Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе

Теперь, когда мои прекрасные ножки в надлежащем порядке, можно следовать дальше. Я перешла дорогу и бодро прошествовала в «Конфитерия идеал». О, это чудесное место! Это, по сути, чайная. Заведение, построенное в начале века, уже ветшает, но это лишь придает ему шарма. Полы мраморные, колонны в стиле барокко, поддерживающие потолок (слегка), выглядят так, будто вылеплены из сахарной ваты. Круглые лампы в стиле ретро свисают с потолка подобно гроздьям винограда; правда, они вовсе не в стиле ретро — их действительно не меняли с 1966 года. Как не менялись тут и танцоры, если судить по их внешности: седые мужчины в строгих костюмах и их престарелые жены с отливавшими голубизной седыми же волосами. Пудра с блестками с одной морщинистой щеки перебирается на другую. Иностранные леди, приехавшие издалека, танцуют с плейбоями-портеньо, а те рады продаться за то количество денег, которое готовы заплатить им эти самые леди. Армандо бы здесь точно понравилось! Время словно остановилось в этом зачарованном царстве, и музыка служила лишь тому подтверждением.

Я только что оттанцевала с мужчиной, которого все здесь называли Чиче, — всю танду он скрежетал своими искусственными зубами прямо мне в ухо (не самый приятный звук). И тут вдруг заметила невысокого толстоватого мужчину лет семидесяти. Он явно старался выглядеть стильным: в пиджаке и галстуке, рубашке с потрепанным воротничком, в брюках из полиэстера. Его черная шевелюра однозначно требовала подкраски у корней волос, а зубы — те, что еще не успели выпасть, — стали желтыми от курения. Но все это было сущей ерундой в сравнении с тем, как он танцевал! Мне он казался поэтому Аполлоном. Двигался он необыкновенно элегантно, сдержанно и спокойно — в стиле сороковых годов.

Я должна была танцевать с ним! Но он сидел в одном конце переполненного зала, а я — в другом. Я уставилась на него в упор, и смотрела до тех пор, пока наши взгляды не встретились. Затем подняла правую бровь (левая по какой-то причине не так хорошо действовала) и послала ему мысленное сообщение: «Ты следующий!». Он расшифровал послание и слегка кивнул мне. Вид у него был несколько удивленный, но при этом снисходительный, будто идея целиком принадлежала ему.

Едва зазвучала следующая танда, незнакомец двинулся к моему столику. И тут я заметила, что он прихрамывает. Ах вот почему он был так удивлен! Однако напрасно я волновалась. Все было потрясающе, предчувствие не подвело меня. Я, кстати, выявила одну тенденцию: чем более партнер «в теле», тем приятнее с ним танцевать и тем уютнее ты себя чувствуешь. Вот я и добилась своего — уже не первый раз и, надеюсь, не последний. Ко мне шел мой избранник.

Я поднялась и спокойно пошла к нему, чувствуя себя в своих новых туфельках восхитительно. Он заключил меня в объятия, и мы, снявшись с якоря и подняв паруса, отправились в чудесное путешествие. Начали мы с салиды, и надо сказать, удалась она нам превосходно.

А потом я упала.

К счастью, он легко подхватил меня, не дав распластаться на мраморном полу. А все мои новые туфли. Как-то вышло, что я зацепилась ими за его штиблеты.

— Ба-се-лина! — произнес он.

— Что, извините? — На каком языке он говорит?

— Ба-се-лина, очень хорошо. Ты попробуй. Увидишь, — настаивал он. Кажется, по-английски. Но что, черт возьми, значит «баселина»? О…

— Вазелин? — осенило меня. Он спрашивает, есть ли у меня с собой вазелин? Не слишком ли преждевременно? Я покраснела до корней волос. Разве католики не столь щепетильны в подобных вопросах? — Зачем мне вазелин? — автоматически пробормотала я, готовая провалиться сквозь землю.

— На твои туфли! Я свои помазал ба-се-лина. Хорошо!

— О! На туфли… Конечно, — еще сильнее смутилась я. Какие грязные мысли пришли мне в голову!

Кое-как дотянули до конца танды, и едва она закончилась, я опрометью бросилась к ближайшей аптеке. Да, он был прав: тут требовался именно вазелин. Когда я вернулась, Гектор — так звали моего нового знакомого — крайне любезно предоставил мне и моим туфлям (теперь намазанным вазелином) еще один шанс. И наше плавание стало по-настоящему мирным и безмятежным…

13 марта 1999 года

В «Идеал» я вернулась в надежде увидеть Гектора. К моему безмерному восторгу, это мне удалось. Едва я вошла, он меня заметил и кивнул. Я почувствовала внутренний трепет. Восторг, правда, несколько поумерился, как только я убедилась, насколько он счастлив снова танцевать со мной: когда я прижалась к нему, ожидая первых аккордов музыки, меня поразила его эрекция. Такая сильная — у столь пожилого мужчины? Как бы не повторилась история с Армандо!

