Разумная жизнь

— Ну как, Флора?

Она пробормотала:

— Хорошо, Хьюберт, — подумав при этом, что она может ему сказать что-то вроде: „Я надеюсь, вы счастливы и благополучны“, она знала эту фразу по-русски. А Бланко на догадается.

— Твои родители собираются ехать с малышней, — сообщил Феликс. — Но не забудь, ты обещала мне танец.

— Танец? — спросил Космо.

— A у меня есть граммофон. Я оставил его у шофера вместе с коробкой пластинок. Я подумал, что потанцевать было бы здорово.

— Отличная мысль, — кивнул Бланко. — Есть чарльстон?

— Конечно.

Флора наблюдала, как ее родители шли к автобусу.

— Мы могли бы забежать в казино перед ужином, напоследок, — сказала Вита, — иначе придется ждать до Калькутты, до зимы.

— А ребенок? — Денис оглянулся.

— Кажется, она остается. С ней будет все в порядке. Миссис Лей присмотрит за ней. Веди себя, как следует, — сказала Вита Флоре.

Флора не ответила, но выдернула свою руку у Бланко. Они стояли и смотрели, как Прирожденный Лидер, словно пастух, загоняла малышей и их уставших родителей в стадо, потом — в автобус. Вита и Денис, не ожидая, когда их тоже загонят, забрались на сиденье позади водителя, подальше от всеобщей свалки. Водитель завел автобус, и он с треском двинулся вперед. По мере того как он набирал скорость, дрожащие голоса его обитателей выводили песню:

в которой солировало сильное контральто Прирожденного Лидера.

— Твои родители получат удовольствие, — хмыкнул Космо. — А теперь пошли за коробкой с сюрпризом.

Вместе с Бланко он притащил картонную коробку, которую они привезли из Сен-Мало, Феликс тоже забрал свой граммофон и пластинки. Флора нырнула под автобус и вытащила свою плетеную корзинку, которую прятала в тени.

— А что там у тебя? — спросил Феликс.

— Лангусты.

— Что?

— Раки.

— Боже мой! Где ты их взяла?

— Жюль узнал про пикник и послал их мне.

— А кто такой Жюль? — спросил Бланко.

— У него кафе в Сен-Мало и… ее…

— Ее что?

— Мой друг, — сказала Флора, открывая корзинку, желая узнать, все ли там в порядке.

Феликс, Космо и Бланко восхищенно уставились на лангустов, покоившихся на подстилке из водорослей вокруг банки с майонезом.

— Какой прекрасный вклад в общий котел! — воскликнул Космо. — Какая умница эта малышка Флора!

Флора покраснела.

— Давай, я помогу тебе донести, — Феликс взялся за одну ручку корзины. — А твои родители знали?

— О нет, — сказала Флора. — Нет.

— А если бы знали, они бы остались, — хихикнул Бланко. Флора быстро посмотрела на него.

Вернувшись на пляж, Мэбс, Таши и Джойс снова разожгли костер, люди возвращались из долины, где собирали сучья дрока для костра, сухие палочки. Миссис Макнис положила картошку в золу, ее муж был занят серьезным делом: открывал винные бутылки. Элизабет и Энн придумали шомпол для цыплят Феликса и пристроили их жариться.

Все изумленно-одобрительно подняли брови, увидев лангустов, а Роуз протянула Флоре руку со словами:

— Садись рядом со мной, Флора. Выпей вина, ты его заслужила.

С самыми маленькими уехали родители Флоры и семейство Стаббс, теперь пикник вступил в новую фазу. Он пошел как бы по второму кругу, все расслабились, стали более близкими. Темнело, сгрудившись вокруг костра, они съели вкусных лангустов, не слишком хорошо поджаренных цыплят, сосиски, паштет, салат, оставшиеся не занятыми уголки набили сыром и фруктами, потом стали загадывать загадки и рассказывать анекдоты. Пламя костра поблескивало голубым, пахло морем, а сухие ветки трещали и сыпали искрами. Все хохотали и веселились, когда Космо читал шуточные стишки и на них отвечала Джойс. А Флора, у которой после вина развязался язык, продиктовала Бланко письмо на русском языке, которое он написал на обороте конверта, данного ему Феликсом.

