Четыре с половиной холостяка

Потом я перестала ждать и углубилась в работу. А через какое-то время решила: стоит написать в газету «Будни тяжелого машиностроения», что несчастная любовь тоже много способствует повышению производительности труда. Вот, например, я, чтобы не думать о Беспрозванных, целый день думала только о производстве. Весь день не вылезала из-за компьютера и подготовила для цеха всю документацию, на которую Юлия положила мне три рабочие смены.

Лишь один раз я выползла глотнуть кофе, когда Беспрозванных вызвали в цех. Тут же в «еврокафе» явилась Надя.

– Наташка! Какая кошка между вами пробежала? – спросила она. – Признавайся!

– Так… не сошлись характерами, – довольно равнодушно умудрилась сказать я. – Мы слишком разные люди.

– Вы что, разбежались? – Модзалевская в волнении взяла мою кружку с «Davidoff» и сделала хороший глоток.

– Вот именно! Мы разбежались! – Я отняла у нее кружку и допила свой кофе.

– Переживаешь?

– Есть немножко, – не смогла я до конца выдержать равнодушный тон. – Все так хорошо начиналось…

– Наташ! Хочешь, я с ним поговорю? Или Володька – по-мужски. Или даже Юлия – у нее, знаешь, как здорово получается убеждать! Она ка-а-ак цыкнет на него! Он сразу забудет, что вы разные люди и… все такое…

Глаза Модзалевской горели таким бешеным огнем, что я даже испугалась.

– Надя! Не вздумайте вмешиваться! – гортанным клекотом, который обычно вылетал из меня в самые волнующие минуты, потребовала я. – У нас все по взаимному соглашению, понимаешь?

– Да-а-а… – растерянно протянула она. – А мы с Бондаревым уже прикидывали, когда на свадьбе погуляем. Скучно что-то…

На этом месте Надю подозвала к себе Юлия, а я подумала, что шутки кончились. Да, шутки в сторону! К черту эту бредятину: дегустацию, образцы, инструкции по соблазнению сотрудников, состряпанные апологетами тяжелого машиностроения! Я насмерть ранена любовью. У меня навылет прострелена грудь. Я истекаю кровью. Даже если я залижу рану и выживу, то больше никогда не смогу так полюбить. Так любят лишь однажды. Может быть, мне даже стоит поблагодарить судьбу за то, что она подарила мне такую любовь.

Я вам уже говорила, что, выходя замуж за Филиппа, тоже была уверена в собственной к нему любви. Скорее всего, я его действительно любила, но детской, игрушечной любовью. Мы с ним играли в мужа и жену, а когда игра наскучила, стали слегка ссориться. Какое-то время ссоры тоже казались элементом игры и даже разнообразили жизнь. Кто не знает, как сладостно примирение после ссоры! Мы вкушали эти сладости несколько лет, а потом и они приелись.

Дарованная мне любовь к Беспрозванных ощущалась мною совсем по-иному. Бог поцеловал меня в голову и сказал: «Люби». И я полюбила. Я всей кожей чувствовала Валеру. Смех смехом, юмор юмором, но ведь не случайно же именно его я поставила первым в своем дурацком списке образцов, хотя Славик Федоров и Коньков-отец внешне куда более интересные мужчины.

В пользу моей любви как божьего дара говорило и то, что я не испытывала злобы, не жаждала мести или несчастья жене Валеры. Я даже не была обижена на него. Я желала ему только счастья. А поскольку он не мог быть несчастлив с такой женщиной, я не смогла пролить по нему ни одной слезинки. Я представляла, как он целует свою Хозяйку Медной горы, и по моим бумагам весело поскакали маленькие малахитовые ящерки, искря яркими рубиновыми глазками и шурша крошечными младенческими пальчиками.

Несколько дней я приходила на работу раньше всех, уходила позже, и весь рабочий день безвылазно трудилась на компьютере. Представляете, мне даже повысили категорию и оклад на пятьсот рублей! Конечно, не за служебное рвение этих последних дней. Просто так совпало. А вот радости я не испытала никакой.

За целую неделю Валера ни разу не подошел ко мне, чтобы хотя бы сказать «прости». Что ж, я уже говорила, что не винила его. И с поцелуями я действительно полезла сама. Какие же у него были тогда глаза! А какие губы… Лучше об этом никогда больше не вспоминать.

