Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

Поначалу Александр ни о чём таком и не думал. Он, как и раньше, как и принято в горах, только лишь поставив мотоцикл во дворе и поздоровавшись со всеми, сразу же переоделся и присоединился к работам на ферме.

Они с Беном загрузили в фургон молоко для сыроваренного цеха в Гарве, помогли работникам прошить проволокой в главном амбаре первый «срез» сена, после чего встретили стадо с пастбища, пересчитали и проследили за вечерней дойкой. А поздно к ночи все вместе уселись за стол, выпили по чарке виски за встречу и хорошенько поужинали.

На следующий день пришла очередь лошадей.

Змей опять его скинул. Да и вообще, судя по всему, позволил на себя взобраться только лишь потому, что стоял на базу уже оседлан и привязан.

Увидев этого «дьявола» в сбруе, Александр от радости тут же запрыгнул на него и пришпорил.

Змей не был бы Змеем, если бы не покатал парня тихо мирно пару кругов вдоль ограждения, а потом, будто соблюдая традиции и стараясь не изменять себе, встал на дыбы и прыгал до тех пор, пока Алекс, устав надавливать кисти вожжами и опасаясь выломать себе голеностоп в стремени, разжал руки и плюхнулся с него на спину. Чёртов конь довольный сразу же опустился на передние ноги и побежал себе дальше, а Александр поднялся, отряхнулся и пошёл за охотничьим ружьём Рональда.

Он выстрелил животному в голову сбоку, боясь, что свинец расплющится о лобную кость такого гиганта как Змей. Никто из работников даже и дёрнуться не успел. Конь, получив пулю сразу в мозг, рухнул замертво как подкошенный.

Александр откинул ружьё, вытер пот со лба и, зайдя в дом только лишь для того, чтобы сказать Нильте, что заплатит дяде за коня, сел на мотоцикл и уехал назад в Глазго.

Он понимал, что ему нужно. Вернее, кто ему нужен. Но всё было не так-то просто. Слишком далеко зашла ситуация, слишком много всего произошло.

Сидя в своей комнате в Глазго, он, только лишь выпроводив мать с её расспросами о том, почему ей позвонила Нильта и посоветовала следить за своим сыном, взял с полки шоколадное яблоко и, вынув из коробки, принялся задумчиво вертеть его в руках.

Сам шоколад, конечно же, уже даже выглядел несъедобно — на поверхности появились белые разводы, да и золотистые линии почти исчезли, но отпечатки зубов Жаклин сохранились идеально.

Александр провёл по ним пальцами. Он вспомнил, как ему принесли ко дню рождения разбитую хрустальную туфельку, заказанную им для девушки в Нью-Йорке. Парень тогда ничуть не удивился, и уж тем более, не разозлился.

Вообще-то, с самого начала это была его идея, его гештальт. Получив от Жаклин в подарок яблоко, он тут же задумался над ответным жестом вне зависимости от развития событий и их с Жак взаимного статуса. Тогда-то вспомнил рассказ о её отце, который подарил дочери на день рождения башмачок Золушки из шоколада. Жаклин рассказывала этот эпизод как бы с сожалением — отца уже нет в живых, и никто ей такого подарка больше не преподнесёт.

Александр решил пойти чуть дальше и заказать этот же башмачок, но уже из хрусталя. Даже открытку приложил с объяснениями. Но услышав от Эшли, что этот урод, муж-преподаватель, всё-таки посмел её тронуть, записку убрал и отдал красивую вещицу уже только лишь для того, чтобы дать возможность Жаклин столь же красиво послать себя подальше. Что она, собственно, и сделала.

Когда Эшли ему рассказала то, чем с ней поделилась Жаклин по поводу мужа, у парня мозги на минуту отключились совсем, волосы на затылке встали дыбом, а глаза начали медленно, но уверенно наливаться кровью. Картинка, как этот недомуж-переученный тыкается своим «прибором» в тело Жак…

— Боже, — Алекс схватился руками за голову, зажмурился и от помутнения рассудка никак не мог вспомнить, что он там обещал сделать с этим мудаком, если хоть один волосок упадёт с головы девушки, которую любил.

А когда вспомнил, то в уме у него тут же включился обратный отсчёт — почки Чарльза были приговорены. Эшли это поняла и, как заметил Алекс в разговоре, шла на разделение ответственности за последствия предприятия совершенно сознательно, доверяя благоразумию парня и надеясь, что в его планы не входит сменить статус студента Оксфорда на койко-место в одной из тюрем Девоншира из-за такого дерьма как мистер Рочестер.

