Уходя, оставляйте записку (СИ)

Проходя мимо магазинных рядов, я думал как странно, поменял одну форму на другую, а чувство осталось прежним. Надо отвыкать, здесь врагов уж точно нет! Есть только мелкий воришка. По крайней мере, мне так сказали. Теперь вот приходиться его вычислять. Камеры его не видят, на кассе тоже не могут понять кто именно. А воруют то часто, по несколько раз за неделю. В основном мелкие вещи: шоколадки, конфеты. Скорее всего, это ребенок. Я присмотрелся к нескольким ребятам, что стояли возле кассы. Вроде нормальные ребята. Люда, кассирша, мне промахала, типа все в порядке.

Я уже пять дней, как здесь работаю. Условия нормальные, зарплата тоже меня устраивает, суббота, воскресенье — выходные. Пытался искать квартиру — пока безуспешно. Хотя родители Артема и не против, что я живу у них, мне все таки не удобно. Да и хочется иногда побыть одному. А в их семье это нереально, все время кто-то есть дома. То тетя Света с Алиной, пятилетней сестрой Темы, то гости какие-то придут к родителям и Артему. Ну, за то не скучно, хорошо еще квартира трехкомнатная, всем место есть.

В Бресте я жил в однокомнатной квартире вместе с мамой с трехлетнего возраста. Женщина, которую я называл, и буду называть матерью, взяла меня из интерната. Ее мужа посадили в тюрьму, до того, как я появился в семье. Я никогда его не видел, знаю только, что он отсидел несколько лет и умер от какой-то болезни, едва выйдя на свободу. Мама никогда не говорила о нем, так же как и о том, почему она решила усыновить ребенка, а не выйти замуж и родить самой. Она вообще была скрытным человеком, узнать что-то о себе или о ней, было очень трудно. А, я особо и не спрашивал о себе, мне было не интересно, кто меня родил и отдал в детский дом. Может моя настоящая мать была настолько бедна, что не смогла меня прокормить, а может, ей просто не нужен был ребенок. Я думаю это уже не важно. Я любил свою приемную мать и ту жизнь, которой жил.

В девятнадцать лет я решил, что пойду в армию. Сколько мама меня не отговаривала, я все равно сделал по-своему… Через три месяца службы, меня вызвал командир батальона и сказал, что мама попала в автокатастрофу и мне дают три дня увольнительных на похороны. Шок, ступор, непонимания происходившего. Я, конечно, знал, что мама ездит на машине не совсем аккуратно, предупреждал ее, что бы была осторожной на дороге, пока меня не будет. Но авария… это было слишком. Я не помню тех трех дней. Лишь закрытый гроб и куча незнакомых людей.

Вернувшись в часть, я понял, что больше меня никто не ждет в родном городе, доме. Родных у меня не осталось, друзей как таковых нет, поэтому я решил, как только окончиться служба, отправлюсь на контрактную службу. Не важно, куда и на сколько. Убьют, так убьют, значит, такова судьба. Отслужив, я уехал в Сирию. То, что показывают в фильмах, это всего лишь игра. Попав туда и убив одного врага, но при этом, потеряв троих сослуживцев, я понял, что такое ад! И это не просто слова. Мне до сих пор снятся ребята, которых уже нет. Единственное, что я до сих пор не могу понять, как за такое могут платить деньги?! Как такое можно называть работой?!

В общем, выжив там и отработав два года, я приехал домой. Прожив полгода, я понял, что не смогу здесь находиться. Это был уже не тот город, район, квартира, где я провел детство. Все было по другому, по другому для меня… Поэтому я и уехал по дальше. Теперь вот хожу по магазину и вычисляю воришку…

— А, ну, стой! Стой, кому говорят! Матвей. Вот он, держи его, — кричала девушка.

Преодолев расстояние от кассы, до выхода, я ухватил мальчишку за рукав куртки.

— Вот ты и попался!

Мальчик лет десяти вырывался и кричал, что бы его отпустили. Он был не высокого роста, худой, темноволосый. Одет бедно, но чисто.

— Та не дергайся ты. Пошли в кабинет управляющего. — Спокойно сказал я.

— Не надо, вы ментов вызовите, я знаю! — Кричал парень.

— Не вызовем, обещаю. С тобой только поговорят, — пообещал я.

Мальчик вроде немного успокоился, лишь нервно оглядывался, пока мы шли через весь магазин. Не удивительно, я бы тоже нервничал, если бы на меня все уставились.

