала диск. Чане схватил ее, поднял и закружил. Он кружил ее до тех пор, пока она не забылась и не вскрикнула пронзительно от головокружения. Ее волосы развевались подобно золотому облаку. Она парила. Она была свободна и юна, как ребенок.

Чане неспешно опустил ее — так, что ее мягкое тело скользнуло по его длинному мускулистому телу. Она ощутила жар и дрожь.

Она не была ребенком. Как и он.

Он посмотрел на ее рот жадным взглядом. Ее шею залил лихорадочный румянец. Она задыхалась. И быстро шагнула назад, глотая воздух, приглаживая волосы, поправляя упавшую с плеча тонкую черную бретельку купальника и не осмеливаясь взглянуть на него, хотя знала, что его горячие темные глаза смотрят на нее.

Дети угомонились. Девочки вскинули брови и обменялись понимающими улыбками. Зардевшийся Патрик отвел глаза и вырыл нору в песке своей голой ступней.

— Эй, ребята! — вскричал Чане, поднимая диск фрисби. — Кто поймает его — получит доллар! — И бросил диск вдоль пляжа.

Все четверо кинулись за фрисби. Напряжение спало. Все заигрались до изнеможения и стали просить Чанса остановиться.

— Я голоден, — сказал Патрик, бросая диск фрисби в направлении раскладного стола, установленного рядом с джипом. Дети ринулись к столу. Чане повернулся к Даллас:

— Я тоже голоден.

Дети скрылись за дюнами. Когда Даллас поняла, что осталась с Чансом наедине на этом продуваемом ветром пляже, ее сердце забилось быстрее.

— Тогда почему мы не едим? — прошептала она.

Он подошел с важным видом:

— И ты это говоришь мне?

Смеющийся отблеск остался в его карих глазах. Что-то стихийное, казалось, витало в воздухе. Он взял ее руку, и она позволила его теплым пальцам переплестись с ее пальцами. Он повел ее к столу.

Патрик проглотил кусок своего гамбургера, взглянул на них и просиял. И совершенно неожиданно объявил:

— Мы так ездили вместе с мамой и папой. Мы снова почти как настоящая семья.

Чане поднял голову, и Даллас удивилась теплу его глаз. Чане вместе с детьми заставил ее почувствовать семейную атмосферу. И он был более притягательным для нее, чем кто-либо прежде.

Когда они закончили свою трапезу, Чане спросил:

— Дети, вы не возражаете против уборки и против того, чтобы перенести все в джип?

— Ох! — Патрик выглядел обиженным. — Мы только-только обосновались здесь. И уже приходится уезжать?

— Нет, пока ваша тетя и я не вернемся с прогулки.

Дети тотчас притихли. Их широко раскрытые глаза перебегали с Чанса на Даллас. Они обменялись многозначительными взглядами. Стефи смущенно схватила Белую Лошадку. Дженни запротестовала было, что сейчас не ее очередь убирать со стола, но Ренни утихомирила ее сестринским пинком.

— Ой!

За столом воцарилась тишина. Ренни невинно вращала глазами:

— Конечно, Чане: мы все с удовольствием наведем порядок.

— Гуляйте столько, сколько вздумается, — поощрил Патрик.

— Пока не стемнеет, — поправила брата Ренни, подмигнув хмурящейся сестре.

Стефи бросилась к Даллас и прошептала ей на ухо:

— Пожалуйста, не говори больше Чансу ничего плохого.

Когда Даллас взглянула на Чанса, его непроницаемые карие глаза встретили ее колеблющийся взгляд. Его окружала такая аура чувственности, что нервы ее завибрировали.

— Вы определенно завоевали детей. Он сжал ее запястье, и сердце у нее забилось. Чане повернул Даллас лицом к себе.

— Хорошо. Значит, осталась только ты сама. Каждая клеточка ее тела, казалось, плавилась. Морской пейзаж превратился в страну чудес, наполненную магией; рука в руке они шагнули в наступающие сумерки. Когда они потеряли из виду джип, Даллас разрешила Чансу обнять ее.

— Ты завоевал и меня, — призналась она, чуть дыша, когда он властно перегнул ее назад и поцеловал.

Их губы медленно и неохотно разъединились. Затем он поднял ее и закружил — так же, как и тогда, когда они гоняли фрисби. Только сейчас в ее волосах отражался лунный свет и рядом не стояли дети-соглядатаи.

Вместе они упали, смеясь, на влажный песок. Черный бархатный балдахин, крапленный мерцающими звездами, накрыл их. Темная мерцающая волна захлестнула их. Их смех замер. В шепоте волн и ветра слышались любовные обещания.

Он склонил голову, прижимаясь к ее мокрым волосам, и его дыхание навеяло на нее дрожь возбуждения.

— Я просыпался каждую ночь, желая этого.

Его рука ласкала ее грудь. Он обхватывал ее грудь своими мозолистыми пальцами и мял соски, пока они не набухли, а кровь в ее жилах не превратилась в горячую лаву. Его пальцы слегка касались ее губ, обводя их чувственную полноту, пока она не разомкнула губы и, желая его всего, возбужденно не всосала его пальцы, подобно распутнице.

Дыхание Чанса стало прерывистым. Лунный свет заливал его лицо. Глаза его пылали. Полные губы раскрылись от желания. Он казался другим сегодня, свирепее.., голоднее…

Она страстно застонала. Он сжал ее руки так крепко, что ей стало больно. Его тело впрессовалось в ее тело. Лишь тьма, когда теплые волны снова и снова накрывали их. Лишь тьма, когда его губы обжигали ее кожу сквозь тонкую ткань купальника, касаясь каждого уголка ее тела. Он что-то бормотал. Его руки и рот возбудили эмоции, которых она не ощущала никогда, и Даллас потеряла себя в этом море чувственности и выпала из времени. Плотно сомкнув веки, дрожа, уступала она бешеным желаниям своего тела. Затем соленая пена накрыла их, и он прижал ее к себе, чтобы их обоих не смыло в океан. Вторая волна последовала за первой, и они засмеялись. Он вновь начал целовать ее.

Она трогала его губы пальцами.

— Мы не можем, — шептала она. — Нас ждут дети.

Он перестал целовать ее и улыбнулся:

— Позже.., потом.

Она приникла к нему. Ее тело все еще горело — там, где его руки и губы касались его.

— После того, как мы уложим их спать. Он поднял ее с мягкого песка и понес в прибой. Потом они погрузились в волны.

Он снова обнимал ее так же страстно, как прежде. Их мокрые тела соприкасались. Внутри их обоих пылал огонь. Ее руки обвили его шею, и ее губы затрепетали под его губами. Она крепко прижала его к себе.

— Позже, — прошептал он, дразня ее. Смеясь, она догоняла его всю дорогу назад к джипу.

Песчаные крабы ползали перед фарами джипа, и время от времени раздавался роковой треск под его шинами. Кристофер не замечал ни возни крабов, ни ослепляющего света луны на песке и волнах. Не замечал он и холодного влажного морского бриза, продувающего джип. Все, что он чувствовал, было тепло хрупких пальчиков Даллас, которые он прижимал к своим литым бедрам.