Он подкараулил преподавателя у подъезда.

Увидев на лице этого достопочтенного сэра страх при своём появлении, Александр озверел как по щелчку пальцев и так заехал ему в пах с первого удара, что тот, выронив портфель, скрючился и обмочился. А парень при виде такой неудачи некогда удачливого насильника, принялся повторять про себя, что необходимо вовремя остановиться и не угробить к чертовой матери это ничтожество.

— Я же тебе говорил, что нужно бить меня, а не её, — процедил он тогда сквозь зубы и сделал Чарльзу спереди подножку. Тот, как и положено, рухнул на колени, подставляя спину. — Какая же ты мразь, сука трусливая, — и парень с желанием и даже с каким-то облегчением впечатал кулак в рёбра мужчины в районе почек, как и следует, занося удар снизу, чтобы разогнать кровь в тканях.

Он точно знал, что для того, чтобы отбить почки, нужно лупить не по почкам, а по рёбрам, к которым они прикреплены и сила удара здесь вторична по отношению к точности. Почувствовав под костяшками сотрясение рёберных дуг, юноша понял, что почки своё получили.

— Ещё раз приблизишься к ней ближе, чем Оксфорд к Лондону, забью тебе твою печень в глотку. Будешь у нас младшим братом Франкенштейна, — и, сплюнув на пол от брезгливости, МакЛарен вышел из подъезда.

Он осознавал, что страдания, которые принёс Жаклин он сам и те, которые доставил ей муж, совершенно несоизмеримы. Но ему было абсолютно плевать. Жаклин — его, и ни одна паскуда не смеет трогать её даже пальцем, не говоря уже о чём-то большем, а столь милого собственника с двойными стандартами он убьёт в себе как-нибудь в другой раз и по другому поводу.

К тому же, парень понимал, что если начинать за неё мстить, то первым номером в этом списке должен стоять его любимый дядюшка Кирк. И Александр решил, что как только отдаст Кирку то, что задолжал, тут же его в этот список внесёт. Пусть даже не сомневается.

Юноша считал себя должным. Сначала Кирку, а потом уже Жаклин. А долги нужно отдавать. Любые. Не только карточные. И вот сейчас, когда с дядей он расплатился, пришла очередь любимой женщины.

К которой он вернулся, увы, с довольно-таки приличным багажом за спиной в виде четырёх сумасшедших лет и не только.

За эти четыре года с парнем бывало всякое. И разное.

Конечно же, моментами у него случались девушки и, конечно же, ни в коем случае не наоборот. Да Боже упаси! Имея в прошлом себя вместе с Жак и её вместе с собой, помня, на что способно его нутро рядом с любимым человеком, каким он может быть и что умеет чувствовать — после всего этого даже думать о том, что в состоянии случиться у кого-то там другого, не приходилось.

Теперь он случался только сам у себя и, привыкнув к такому положению вещей, в минуты отчаяния готов был плюнуть на всё и сдаться своей жизни в плен. Или даже сесть в её тюрьму. При таком сценарии развития событий, судя по всему, его ждала блестящая карьера руководителя и владельца компании, образцово-показательная семья и ещё более достойная подражания и зависти свора любовниц, имя которой — легион.

А потом мистер Александр МакЛарен, вне всякого сомнения, начал бы рваться в политику, ибо умел красиво улыбаться и готов был идти по головам вперёд и вперёд и закончил бы свой путь похоронными почестями на кладбище Вашингтона. И даже можно сказать, эта картинка не вызывала у парня какого-то прям уж отторжения или презрения, да и страха перед такого рода будущим он тоже не испытывал. Ну, вот ещё! Вполне себе достойная жизнь, почему бы, собственно говоря, и нет.

Но.

Жаклин запомнилась ему такой, какой была там, на пороге его квартиры в Оксфорде.

Девушка долго стояла у него перед глазами. Очень долго. Да практически постоянно. Он пошёл на эту жертву из любви к ней, но после всего произошедшего мощнейшее чувство вины не заставило себя ждать. Тем более, что он так опрометчиво не учёл этого гондона — её мужа. Парень железно понимал, что после такого Апокалипсиса любовь сможет себе позволить, только лишь загладив и искупив вину. А это очень нескоро.