Однажды, плетясь по коридору на свое рабочее место, я увидела возле наших дверей Лиру Никифорову с выражением лица, на котором явственно читалась смесь любопытства, сочувствия и почему-то вины. Я хотела завернуть в первую попавшуюся по коридору комнату, чтобы ни о чем с ней не говорить, но она уже заметила меня и бросилась наперехват.

– Наташа, погоди! – запыхавшаяся тяжеловесная Лира повисла на моей руке, а потом, лихо откинув мое невесомое тельце к стене, спросила: – Страдаешь?

Ненавижу манеру лезть не в свои дела! Конечно, все в нашем коридоре и наверняка далеко за его пределами уже обсудили мой роман с Беспрозванных. И разрыв тоже. Запретить людям чесать языки я не в состоянии, но зачем лезть ко мне в душу! Я очень хотела послать Лиру к чертям собачьим, но сказала только:

– Я не желаю это обсуждать.

– И правильно, – согласилась со мной Лира. – Люди – они такие злые! Всегда завидуют чужому счастью и радуются, когда… наоборот…

– Ты меня остановила, чтобы сказать именно это? – сквозь зубы спросила я.

– Ну что ты! Нет, конечно. Понимаешь… – Лира снизила свой трубный глас до не менее трубного шепота. – Я погорячилась тогда…

– Когда? – отшатнулась от нее я.

– Ну… когда приставала к тебе на предмет моего Никифорова…

Я внимательно пригляделась к жене Слона, чтобы сообразить, куда она клонит, но угол уклона так и не вычислила.

– Пройдем в конец коридора, – шепотом гаркнула Лира и потащила мое бренное тело за собой, – а то тут всюду уши.

В конце коридора за кадкой с разросшимся декоративным кленом она наконец приступила к изложению сути вопроса:

– Поскольку ты, Наташа, сейчас абсолютно свободна, то я предлагаю тебе в качестве лекарства от любовной драмы своего Никифорова. Вот честное слово! – воскликнула она, пресекая готовые вырваться из моей груди возражения. – Я не стану больше чинить вам никаких препятствий.

– Лира, ты спятила! – все-таки сумела я вставить свое слово.

– Не стоит спешить с выводами! Я понимаю: сейчас тебе кажется, что никто не сможет заменить Беспрозванных. На самом деле, если взглянуть правде в глаза, то что в Валерке хорошего? Да ничего! Плюнь – развалится. Совсем другое дело – Серега. Это же мужик! Мужичище! И ты ему нравишься. Все знают. Я тогда почему приревновала? Потому что неожиданно как-то все получилось. Вспомнилось, сколько лет мы вместе прожили, и вдруг раз – и отдай его за просто так, за рупь двадцать…

– Лира, мне не нужен твой Серега! И тогда тоже между нами ничего не было, и ревновала ты зря!

– Ну-у-у не скажи-и-и… – протянула Лира, – наше бабье неделю гудело. Говорили, вас даже в его машине вместе видели.

– Ну видели, и что? Он просто подвозил меня, потому что я чуть под колеса его машины не влетела. Испугалась так, что ноги не несли, вот он и подвез…

– Наташ, да ведь я не возражаю. – Слоновья жена интимно прижала руки к груди. – Я, знаешь, думаю, что это перст судьбы.

– Какой еще перст?

– Ну… ты ведь под Серегину машину чуть не попала, а не под другую.

Я хотела продолжать возражать, но Лиру не интересовало мое мнение.

– Понимаешь, у меня тут романчик один наклевывается, – доверительно рыкнула она мне в ухо. – И Серега мне как бы лишний. Я хотела бы его делом занять, чтобы не путался под ногами.

– А дело – это я?

– Правильно понимаешь вопрос. Поскольку тебя Валерка все равно бросил…

– Он не бросил! – закричала я истерично и так громко, что наверняка слышал весь коридор. – Я сама!

Лира прихлопнула мне рот своей сдобной рукой и снисходительно улыбнулась, мол, общественность знает, кто кого. Я резко вырвалась и побежала в сторону своего бюро. Вслед мне неслось громогласное:

– Ты все-таки обдумай мое предложение на досуге!

Мне повезло, что на рабочих местах никого не было. Я запряталась за свой компьютер и долго еще сотрясалась всем телом. Он меня бросил! Бросил! И все это знают! И обсуждают! И смеются! Неужели им больше нечем заняться?! А мне-то что делать?