Муза художника

Фрейя испытала прилив надежды. Может быть, им удастся снова стать напарниками. Казалось, Питер чувствует облегчение оттого, что теперь, когда ей все известно, он может делиться с ней.

— Я скажу тебе еще одну вещь, если ты пообещаешь хранить ее в тайне. Я уже говорил, что брат Северины, Свен Нильсен, занимался в художественной школе вместе с Виктором. Тот, которого я заставил тебя изучать. Так вот, большинство своих картин Свен написал в поселке на крайнем севере Дании. У них там было что-то вроде колонии художников. Документы из архивов свидетельствуют о том, что он жил с женщиной младше себя, которая не была ни его женой, ни хозяйкой дома. Вот куда, я думаю, могла отправиться Северина после тысяча девятьсот шестого. В тот поселок, к своему старшему брату. На данный момент это мое лучшее предположение.

— Но что на самом деле… Ты ведь вроде нашел какие-то факты, способные повредить репутации Рииса?

— Да ладно тебе! Годами Риис полагается на нее как на музу, он абсолютно одержим ею, и тут вдруг она исчезает. Как знать? Может быть, он приревновал и выгнал ее из дома. Или запер в психиатрической лечебнице; в те дни так поступали с надоевшими женами. Какой-то скверный поступок определенно имел место. Если не с его стороны, то, вероятно, с ее.

— И об этом будет твой доклад?

— Да нет, — уверенно отозвался Питер, но Фрейя знала его достаточно хорошо и поняла, что он блефует. — Ко времени конференции я буду точно знать… о черт, где мой телефон? Кажется, я оставил его дома.

— Но ты ведь сейчас туда направляешься, так что ничего страшного?

— Нет. Я хочу, чтобы она могла со мной связаться.

Фрейе захотелось поддразнить его, спросив, связано ли его беспокойство с тем временем, которое они когда-то проводили вместе, но что-то в тоне Питера заставило ее передумать.

— До завтра.

Он снова закрылся. Чувство товарищества, восстановленное из прошлого, ощущение, что они вновь стали близки, как раньше, не продлилось долго. Был только один признак перемены. Даже проделав путь назад за своей особой папкой, он не потрудился положить ее в портфель.

В тот вечер, когда солнце опустилось за стену сада позади дома, София стояла в кухне и большой металлической ложкой отскребала клейкий переваренный рис от дна кастрюли, перекладывая его в красную пластмассовую миску, в которой уже находились остатки жира и корки сыра. Она дернула заднюю дверь и вышла с миской в сад. Сейчас Фрейя увидит, почему лиса регулярно появляется в сумерках.

— Смотри, — прошептала София.

В неосвещенной кухне Фрейя не могла разглядеть выражение лица Софии, но ощущала ее сдерживаемое волнение. Она повернулась и выглянула в сад, где только что появилась лиса. Пригнув голову, та кралась на согнутых лапах, готовая броситься наутек в любой момент. Лиса оказалась меньше, чем ожидала Фрейя. Ее рыжеватая шерсть кое-где на боках посерела от линьки, мех на грудке и тонких лапках был белым, а шерстка вдоль хвоста, а также на кончиках ушей и морды имела черный окрас.

Трудно было предугадать, насколько громкий шум и какие телодвижения могут спугнуть животное, если оно услышит их голоса или увидит жесты через стекло. Стоя у окна, они старались шевелиться как можно меньше, а говорить — как можно тише.

— Одним из первых, кто пришел в этот дом после… после смерти Йона, был человек из Общества охраны лис. Он появился на пороге с папкой-планшетом в руках, приятный такой бородатый мужчина в очках, представился как Мерл. Я всегда считала, что это женское имя, но такое ему дали родители. Не в моих привычках тратить время на всяких агентов. Но в той ситуации для меня было даже облегчением думать, что хоть кто-то пришел не для выражения соболезнований. Что я могу поговорить с ним о чем-то настолько обыденном, что это можно даже записать на планшете.

Навострив уши, не теряя бдительности, лиса принялась обнюхивать еду, и София замолкла на какое-то время.

