Четыре с половиной холостяка

Марина Вольская

Четыре с половиной холостяка

ЧАСТЬ 1

Кстати, меня зовут Натальей…

«Пункт № 1. Сначала расставьте все точки над «i». Сразу дайте понять, что в случае неудавшегося романа вы останетесь друзьями. Объясните коллеге, что вы ожидаете от вашего романа, договоритесь, как вы будете себя вести на работе, кому расскажете о ваших отношениях (и следует ли кому-нибудь о них рассказывать).

Пункт № 2…»

Пункт № 2 и следующие за ним пункты руководства дамского журнала «Шарм» на тему «Как начинать служебный роман» мне читать уже не хотелось. Хорошенькое начало – сразу дать понять противоположной стороне, что роман может оказаться неудачным! Нет, я не отрицаю, он может закончиться неудачно, но зачем же сразу мостить мужчине дорогу к отступлению? Эдак при первой же трудности или размолвке он будет считать себя вправе заявить: «Ты сама предлагала в случае чего остаться друзьями».

Или вот этот пассаж: «Объясните коллеге, что вы ожидаете от вашего романа». Бред сумасшедшего, мнящего себя начальником планового отдела! В самом деле, может, еще поквартальный план мероприятий составить и оговорить виды премиального вознаграждения в случае его перевыполнения? Что ожидает от коллеги по роману любая женщина? Если этого не знает дамский журнал, то его сотрудникам впору обратиться в подготовительную группу любого детского сада. Среднестатистический ее воспитанник с ходу скажет, что женщина хочет замуж. Она так устроена. Так запрограммирована. И с этим ничего нельзя поделать. Правда, уже в конце первого года супружества каждая вторая женщина хочет выйти из «замужа» обратно. Но не каждой везет сделать это безболезненно. Но даже и те, которым везет, сразу этого не понимают и по глупости даже пытаются покончить жизнь самоубийством. Но годика через полтора снова хотят замуж, потом снова из «замужа» – и так до бесконечности.

Вот возьмем меня. Я по собственному желанию вышла из «замужа» два года назад. Кстати тут будет упомянуть, что меня зовут Натальей. Так вот мой бывший муж Филипп, когда я ему предложила развестись, сказал:

– Натаха! Ты сошла с ума и без меня пропадешь.

Я ответила:

– Давай проверим.

Он согласился. Я взяла и не пропала. Тем более что Филипп оказался джентльменом (чего в замужестве я за ним не замечала) и великодушно оставил мне квартиру. Хотя, если честно, то у его родителей такая квартира, что о-го-го… Но не об этом речь. Речь о том, что теперь я снова не против выйти замуж. Не подумайте, что за Филиппа. Сколько можно! Мы с ним были женаты десять лет. И что? Кроме ссор, в нашей с ним совместной жизни не было ничего хорошего. Даже ребенок почему-то не получился, хотя мы очень старались. Мы с ним, правда, никогда не обследовались, потому что боялись приговора, что кто-то из нас не может иметь детей. Без обследования получалось, что все еще у нас впереди, а мы просто еще не созрели до взятия на себя ответственности за новую жизнь. В конце концов, все у нас оказалось не впереди, а позади. Может, и хорошо, что детей не было. Мы с Филиппом разошлись в разные стороны, чтобы никогда не пересекаться и не мешать друг другу. Во всяком случае, мы на это рассчитывали.

Да-да! Вы правы! Напрасно я сбилась на бывшего мужа, но это неудивительно, потому что десять лет – это десять лет, и из песни их не выкинешь.

Замуж мне хотелось бы за другого. Два года – достаточный срок, чтобы в полной мере насладиться свободой. Я, например, насладилась под завязку, потому что моя свобода в конце концов обернулась махровым одиночеством, когда весь мир кажется несвежим и прогорклым. Оказалось, что я совершенно не готова к случайным связям и мимолетным необязательным знакомствам. Оказалось, что мне совершенно не нужен свободный, разнузданный секс. Или даже не разнузданный, но без особых чувств и обязательств друг перед другом. Если я снимаю перед кем-нибудь одежду, то мне хотелось бы, чтобы у него (я ненавижу слово «партнер») от этого дух захватывало, чтобы он говорил мне нежные слова, а не такие, к примеру «Перепихнемся – и в кабак!»

