Блюз бродячих собак

Когда через полчаса я осмелилась взглянуть в зеркало, меня обуяла тоска. Все мои усилия свелись к таким минимальным результатам, что не стоило и затеваться. Ярко-зеленые пряди торжествующе сияли на макушке, лицо выглядело примерно так, как будто недели две назад я приняла участие в товарищеском матче по боксу.

В общем, лепота.

Вы заметили, что неприятности не приходят поодиночке? Стоит случится какой-то гадости, и она тут же магнитом притягивает вторую гадость. Та, в свою очередь, вспоминает еще об одной своей подружке, и так до бесконечности.

Я взяла флакон тоника и потопала на кухню. По крайней мере, там нет зеркала.

Я уселась за стол, допила остывший чай и повертела упаковку перед глазами еще раз. Может, флакон контрабандный? Так сказать, «засланный» к нам с Малой Арнаутской?

Ничего подобного! Имеющий глаза — увидит!

В верхнем правом углу этикетки мелким, но вполне разборчивым шрифтом было написано: «На осветленных и мелированных прядях оттенок может получиться слишком ярким».

— Понятно, бестолочь? — спросила я сама себя вслух. — Слишком ярким!

Граждане! Читайте инструкции на упаковке! Обычно фирма-производитель довольно честно и нелицеприятно предупреждает о том, что с нами будет, если мы съедим, выпьем, подкрасимся, помоемся или нечаянно обольемся каким-нибудь ее продуктом. Особенно умиляет меня состав продукта, выписанный на какой-нибудь красивой баночке, где буква «Е» в маркировке встречается гораздо чаще, чем какая-нибудь другая.

Не подумайте плохого. Все гораздо хуже. Буквой «Е» обозначается особенно вредный для организма консервант, который по предположениям медиков, способствует развитию рака. И тем не менее, большая часть граждан (и я в их числе), с внимательным сопением прочитав состав продукта, не теряет аппетита.

Но одна надпись меня особенно поразила своим цинизмом: «Консервант с маркировкой «Е» использован с разрешения министерства здравоохранения России».

Как вам? А? Оказывается, рак у потребителя вполне может развиваться с разрешения Минздрава России. С его одобрения, так сказать. Помните, что врачи сообщили Фаине Раневской, попавшей в больницу? «Ваш инфаркт протекает нормально!».

Так что читайте надписи на упаковках. Они сеют разумное, доброе и вечное гораздо чаще, чем многое из того, что сейчас называется словами «художественная литература». А уж следовать вам инструкциям, потреблять или не потреблять тот или иной продукт — думайте сами, решайте сами. Но претензии к производителю не обращайте.

Вот, например, я. Сижу на кухне с зелеными руками, зеленым лицом и зелеными прядями на голове, но обиды в душе — никакой! А почему? А потому, что фирма-производитель меня по-доброму, можно сказать, по-отечески предупредила: «На осветленных волосах оттенок может получиться слишком ярким».

Иначе говоря: не пей, козленочком станешь… И я, как братец Иванушка, пожинаю плоды собственной дурости.

Раздался звонок в дверь. Я вздрогнула. Что за нашествие сегодняшним утром ко мне домой?

На цыпочках подошла к двери и осторожно заглянула в панорамный глазок. Оторвалась от созерцания визитера, глубоко и удовлетворенно вздохнула.

Все же есть на свете справедливость.

Я решительно взялась за ключ и повернула его в сторону. Распахнула дверь и сразу вышла на площадку, чтобы дневной свет, проникавший в лестничное окно, осветил меня как можно лучше. Так сказать, во всех подробностях.

Получилось. Суперсамец глухо вскрикнул и попятился назад, закрываясь руками. Пару раз он махнул ладонями перед глазами, как бы прогоняя наваждение, но, поскольку я не исчезла и не растворилась, он перестал размахивать ручонками. Остановился на ступеньке, вцепился в перила и спросил:

— Это ты?

— Это я.

— Господи, что у тебя с головой?! А с лицом?! А руки-то, руки!..

Не в силах продолжать дальше, он обессилено умолк. Теперь победу торжествовала я.

Да, короткую победу. Да, не самую решающую в моей жизни, но все равно. Маленькая гадость, а приятная.