Я постучал, и мы зашли в кабинет. Виталий Олегович сидел в кресле и что-то писал.

— Виталий Олегович, вор пойман и готов во всем признаться, правда? — Спросил я мальчишку.

— Нет, не правда, я ничего не крал, вы все придумали! — стал кричать мальчишка.

— Тихо, сейчас разберемся. Это точно он, Матвей? — Спросил управляющий.

— Точно, он второй раз уже за эту неделю крадет. Первый раз я был не уверен. Сейчас точно могу сказать. Кстати вот то, что он пытался взять, — я выложил на стол булочку, яблоко и маленькую игрушечную собаку, на которой я его и поймал.

— Ну, и что можешь сказать в свое оправдание, молодой человек? Только врать, что ты ничего не брал не нужно. А то вызову полицию, пусть разбираются с тобой. — Грозно сказал Виталий Олегович.

— Не нужно полиции! Это я взял, — всхлипывая, тихо проговорил ребенок.

— Тебя как зовут? Присядь и спокойно скажи, что именно ты брал и как давно начал. — Уже мягче произнес Виталий Олегович.

— Саша, я не помню. Месяца два назад, наверно. — Виталий Олегович присвистнул, а мальчик испуганно присел и продолжил, — я же только по мелочи брал. Шоколадки, фрукты, но не много, чтобы ни увидели. Ели бы не игрушка, вы бы меня не поймали.

— И зачем тебе эта игрушка? — Спросил управляющий.

— Я брату хотел подарить, у него день рождение скоро, — тихо сказал Саша.

Виталий Олегович вздохнул и посмотрел на меня. Я присел рядом с мальчиком и спокойно произнес:

— Саша, послушай, если ты расскажешь нам все о твоем воровстве, то мы обещаем, что не вызовем полицию и попытаемся помочь тебе, чем сможем. Хорошо?

Малец, всхлипывая и утирая слезы рукавом куртки, кивнул:

— У меня есть два брата и сестричка, они младше меня. Мы с родителями живем в однокомнатной квартире. Мама и папа хоть и работают, но денег нам все равно не хватает.

— Где родители работают? — прервал парнишку Виталий Олегович.

— Мама уборщицей, а папа дворник, но он пьет все время, и они ругаются с мамой. А братьям четыре года и шесть лет, а сестричка совсем маленькая, ей всего три. Я в школу хожу, там кормят одноклассники меня иногда, девочки в основном. Они хорошие, я их защищаю от других. Я домой прихожу и говорю, что ел, чтобы братикам больше досталось. А потом я решил, что в магазине можно брать немного еды. Совсем чуть-чуть. Я иногда шоколадки, булочки домой приносил, говорил, что в школе дали. А сегодня эту игрушку взял, она симпатичная, брату понравилась бы. У нас подарков не делают. Я не хочу в тюрьму, маме только не говорите. Я больше не буду-у-у. — Саша стал плакать, всхлипывать и было ясно, что больше от него сейчас ничего не добьешься. Да и понятно все, без дальнейшего рассказа. Мальчик явно не врет.

Я посмотрел на управляющего, тот хмуро кивнул.

— Саша, пойдем, я отведу тебя домой, — сказал я. Мальчик встал и жалобно посмотрел на меня.

— Вы не рассказывайте родителям, что я воровал. Они накажут меня. Сильно.

— Я не буду никому рассказывать, если пообещаешь больше не воровать! А то в тюрьму попадешь, что будут делать твои братья без тебя? — мягко проговорил я.

— Я не буду больше, честно! Меня просто на работу не берут никуда, говорят я маленький еще. Я бы работал, честно! — опять захныкал Саша.

— Ну не плачь, ты же пацан! Я, конечно, могу тебя устроить тебя флаера раздавать. Правда, это не на долго, пока та или иная акция действительна. Раз в пару месяцев. Зарплата не большая, но на шоколадки хватит. Обычно я старше ребят беру, но тебя так и быть уж по знакомству возьму. — Улыбаясь, сказал Виталий Олегович.

Мальчик просиял:

— Спасибо, я буду работать, обещаю!

— Матвей, скажешь мне потом адрес и телефон, если есть, Сашин. А ты, приходи ко мне через неделю. Начнешь работать. Все идите, а то и так куча времени с вами потратил, — подмигнув, весело сказал Виталий Олегович.