Когда плачут цикады (ЛП)

Рэм смотрит на меня, а потом улыбается Лане.

— Конечно, если хочешь.

Лана склоняет голову.

— Думаю, хотела бы.

И с этими словами она протанцевала прочь — буквально влетая в следующую комнату — в то время как Рэм наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Она сказала, что я хорошо пахну?

— Да, — говорю я, улыбаясь, — что-то вроде того.

— Дорогая, ужин почти готов, — мама неожиданно появляется в коридоре и целует меня в щеку, прежде чем повернуться к Рэму. — А вы, должно быть, тот молодой человек, о котором мы столько слышали.

Рэм смотрит на меня с довольной ухмылкой, после чего переводит взгляд на маму.

— Здравствуйте, миссис Уэскотт, — и протягивает ей руку. Мама пожимает ее.

Мой отец говорит, что о человеке можно многое узнать по его рукопожатию. Поэтому знакомство с новыми людьми в нашем доме начинается с рукопожатия.

— Мама, это Рэм, — говорю я.

— Ну что же, приятно познакомиться с тобой, Рэм.

Рэм просто кивает и улыбается. Он выглядит застенчивым, но, в то же время, некоторым образом, уверенным в себе. Думаю, как раз это мне так сильно нравится в нем. Он всегда такой — словно два в одном. Например, он не может быть только милым. Он должен быть милым и сексуальным. Или если он говорит мне, что я красивая, то обязательно шепотом или хриплым голосом, с голодным блеском в глазах. Или даже когда он расстроен, его лицо будто говорит: я не откажусь от тебя.

— Почему бы вам не пройти в столовую, — мамин голос звенит в ушах, разбивая мои мысли.

Я улыбаюсь Рэму.

— Ты им понравился, — шепчу я ему на ухо и замечаю, что его плечи как будто немного расслабились. Потом беру его за руку и веду в соседнюю комнату. Там мой папа как раз ставит миску вареной моркови на стол.

— Папа, — говорю я, — это Рэм.

— Привет, — здоровается папа, потерев друг о друга ладони, прежде чем протянуть руку Рэму. Рэм берет ее и пожимает.

— Приятно познакомиться с тобой, сынок, — говорит отец.

Рэм вежливо улыбается. И еще я не пропускаю тот еле заметный папин кивок в мою сторону. Он делает так всю мою жизнь. Каждый человек, которому он пожимает руку, либо удостаивается его кивка, либо нет. Это его способ дать мне понять, кто «годится», а кто «не годится». Кивок означает, что этому человеку можно доверять. Отсутствие кивка: я не хочу, чтобы ты находилась с ним в одной комнате. Я знаю эту процедуру и вздыхаю с облегчением, когда получаю кивок, даже если для меня это просто формальность. Я уже доверяю Рэмингтону Джуду и не думаю, что есть нечто в этом мире, способное убедить меня в обратном.

Вскоре после этого мы все садимся за стол. Я занимаю свое место, Рэм рядом со мной. Моя сестра напротив нас, а родители рассаживаются по обоим концам стола. Пока мы едим, мои родители расспрашивают Рэма обо всем: о том, где он живет, какие телепрограммы смотрит. Мой папа почерпнул это из ТВ-шоу. Если вы смотрите спорт или исторический канал, значит, в его классификации вы в разряде «годится». Если вы говорите, что смотрите что-то другое, то автоматически попадаете в его список тех людей, в которых он не уверен. Рэм сказал, что смотрит много спортивных передач, так что, полагаю, тест пройден.

— Рэмингтон? — произносит моя сестра в одну из пауз в разговоре. Она говорит в своей обычной мягкой и задумчивой манере. Рэм, жуя, поднимает глаза от своей тарелки. — На какую сторону фасад твоего дома?

— Прости?

— Ты живешь в доме? — спрашивает она.

— Ой, да, — запнулся Рэм.

— На какую сторону выходит фасад?

Мама закатывает глаза и улыбается. Папа ведет себя так, словно не слышит вопроса. Думаю, он считает, что если «не слышал» вопроса, то он и не был произнесен. Ни один из моих родителей до сих пор полностью не согласен с ее образом жизни.