Да и кабаки мне наскучили в первые же полгода свободы от Филиппа. Поначалу, конечно, нравились. Я даже купила себе пару так называемых клубных платьев. Одно – густого ультрамаринового цвета с открытой спиной, второе – ярко-красное, обнажающее плечи. Но все это ярко-красное и ультрамариновое великолепие замечают на тусовках только в первые пятнадцать минут. Потом контингент напивается, помещение погружается в сизый дым, а все «клубящиеся» особи сливаются в копошащуюся на танцполе однородную вязкую массу. Иногда из этой массы вдруг неожиданно выныривают чьи-то липкие и совершенно незнакомые руки и пытаются в лучшем случае приобнять за плечи, в худшем – пролезть прямо в декольте. А те, которые «партнеры», в кабаке произносят свою сакраментальную фразу задом наперед: «Выпили – пора бы и перепихнуться!»

Честно скажу, «перепихнулась» я всего лишь с двумя. Один был демоническим брюнетом, сплошь в черной коже и темных очках. Мне понравились его длинные ноги, гибкие пальцы со стаканом нескончаемого шотландского виски и брутальное выражение лица. Он шептал мне на ухо длинные непонятные фразы, намекая на фантасмагорическое наслаждение, которое он способен доставлять женщинам. Не познавшая в своей жизни, кроме Филиппа, бывшего мужа, больше ни одного мужчины, я купилась на его намеки и, заплатив за такси, повезла к себе на квартиру. Фантасмагорическое наслаждение оказалось парой скромных тычков ослабевшим от алкоголя достоинством с последующим диким храпежом поперек моей постели.

Утром, долго вглядываясь в маленькие мутно-водянистые глазки брюнета, уже не защищенные темными очками, я никак не могла понять, что в нем нашла вчера вечером. А он и вовсе никак не мог сообразить, кто я такая. Так и не сообразив, мутноглазый субъект очень долго мылся в моем душе и нагло выпил три огромных бокала кофе. И заметьте, не растворимого – я зачем-то намолола ему зерна! До сих пор простить себе этого не могу!

Вторым был очень молоденький блондин, со свежими щеками цвета бело-розового санкт-петербургского зефира по сорок девять рублей за килограмм. Блондин утверждал, что обожает женщин старше себя, потому что они его невероятным образом возбуждают. Очевидно, я оказалась чересчур стара для него, потому что он до такой степени перевозбудился, что ничего до меня не донес, расплескав все по дороге. Он так безутешно плакал после своего афронта, что мне пришлось спеть ему колыбельную песню, и блондин заснул на моей груди сладким сном маменькиного сынка и любимого бабушкиного внука. Утром я вытолкала его без всякого кофе и душа, выдав на дорогу бутерброд с колбасой и двадцать рублей на транспорт.

А вот вам и последний довод против клубной жизни: утром после всех этих плотских удовольствий смотреть на свое лицо в зеркало довольно страшно, а приходится еще нести это лицо на работу и на всеобщее обозрение. Одним из таких утр, с отвращением разглядывая на своей помятой физиономии следы порочных наслаждений, я решила, что с меня хватит. Я хочу замуж. Хочу не «клубиться» и «перепихиваться», а любить и быть любимой в очередном законном браке.

Как вы думаете, куда первым делом обратит свои взоры служивая женщина, которой хочется замуж? Служивая – не в смысле военнообязанная, а обязанная ежедневно ходить на службу, то есть на работу, то есть в наше паршивое техническое бюро. Вы правы! Разумеется, на мужчин нашего же паршивого технического бюро и ближайших к нему окрестностей.

Итак! Представьте себе большой завод. Не можете представить? Ну… вы, конечно, опять правы: ничего большого в нашей стране уже не существует. Разного рода гигантизм канул в Лету, если, конечно, не считать финансовые пирамиды и долготерпение российского народа. И все-таки когда-то, поверьте мне на слово, завод был огромным, а я уже довольно-таки много лет работаю в Большом Инженерном Корпусе – именно так, каждое слово с большой буквы, – сработанном как раз в эпоху гигантизма.