Мистер Грей младший (СИ)

— Айрин, — прошептал он, когда в комнате воцарилась тишина, пахнущая сладким послевкусием наслаждения.

— Тед, — выдохнула я, едва дыша.

Он неуверенно, но быстро скатился с моей спины набок, его лицо снова оказалось напротив моего. Оно уже не было безмятежно-сонным, лёгкая ночная щетина уже не казалась просто нежной и милой, ибо я теперь остро помнила, каково мне было, когда его лицо было у меня между ног. Его влажная от пота чёлка растрепалась, в некоторых местах прилипла ко лбу. Красивые мужские губы налились от страсти, чуть потрескались. Его глаза: пьяные и глубокие, смотрели на меня с упоением, разносящим трепет по телу. Кончиками пальцев я убрала его чёлку со лба, провела по едва колючей щеке, нежно поцеловала его в скулу. Той же ватною рукою коснулась шеи и обведя пальчиком кадык, нежно коснулась его губами.

— Тебе хорошо, моя нежная? — тихо спросил он, улыбнувшись.

— Нет, — шепнула я, на секунду стерев его улыбку и тут же пожалев об этом, — Мне прекрасно…

Когда Теодор, казалось бы, облегчённо вздохнул и ободряюще улыбнулся, я тут же сжала его в объятиях и уткнулась губами в ушко.

— Любое моё «нет» тебе — никогда этим «нет» не является, — прошептала я, — Я так счастлива сейчас.

— Я тоже безумно счастлив, — пробормотал он, потираясь носом о мой, — Я люблю тебя, — моё сердце замерло.

— И я люблю тебя, — прошептала я.

Он чуть отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. Я обвела губами его подбородок, чуть прикусила его, дразня и желая.

— Теодор… — шепнула я, еле дыша.

— Я сегодня же поеду к отцу, — серьёзно произнёс он, — Я хочу попросить у него помощи с расторжением контракта.

Внутри сердца разлилось тепло. Я провела рукой по его щеке.

— Тот самый… о вашем браке? — уточнила я.

— Да, — кивнул он, — Твоя родная мать… Элена. Она, видимо, была серьёзно настроена против меня, поэтому и решила показать тебе больше, чем правду.

— В каком смысле? — я почувствовала, что руки мои холодеют, и я сжала его плечи.

— Боюсь, что ты очень мало знаешь, — прошептал он, — Слишком мало.

— Но теперь я могу узнать, — я пристально посмотрела ему в глаза.

Теодор тяжело вздохнул. Прижав меня ближе к своей груди, он лёг на спину и, гладя мои волосы, долго молчал и смотрел в потолок.

— Ну? — едва дыша подтолкнула я.

— Отец, Элена и Даниэль неплохо сработались пять лет назад, — наконец, произнёс он. Я вздрогнула, но говорить что-либо не решалась, — Контракт не был мною подписан. Моя подпись — умелая подделка моим отцом. На тот момент я ничего о договоре не знал, хотя, как понял после, был первым из Греев, кто держал его в руках… Если бы я был более сообразительным, а не дураком, желающим довезти в дождливую погоду девушку до отеля, я бы прекрасно знал, что из себя представляет контракт и не допустил бы этого всего… Но это ясно лишь сейчас, — он вздохнул, сморщившись, — Это первая ложь, доказательства которой были тебе представлены Эленой.

— Дальше, — шепнула я, сглотнув.

— Дальше: фотографии, которые…

— Да, не напоминай, — я сжала губы. Тед взял меня за подбородок и провёл по моим губам своими, заставляя приоткрыть их.

— Это ложь, — прошептал он мне в губы, — Самая настоящая ложь, называющаяся хитростью твоей матери и проворностью Даны. Последняя, по наказу Элены, напоила меня снотворным на вечеринке у Лайкартов, доставила меня, как ручную кладь в номер отеля, где уже людьми Линкольн были установлены скрытые фотокамеры. Я же был, как овощ, ничего не помнивший наутро. Однако я не был спокоен на том, что после этого вечера проснулся дома, в своей постели… Я позвонил в тот день Дане, решив взять с неё слово насчёт того, что ничего между нами не было. Она только расхохоталась и сказала, что мне «надо меньше пить». Тогда, по моей же воле мы пересеклись в кафе, где глядя в глаза она мне сказала, что «ничего не было». И я поверил. И это было действительно так, потому что всё, что она вытворяла для фотографий — обыкновенный муляж. И я… когда я узнал правду, я долго думал и не мог понять, почему ты так легко во всё это поверила и даже не пожелала меня выслушать, — в его глазах стоял безмолвный укор. Мне… нужно, очень нужно всё ему сказать.