Наконец Никифоров-сын взял себя в руки, преодолел отвращение, которое я у него вызывала, и сухо спросил:

— Войти можно?

Как будто я могла ответить «пошел вон!»

— Входи, — сказала я, ни на минуту не забывая о составленном вчера заявлении и подписанном мной протоколе.

Он осторожно обошел меня слева и боком протиснулся в дверь. По-моему, он не столько демонстрировал свою брезгливость, сколько просто опасался испачкаться. В прямом смысле.

Юниор вошел в мою длинную, но немного узковатую прихожую и огляделся.

— Ничего, что я ремонт не успела сделать? — спросила я, закрывая за собой дверь.

— Да, квартира у тебя неплохая, — не отвечая на вопрос, протянул доверитель.

— Губки не раскатывай, — посоветовала я. — Если что — она достанется государству.

Суперсамец задрал голову и оглядел четырехметровые потолки.

— Умели строить, — констатировал он. Обернулся и спросил:

— Куда идти-то?

— Прямо.

Гость потопал в зал, не снимая обуви. Впрочем, еще неизвестно, что было грязней: мои полы или подошвы его туфель ручной работы.

Юниор вошел в комнату и окинул взглядом скромную обстановку. Пренебрежительным взглядом.

— Да, — сказал он отвлеченно. — Такая квартира ремонта требует. И мебели хорошей тоже.

— Ты не умничай, — огрызнулась я. — Не дома.

Доверитель обернулся на меня и тут же снова скривил губы:

— Ну и рожа у тебя…

— Слушай, чем скорее ты начнешь, тем скорее закончишь.

— Твоя правда.

Юниор выбрал стул напротив окна и уселся ко мне боком. Мне пришлось сесть напротив, спиной к свету.

— Так тебя хуже видно, — объяснился доверитель.

— Что от меня нужно?

Он забросил ногу на ногу и поболтал ею в воздухе.

— Ерунда. Познакомишься с одной дамой, подружишься с ней. Вот и все.

— Зачем?

— Ну, милая моя, это не твое дело.

— Слушай, а почему именно я?

Он пожал плечами.

— Знаешь, идея пришла спонтанно. Просто стоял я как-то на Преображенке, смотрел, как ты народ убалтываешь… Умеешь ты это делать, ничего не скажешь.

Как ни печально было мое положение, я все же ощутила скромную гордость.

Да, это я умею.

У меня есть теория. Я думаю, что интервьюер, проработавший на точке примерно месяц, начинает излучать особые гипнотические волны, которым не в силах противиться ни один человек. Я еще незрелый, зеленый продукт. Вот есть у нас в группе женщина по имени Маша. В компании она работает около двух лет.

Внешность у Маши довольно смешная, особенно зимой. Почему? А потому, что сама она кругленькая, а в теплой дубленке выглядит как медвежонок. Еще Маша носит норковую мужскую шапку-ушанку, у которой постоянно развязаны тесемки на макушке. А что делать? У человека уши мерзнут!

Так вот, если на охоту выходит Маша, дневной план обеспечен. Я сама не раз наблюдала, как, отлучившись из библиотеки буквально на пять минут, торжествующая Маша возвращалась назад с богатой добычей. Пленники выглядели абсолютно зомбированными, потому что были согласны на все: ждать, пока освободится занятый столик, отвечать на вопросы, жевать резинку по секундомеру, выплевывать ее по команде, пить водичку, ополаскивать рот, рассматривать количество полосок на упаковке жевательной резинки, обдумывать ее цветовую гамму… В общем, нормальные люди себя так не ведут.

Как-то раз я проследила за тем, как Маша работает. Все оказалось до гениальности просто.

Маша вышла из библиотеки и окинула пристальным взглядом окрестности. На бордюре возле библиотеки сидело пятеро юношей такого криминального вида, что я к ним подойти просто побоялась. Они распивали пиво, матерились, ржали и не чуяли беды. Маша заломила шапку назад и направилась прямо к ним твердым строевым шагом. Подошла и остановилась, что-то прикидывая. Сейчас я понимаю, что она на глазок определяла возраст потенциальных жертв.

И под этим уверенным взглядом молодые люди замерли.

— Жвачку жуете? — мрачно спросила Маша.