— Ох, ммм, на восток, я уверен, — говорит Рэм.

— Хорошо, — Лана кивает и возвращается к поеданию сырой моркови.

— Хорошо, — просто повторяет Рэм с улыбкой.

***

Ужин проходит без потерь. Потом Лана отправляется в свою комнату. Мама с папой уходят в гостиную. А я веду Рэма на заднее крыльцо.

— Ты сделал это, — говорю я.

— Я сделал это, — повторяет он.

Я сажусь на скамейку с мягкой обивкой, и он присоединяется ко мне.

— Думаешь, я им понравился?

Я нахожу его взгляд. Сейчас вокруг нас темнеет, но я все еще могу разглядеть прекрасное море его глаз.

— Я думаю, они полюбили тебя, — говорю я.

— У тебя клевая сестра.

Я киваю.

— Она очень похожа на нашу бабушку — ту, что рассказывала нам про бамбуковые стебли.

— Да, — говорит он, будто вспоминая. — Я прямо вижу это. И уверен, что у твоей сестры тоже есть один из этих любовных бамбуковых стеблей.

Я смеюсь.

— У нее есть. Но у нее не любовный стебель. У нее стебель с десятью отростками, что означает завершенность.

— Ааа, — протягивает он, немного отклоняя назад голову. — Звучит неплохо. Но, должно быть, это чертовски большой стебель.

— Это так, — соглашаюсь я. — Он занимает, вроде как, весь ее стол в комнате наверху.

Он негромко усмехается.

— Иди сюда, — говорит он затем, притягивая меня ближе. Я опускаю голову ему на грудь. Он теплый и пахнет одеколоном. Я люблю его запах. — Итак, здесь ты выросла? — спрашивает он.

— Да. Недалеко отсюда есть парк, в котором я проводила большую часть времени каждое лето. На самом деле, именно там я получила свой первый перелом, когда сломала руку, упав с турника.

— Первый?

Я киваю.

— Да, я сломала ее снова в средней школе, играя в софтбол. И не спрашивай меня, как. В одну секунду я поскользнулась, а затем почувствовала эту острую боль, и неожиданно это стало вторым переломом руки, — я поднимаю вверх два пальца.

— Вау, — восклицает он, — ты крутая.

Я просто смеюсь ему в грудь.

— Которая? — спрашивает он.

— Правая.

Я поднимаю свою правую руку, и он прокладывает дорожку из нежных поцелуев от локтя до запястья. Ощущение его губ на моей коже вызывает прилив тепла к лицу. Пытаясь скрыть это, я сильнее утыкаюсь ему в грудь.

— А дальше по дороге — примерно в миле отсюда — моя старшая школа, — говорю я после его последнего поцелуя на моей руке.

— Как думаешь, ты обратила бы на меня внимание в старшей школе? — спрашивает он.

Я смотрю в его глаза.

— Не представляю, как смогла бы не сделать этого.

— Даже если бы я был второкурсником, а ты…

— Я все равно заметила бы тебя.

— Мы могли бы влюбиться в старших классах.

— Могли бы, — говорю я, мягко усмехаясь. — На самом деле, у меня не было школьной любви.

— Серьезно?

— Неа, — подтверждаю я.

— Это сюрприз для меня.

— Ну, ты не был знаком с парнями из моей школы.

— Бедняжка, — говорит он, осторожно проводя ладонью по всей длине моей руки.

Контраст от прикосновения его шершавой ладони к моей коже каким-то образом действует на меня успокаивающе.

— Ну, у меня тоже не было школьной любви, — говорит он, прижимая меня крепче. — В моей жизни было слишком много придурков, настраивавших меня против этого.

— Нееет, — говорю я ехидно.

— Понимаю, в это трудно поверить, — говорит он.

Я чувствую смех, зарождающийся в его груди, еще до того, как он срывается с губ. Затем он затихает, и я просто пытаюсь впитать в себя все детали этой ночи, в том числе и то, как мой отец смеялся над его шутками и как мама улыбалась ему. Они увидели в нем то же, что и я. И то, что я вижу, — это только начало того, что я чувствую к этому молодому человеку.