— Это всё? — с надеждой, чуть слышно спросила я.

— Это всё, — монотонно повторил он.

— Нет, — я покачала головой, сглатывая. Теодор напрягся. — Понимаешь, Тед… Я поверила в тот факт, что расставание неизбежно, не только из-за контракта и фотографий.

— Из-за чего же ещё? — тихо спросил он.

— Я… помнишь, когда мы пытались ставить точку в последний раз, я сказала, что… не могу иметь детей. Наверняка, ты подумал, что это из-за профессии, которую я выбрала, но это не совсем так… Даже, совсем не так, — дыхание моё становилось неровным, резким, но я продолжала, — Я услышала этот приговор, когда… потеряла нашего ребёнка.

Лицо Теодора замерло. Я почувствовала, что моя нижняя губа дрожит и до боли укусила её, прося себя не разрыдаться.

— Я была так наказана за мысли об аборте, за мою веру в ложь. Элена, она… говорила, что я для тебя «развлекалочка», что «он и думать о тебе забудет, когда уедет учится», что «дети — это последнее, что нужно мужчинам, а особенно в восемнадцать лет»… Я была глупой, я верила. А сомнения упали, когда я увидела, что контракт тобой подписан, что ты нежишься от поцелуев Даны в грудь, наслаждаешься с закрытыми глазами, что тебе… будет легче с ней. Я верила в то, что ты будешь счастлив с Даниэль, а себя в ту пору хоронила. Но к аборту… была готова мало, — шепнув это, я судорожно выдохнула, и только сейчас поняла, как промокли от слёз мои щёки. Теодор нахмурился, точно от боли и вытирал их ладонями. — Я потеряла нашего ребёнка, когда потеряла тебя. Когда сказала тебе, что не хочу больше тебя видеть, когда… сказала, что нам нужно расстаться, — я всхлипнула и спрятала лицо у него на груди, уже открыто плача.

Он шептал мне: «тш-ш», гладил мои волосы, целовал в макушку и очень крепко, бережно прижимал к себе. Мне было страшно. Я боялась, что едва этот поток слёз прекратится, он поднимется с постели, скажет: «Извини, но мне нужна нормальная семья, дети», а потом… Потом — уйдёт. Сам. Впервые — сам. Впервые — без моего желания… Хотя, это всегда было без моего желания. Просто: без моих слов, ложных просьб и истерик безысходности.

— Ты можешь не расторгать контракт, — насилу успокоившись, прошептала я сиплым от слёз голосом. Теодор дёрнулся, сжав губы, когда я отстранилась и заглянула ему в глаза.

Он хотел что-то сказать, но я перебила его:

— Тебе нужна жена, с которой ты сможешь построить нормальную семью. Завести детей, для того, чтобы у тебя была опора, а у фирмы твоей семьи — наследник. Да и вообще, для настоящего счастья, Тед… Я знаю, что из тебя бы получился прекрасный отец, — я сглотнула комок, подкативший к горлу, — Знаешь, пять лет назад, в той суматохе мыслей, я нередко улавливала ощущение… ощущение того, что буду жалеть, если потеряю частичку тебя, что была во мне. Эта потеря казалась мне страшнее нашего разрыва. Ещё чаще я видела в своём воображении, как мы были бы счастливы с ним, или с ней… Нас трое. Нас было бы даже больше, чем трое, если бы только я могла…

Дальше говорить было невозможно. Воздух перехватило, а сердце болезненно стукнулось о грудную клетку. Я зажмурилась, пытаясь вжать в себя хоть несколько капель той прозрачной боли, той муки, что выливалась из меня на протяжении многих лет в небольшую жёсткую подушку. Я прижала дрожащую руку ко лбу, стиснула зубы, чтобы подавить рыдания.