«Просто не обращай внимания, — сказала я себе. — Возможно, скоро все пройдет».

Танда закончилась. Я снова обратила внимание на его хромоту, которая исчезала, лишь когда он танцевал. На своем худо-бедно испанском я поинтересовалась, что у него с ногой. Не могу быть уверенной на сто процентов, но он сказал что-то о двух операциях на бедре. Ого! Вот оно, свидетельство одержимости искусством танго!

Он должен был сопроводить меня обратно к моему столику, как того требует этикет. Но у меня кружилась голова и я не могла сообразить, куда идти. И пошла за ним, как заблудшая овечка. По пути он сказал, что хочет подарить мне на память одну вещь. Когда мы сели, Гектор вытащил из сумки что-то вроде гроссбуха и открыл его. Это был фотоальбом. И каких только женщин не было на фотографиях! Из каких только стран! Собрание за сорок лет из пятидесяти шести городов, как объяснил он. Женщины от Буэнос-Айреса до Бостона, от Лос-Анджелеса до Лозанны, от Тираны до… всех городов не перечислишь. И везде танцуют танго! Очевидно, сегодня мой счастливый день — меня тоже решили поместить в это общество избранных. Гектор, придирчивый, как и всякий коллекционер, поведал мне: не все, с кем он танцует, достойны попасть в его коллекцию. Мне же он решил оказать великую честь. Мой новый знакомый решил даже обозначить, сколь эта честь велика. Он объявил, что присвоил мне номер 3997. По правде сказать, никогда я не была так польщена — за всю свою жизнь, — как оказавшись под номером 3997 в альбоме приверженца танго.

Но это еще не все. Каждая участница эксклюзивного (и численно растущего) клуба получает от Гектора официальную карточку с порядковым номером, которую можно вложить в бумажник. На обороте карточки — фотография «владельца клуба» и проникновенные слова: «Для меня ты не просто номер. За ним — мгновения, которые мы с тобой пережили. Я сохраню их на веки вечные».

— Я тоже, Гектор! — выдохнула я, тронутая.

А позже подумала: «Какой же он все-таки счастливый — три тысячи девятьсот девяносто семь прекрасных мгновений…»

И все же на матине в «Идеале» я, судя по всему, вряд ли смогу найти себе партнера. Средний возраст танцующих здесь не ниже восьмидесяти семи. Если я хочу отыскать иголку, мне придется переворошить весь стог сена. Так за работу же!

10 апреля 1999 года

Теперь я живу в современном здании прямо напротив того, где меня приютил Оливер. И называю это жилище «дом». Это место намного роскошнее, чем я могла бы позволить себе в Нью-Йорке за те же деньги. И потому родители должны бы быть мне благодарны. Пусть подумают о том, что я трачу не слишком много средств на достойное существование!

Я успела тут со всеми подружиться: с официантами из кафе на площади, с парнем, работающим в локуторио (переговорном пункте с телефонами и Интернетом). Похоже, он увлекся мной. Читает «А la Recherche du Temps Perdu» (думаю, на испанском — я как-то обмолвилась, что люблю Пруста [37]). И если это не доказательство преданности, тогда я уж не знаю, что есть преданность. В числе моих новых знакомых — пожилой мужчина, владелец киоска на углу. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он угощает меня конфетой. Два брата в прачечной, куда я ношу в стирку белье, однажды дали мне посмотреть кассету с выступлением Чарли Гарсиа (это отец-основатель аргентинского рока). А еще — владельцы магазинов и просто знакомые, кому я посылаю воздушные поцелуи, отправляясь танцевать и возвращаясь обратно. Вообще-то я стала чем-то вроде местного талисмана. Приезжих тут мало, вот я и выделяюсь на общем фоне. Надеюсь все-таки, не как бельмо на глазу. Поскольку у меня уйма друзей, которые не могут сказать по-английски ни слова, с моим испанским происходят чудесные метаморфозы. Держу пари, для ушей окружающих моя речь напоминает скрежет мела по классной доске. Однако все тут так дружелюбны и готовы помочь. И не раздумывая лгут, уверяя меня, как же хорошо я болтаю по-испански.