— Эй, послушайте! — закричали Таши и Мэбс (в памяти людей о том времени эти девочки слились воедино), — а что случилось с теми ужасными пирогами?

— С теми пирогами? Пирогами? — повторяли мальчики со смехом, будто сам этот вопрос был остроумной шуткой. — Пироги, какие пироги? — некоторые подростки были уже слегка навеселе и твердили это слово, находя его ужасно смешным и смелым.

— Вы знаете какими. Теми, которые Сахиб и Мемсахиб принесли из кондитерской. Те пироги. Мы еще подумали, что они будут хрустеть от песка. Что с ними случилось?

Никто не знал, и после всего съеденного это никого не волновало.

— А может, они их сами съели? Они же куда-то ходили одни, — сообщил мальчик, — ну кое-чем заняться за камнями.

— Хватит! — взревел Фредди Вард. — Здесь их дочка.

Ринувшись в образовавшуюся паузу, Ангус Лей закричал:

— Да она здесь! А теперь я расскажу вам анекдот про даму на балу у короля Египта. У нее было слишком откровенное декольте и очень большие, вы сами знаете что. Ты слышала этот анекдот, Роуз? Останови меня, если ты его знаешь.

— Ну вот, приехали, — застонали Мэбс и Космо. — Ну давай, давай.

— Ну что ж, ладно, когда ее представили Его величеству, она присела в низком поклоне…

— …И из платья выскочили роскошные груди, и король сказал…

— Мадам, ну разве можно скрывать такую красоту, — хором пропели Мэбс и Космо по-французски.

— Ах, паршивцы, — сказал, засмеявшись, отец, и Роуз, наклонившись к нему, проговорила:

— Мне кажется, вспоминаю: впервые я услышала этот анекдот от Джефа много, много лет назад. А он — от своего отца.

— Ах Роуз, когда-то мы были молодыми. Сейчас бы Джеф радовался такому пикнику. — Роуз и Ангус вспомнили ее мужа, Флора немного смутилась, а дети Джефа — Феликс, Элизабет и Энн, — посмотрев друг на друга, сказали:

— А нам отец никогда не рассказывал таких анекдотов.

Они так наелись и так смеялись, что наступило временное затишье: все умолкли, сидя или лежа вокруг костра, который уже догорал, вспыхивая красными угольками, из которых иногда высовывался язычок голубого пламени. А в нескольких ярдах от них, чуть в стороне, ворочался прилив, вздыхая, когда маленькая волна, что-то шепча, набегала на песок, и с каждым разом шум волны звучал все менее оптимистично, чем в предыдущий. А над морем повисла оранжевая луна, и все собравшиеся вокруг гаснущего костра в последний день апреля 1926 года, изумленно смотрели, как чудесно и таинственно менялась она, из оранжевой становясь золотой, потом серебряной, повиснув высоко в небе кобальтового цвета. Потом Мэбс и Таши, нарушив молчание, запели по-французски.

Годы спустя, в миг смерти, Феликсу почудятся эти молодые голоса, и воспоминания об этой непорочности и чистоте освободят его от страха, но в тот самый момент он закричал:

— А как насчет танцев?

Он завел граммофон, поставил пластинку, и вокруг костра на примятой траве начались танцы, а некоторые, самые безрассудные, танцевали босиком у кромки воды.

Бланко танцевал чарльстон с Джойс, которая так легко подпрыгивала и извивалась, что не было и секунды обратить внимание на ее зубы. Ангус танцевал с Роуз и женой, Феликс с Мэбс, Таши, Элизабет и Энн. Космо — сам с собой, не желая подвергать риску ногу.

У Феликса были пластинки с чарльстоном, быстрым и медленным фокстротом. Танцевали все. Потом, еще раз покрутив граммофон, Феликс поставил пластинку с венским вальсом, который умели танцевать только старшие, и они продемонстрировали это перед своими детьми, которые в изумлении стояли и аплодировали.

Феликс схватил Флору за руку и сказал: