Мужчины из женских романов

«Что нынешние филологи считают драгоценным камнем в породе»! Да то же, что и вы, давешние! Но мир на глазах рушится, чтобы воссоздаться из хаоса заново, человечество не соображает, как приспособиться, а в такую пору откровения даются не литераторам. Но они фиксируют сегодняшнюю личность на память для других, будущих человеков. И что такого, если я очень, очень, очень хочу участвовать в выборе лучших портретов, – оправдывала свое существование девушка. – А вам плевать на все, ретрограды замшелые. В пору расцвета журнала журналов, в огромном ГУЛАГе только и чувствовали. А на воле погрязли в рутине, горизонт утратили, измельчали. И еще смеете пренебрежительно отзываться обо мне…» Нинель Николаевну и Павла Вадимовича позабавила бы эта трактовка их болтовни на лестнице. Но Света, незаметно ретировавшись, отвечала им про себя часа два, когда они уже и забыли, о чем трепались. Вот если бы люди говорили все сразу, вслух, искренно и тактично, насколько интереснее им было бы друг с другом. Но у всех самомнения, самолюбия… Лучше думать и молчать. Только одиноко надумавшись и намолчавшись, можно вытворить черт знает что… И это – жизнь?

7

И это жизнь, и многое другое тоже. Она таким прибоем накатила, столько тины и всякой мелкой гадости в душе оставила, что недели четыре Свете было не до поиска «своих» авторов. Ей все были чужими. Что делать, повадилась философствовать на тему бытия, окунайся в быт. Иначе и разницы между ними не узнаешь. А узнав, не воскликнешь: «Ну и на фиг мне это нужно было?»

В издательстве Нинель Николаевна и Павел Вадимович стали едва ли не предупредительными, вероятно не желая забивать гвозди в гроб ее мечты об открытии новой Франсуазы. Так Свете казалось. Она даже обижаться на них перестала. На самом деле тогда в курилке старшие редакторы безответственно прикалывались. Юмор состоял как раз в том, что опытные циники были не в состоянии поверить, будто молодому филологу в третьем тысячелетии нашей эры интересно копаться в любительских, преимущественно дамских романах. И, горько отсмеявшись, они живо поспорили, что через месяц или через два девушка возненавидит самотек и уволится.

Света добросовестно отвечала на звонки и возилась в электронной почте. Рукописи попадались сплошь унылые. Научный факт – в процессе творчества сочинитель облегчает свою хроническую депрессию. Но всему есть предел: какие-то стадии нужно лечить не компьютерной клавиатурой, а внутримышечными или даже внутривенными инъекциями. Это еще можно было навесить на резиновую совесть российских государственных чиновников – довели людей до неспособности улыбаться даже в вымышленной действительности. Но как быть с недалекостью беллетристок? Создавалось дикое впечатление, что любовные романы тайно пишут монашки, которые никогда не приближались к объекту вожделения ближе чем на километр и ничегошеньки о нем не знают. Они вообще не определились, плоть и кровь он или мираж, наделенный точной, но сильно уменьшенной копией безбрежной и обалденно прекрасной души героини.

Как ни муторно было Свете в те дни, но отличница всегда и везде отличница. Она не поленилась зайти на сайт довольно молодой известной сочинительницы. Испытанный девушкой шок недвусмысленно поклялся остаться в ней до скончания времен. Писательница выложила свои фотографии, сделанные на книжной ярмарке, дескать, участвовала, любуйтесь. Читательницы и сестры по перу глянули и начали обсуждать. «Ой, какое у тебя платьице милое (оно же элегантное, прикольное, классное)». Три раза: «У меня почти такое же было лет десять назад». И один раз: «Точно такое же в шкафу висит». Некоторые ликовали: «Ты такая красавица, так хорошо накрашена». Кое-кто проникал острым взглядом под толстый слой косметики: «Бледненькая, круги под глазами». Львиная доля комментариев оскорбленно гласила, что их авторы сами пишут и никак не могут издаться. Словом, это был тот же кулинарный форум, только вместо расстегая – удачливая гадюка, переборщившая со штукатуркой на самодовольной физиономии и облаченная в тряпье низкого качества. Как женщинам удалось создать именно такой образ горячей лавой комплиментов, Света не поняла. И ни единого вопроса о ярмарке, о книгах, о других писателях. Действительно, впору было увольняться.

Если убогая обстановка редакторской еще способствовала машинальному чтению и даже вялому любопытству к чужим сайтам, которое и было жестоко наказано, то занять себя чем-нибудь путным дома Свете не удавалось. Родители снова отозвали Диму. На сей раз понадобился надзиратель над работягами, занятыми внутренней отделкой не первый год строившегося дачного коттеджа.

– Но почему ты должен там ночевать? – скулила девушка, уже не рискуя упоминать об одиноком взрослом брате.

– Всего пару ночей. Сантехнику привезли. Они пашут допоздна, – объяснял Дима. – Ты же знаешь, сколько времени занимает дорога. Тебе обязательно нужно, чтобы я спал здесь полтора часа и несся на работу?

– Возьми меня с собой. Лето же, я хоть воздухом подышу.

– Я же ношусь с этажа на этаж не приседая и матерюсь не умолкая. Что тебе делать в строительном хламе среди полуголых нацменов? Там из удобств пока лампочки на шнурах и узкий топчан под лестницей. Когда построимся, обязательно будем с тобой ездить. И не на день, а на неделю.

– Но я без тебя скучаю, – всхлипывала Света.

– Я тоже, любимая. Но надо, надо, надо…

Только аврал кончился и Димин папа дозволил сыну личную жизнь, Лера Могулева вскипела инициативой. Она опять позвонила по служебному мобильному. Вероятно, дела у расточительной фирмы шли в гору. «Скоро тоже начнет покупать бриллианты на зарплату, – кольнуло Свету. – Или ее Гера разбогател, а она стесняется хвастаться, зная, что мой всегда на бобах?» Что так, что эдак, было неприятно. Когда-то девушка пыталась устроиться в фирму, управляющую сетью иностранных ресторанов. Семь мальчиков и пять девочек, претендующих на должность референта, явились в изысканный офис. Сначала их всех позвали в конференц-зал и усадили заполнять анкеты. Свету всегда учили раньше давать, чем брать. Поэтому две ее ровесницы и вызвали такое отвращение. Ничего особенного в них не было – малы ростом, выкрашены в блондинок, просто одеты. Но они настырно засыпали сотрудницу вопросами. Медицинскую страховку оформляют? И стоматология входит? Проездной дают? На какие виды транспорта? Ноутбук будет? А какой марки? Сотовый? Тариф? Но пиком, как решила Света, наглости было утверждение: «Надо полагать, в обеденный перерыв мы будем есть в каком-то ресторане сети бесплатно».

И тут же: «А в выходные для своих предусмотрена скидка?» Света думала, обеих выгонят за нескрываемую склонность к иждивенчеству. Но когда какой-то начальник в каком-то кабинете просмотрел бумаги, на собеседование оставили всех мальчиков и только этих девочек. Она сообразила, что кипучую заинтересованность в работе нужно проявлять именно так. Одно мучило, если бы с проездным и льготной едой сорвалось, встали бы девицы, разорвали бы пополам анкеты, ушли бы искать более крутую организацию? Что-то подсказывало, нет, сидели бы и ждали решения своей участи, как все. А Света очутилась в издательстве: ноутбук и телефон свои и зарплаты на их содержание хватает только при диетическом питании. Она много читала про Америку тридцатых – коррупция, преступность, голодная молодежь, нищие старики, безработица – сердце заходится, как похоже на нашу жизнь. Но оно совсем останавливается, если вспомнишь, что это тридцатые годы прошлого века.

А изведшаяся без новостей подруга бодро сообщала:

– Напрашиваюсь в гости. Мы с Геркой притащим большой мясной рулет и небольшой тортик. Оторвемся. Я тут сказала Ане, Кате и Вере, что собираюсь к вам с Димкой. Они прямо завизжали от радости. Тоже придут с бойфрендами, куда без них, выросли девочки. На Аньке – спиртное, у нее друг богатый и пьет, как верблюд, забредший в оазис. Вот пусть себя и обеспечит, а мы примажемся. На Катьке – сыр и колбаса. Верка в последний момент начала крутить хвостом, но, если не передумает, захватит пиццу. Так что кромсай овощи на салат, и все.