— Я пригласила его пройти взглянуть на сад. Кто-то перерыл клумбы и перевернул баки с мусором у соседей. Те подозревали, что это лисы, и требовали каких-то мер. Мерл был добровольцем, который принял их вызов. Осмотрев все вокруг, он высказал предположение, что под нашим садом находится лисья нора. Видишь ли, для выведения потомства они роют яму в защищенном месте. Он так интересно об этом рассказывал. Мерл уже посоветовал соседям закрывать мусорные баки плотной крышкой и прекратить удобрять цветы костяной мукой. Он сказал мне, что если я увижу какие-нибудь признаки лис, то могу набить в ходы, которые они роют, старого тряпья, и это заставит их уйти. Разумеется, я не стала делать ничего подобного. Вместо этого я приношу им еду.

Рассказывая об этом по-прежнему тихим голосом, София выглядела довольной.

— Эта лиса приходит на ужин каждый вечер, иногда бегает туда-сюда по нескольку раз, возможно, носит еду лисятам. Правда, я еще не видела ни одного детеныша. Все-таки их нора, должно быть, находится где-то в другом месте.

Хотя было трудно что-то разглядеть в темноте, лиса, казалось, уже вернулась в свою нору. Заросший сад выглядел пустым и тихим. София пересекла комнату и включила свет. Поскольку уже не было необходимости шептаться, она стала говорить громче, и из-за внезапного резкого усиления звука следующие ее слова прозвучали как-то особенно выразительно.

— Ну вот ты и увидела единственных живых существ, которые составляли мне здесь компанию, пока ты не приехала.

Фрейя тщательно обдумывала, как лучше продолжить разговор. Чтобы выяснить, о чем известно Софии, и не раскрыть карты Питера, ей нужно поговорить о картинах без упоминания идей и теорий, которые он развивал. Она заранее отрепетировала текст, который, по ее мнению, был достаточно близок к правде.

— Помните, вы посоветовали мне присматривать за Питером?

— Это никогда не помешает, — сухо ответила София. — Мы с мужем часто были слишком доверчивы.

— Так вот, сегодня утром я увидела, что он оставил в кабинете одну из своих папок. Я… я не смогла удержаться и заглянула внутрь. У него там много фотографий. Похоже, это снимки всех картин Рииса, которые ему удалось найти. И упорядоченные по датам. Даже не знаю, заметил ли Питер, но, похоже, в тысяча девятьсот шестом году Риис прекратил рисовать свою жену. Могло что-то случиться в тот год, как вы думаете?

Реакция Софии удивила Фрейю. Та долго и молча на нее смотрела с легкой снисходительной улыбкой на лице.

— Ах да. Это был самый важный год в их жизни, — сказала она наконец.

— Откуда вы знаете?

София поколебалась, но, кажется, приняла решение полностью удовлетворить любопытство Фрейи.

— Полагаю, что из всех моих знакомых я могу доверить это только тебе. Но только тебе, понимаешь? Это не то, чем можно делиться с питерами финчами всего мира.

По ее доверительному тону Фрейя могла сделать вывод: что бы София ни собиралась открыть, это должно их сблизить, как все еще хранимые ею в памяти книги старых любимых датских писателей, которые Алстеды читали ей вслух, когда она была девочкой: «Цветы маленькой Иды» Ханса Кристиана Андерсена, «Мальчик-моряк» Исака Динесена [26] и скандинавские мифы. София энергично двинулась по направлению к лестнице.

— Нет-нет, оставь пока эти тарелки и пойдем со мной, — бросила она Фрейе.

Вместе они поднялись в гостиную. Сквозь обрамленное раздвинутыми шторами окно Фрейя видела, как темные ветви и листья отбрасывают тень в свете уличных фонарей. Гостиная была заполнена лишь этим мрачным светом, пока София не щелкнула выключателем на стене, после чего интерьер комнаты залил яркий свет, отвлекающий внимание от ночных деревьев.

Два бледно-желтых кресла с высокими спинками стояли на своих местах прямо под люстрой. Повернутые друг к другу, они были обращены к аккуратно вычищенному камину. В прошлые свои приезды Фрейя брала стоящий у стенки стул с прямой спинкой и вышитым сиденьем и садилась между Алстедами. Но сегодня вечером София молча указала ей на второе кресло. Хотя Фрейе не хотелось садиться туда, она подумала, что должна подчиниться, поскольку так будет лучше, чем оставить кресло пустым.