...и мать их Софья

амоуверенная! Еще вчера об этом и маме объявила!

– Ну и что? Ведь это ее выбор. Кто-то должен лечить людей, кто-то должен вести бухгалтерию, а кто-то должен танцевать в стриптизе. Ни одно место в этом мире не должно пустовать.

– Ну как ты можешь! Это же моя сестра!

Мишель почувствовала, что сейчас расплачется. Она всегда и во всем соглашалась с Димкой, могла часами слушать, как он философствует. И маму так же она могла часами слушать, и с ней всегда во всем соглашалась. Теперь от нее требовали сделать выбор. А она не умеет, не может. Она просто любит всех одинаково – и маму, и Димку, и отца, и Сашку с Машкой...

– Дим, а может, нам пока здесь пожить? Найдешь работу, снимем квартиру... Ну как я их тут всех оставлю?

– Нет, с тобой бессмысленно разговаривать. Меня в Мариуполе тоже родители ждут. И тебя, между прочим, тоже! И дом у нас большой, всем места хватит. И место мне в хирургии уже нашли...

– Ну хорошо, хорошо, не сердись! У нас с тобой есть еще два месяца в запасе...

– Нет, Мишка, я не останусь. Тебе все-таки придется решать. И надеюсь, ты примешь правильное решение. Не будь рыбой! Не поджаривай сама себя на сковородке, не подавай сама себя к столу!

– Ты знаешь, а мама говорит, что переделать человека нельзя... Если я по природе рыба, которая сама себя поджаривает, значит, я такой и буду всегда. Может, не по форме, а по содержанию-то уж точно.

Димка долго смотрел на нее, задумавшись, потом обнял за плечи, притянул к себе, заговорил уже спокойно и ласково:

– Ну что ж, будь рыбой, поджаривайся, но только для меня. По крайней мере я тебя не съем. Будешь у меня всегда красивой поджаристой золотистой рыбкой...

Опять ей захотелось плакать. Вот наплакаться бы вдосталь у него на плече, вылить все накопившиеся за последние дни слезы... Нельзя, надо идти домой, поздно уже, мама, наверное, там с Сашкой с ума сходят. Ну вот как она уедет?

Эту же стриптизершу, мать твою, без пригляда ни на минуту нельзя оставить! Уж она-то знает, что есть такое ее сестра. Правда, можно попросить Майю присматривать за ней, единственную авторитетную для Сашки личность, мама уж точно с ней не справится. Вот почему, интересно, Майя может управлять Сашкой, а мама нет? Ведь она такая умная, все на свете знает! Может часами рассказывать о гармонии отношений, о равновесии, о человеческой природе, а в своей собственной семье никакой гармонии и в помине нет... Может, Сашка не так уж и не права, обвиняя маму в эгоизме?

«Господи, что это со мной? О чем я думаю? Это все Димкино влияние», – встрепенулась Мишель, отрываясь от его теплого плеча.

– Дим, мне уже бежать надо, извини. Ты не провожай меня, посади на автобус, я сама доеду.

Молча дошли до автобусной остановки. Слава Богу, автобус подошел полупустым, можно спокойно посидеть одной, посмотреть в окно, подумать.

Как они смеют вообще обижать маму? Отец, Сашка, вот теперь Димка... Она ж совсем как ребенок, который, как говорится, чем бы ни тешился, лишь бы не плакал. Да, мама могла целыми