Охотница

Ты знаешь правду, дорогая моя. Это как та дверь, которая мнилась тебе, когда ты была маленькой. Та, за семью завесами. Ты как-то вечером лежала в постели и представляла себе эту дверь. И храбро пыталась смотреть прямо на нее, но, чем ближе к ней мысленно подходила, чем меньше над ней оставалось сорванных тобой завес, тем острее становился страх. Тем больше ты понимала: совсем приблизиться – невозможно! Ужас неодолимой пустоты, которой нет конца.

А где теперь твой страх?

Скрыт под семью толстенными одеялами. Скинь хоть одно из них, тебе станет не так тепло и уютно, но проще будет двигаться дальше, Тереза. Всегда нужно двигаться дальше.

Я видела многих, художников и нехудожников. Некоторые так сосредоточены на своих амбициозных целях и творениях, что ничего больше не замечают, будто у них на глазах пелена. Я ходила вокруг них кругами, приподнимала эту пелену, чтобы показать бездну пустоты, но они не желали ничего видеть.

Такие люди пугают меня, их чувства притупились, они жертвуют тем единственным, что я ценю бесконечно, да, жертвуют ради серых тепленьких будней.

Я согласна танцевать только с теми и для тех, кто на что-то отваживается.

Ты хочешь, чтобы мир стал тепленьким и приятным, Тереза?

Приятным, как чашка кефира.

Тогда не усердствуй.

Но помни мои слова: ты глубоко воткнешь нож в грудь своего возлюбленного. Вот тогда ты ближе подойдешь к истине. Поймешь, что всему приходит конец.

В четыре пятнадцать Юнас набирает номер Жанетт. Жанетт сидит на диване, вся в слезах, рядом телефон и опустошенный стакан. И все же, подняв трубку после второго гудка, она говорит четко и ясно:

– Я слушаю.

– Это я, – произносит Юнас.

– Да-да.

– Жанетт, может, хватит? Можно, я приду сейчас домой?

– Нет, – отвечает она, и вдруг голос изменяет ей: – нельзя, черт подери… иди ты к дьяволу… дерьмо… чертово дерьмо…

Юнас стоит босиком на гостиничном ковре, его ноги зябнут еще больше. Что-то произошло, понимает он. Что-то еще случилось.

– Жанетт, что случилось?

– Дьявольское отродье, – кричит Жанетт, – убирайся к черту… дьявольское отродье!.. Можешь больше не прикидываться, я говорила с Микке. Он думал… он думал, что ты сам все рассказал, он ведь нормальный ВЗРОСЛЫЙ человек, он и тебя таким считал, он сказал, что все видел и что ему меня жалко. Жалко из-за того, что произошло в Висбю. Подумать только, если бы ты хоть раз сказал, что тебе меня жалко… если бы ты хоть раз подумал о ком-нибудь еще, кроме себя. Дьявольское ОТРОДЬЕ!

Юнас каменеет от злости.

– Ты говорила с Микаэлем?

– ДА-А-А! – вопит Жанетт. – И он сказал… – начинает она, но Юнас ее перебивает.

– Какого черта все эти разговоры за моей спиной?!! – орет он. – С какой стати, а? Чертова сплетница! Какое право он имеет обсуждать с тобой… трепло! И какое право имеешь ты, черт тебя подери, болтать с ним! Неужели он сообщил, что обо мне беспокоится? А как же я буду без него справляться с работой? Такой заботливый…

– ОН СКАЗАЛ, ЧТО В ВИСБЮ ТЫ ТРАХАЛСЯ С БАБОЙ!

Молчание.

Юнас пытается заглушить накатившую ярость, которая клокочет все сильнее. Жанетт обижена, понятное дело, но в том, что они с Микаэлем перемывали ему косточки, было нечто унизительное, отвратительное, мерзкое. Он слышит ее голос, словно в тумане.

– Юнас, – говорит она, тихо всхлипывая, – я должна спросить тебя кое о чем… Есть у тебя другая женщина?.. Пожалуйста, скажи мне.

– Другая? – повторяет Юнас, судорожно вздыхая. – Это Микке сказал? Может, он сказал, что у меня гарем? “У Юнаса гарем, Жанетт”… Не очень-то справедливо по отношению к человеку, который всегда, да, всегда был предан тем, кого он любит. А я, черт бы меня побрал, любил вас обоих, любил…

– Но, – жалобно, но настойчиво прерывает Жанетт, – ты спал с женщиной, которую зовут… Тереза?

– Нет, – отвечает он сразу, даже не задумавшись о том, откуда Жанетт знает это имя. У Юнаса возникает желание нанести ответный удар: – Нет, но мне этого безумно хочется, черт возьми.

– УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ! – кричит Жанетт и кидает трубку.

Юнас сидит какое-то время в оцепенении. Потом на глаза наворачиваются слезы. Он опять хватает телефон и быстро набирает номер Жанетт. “Ответь, черт тебя подери”, – молит он. Слезы капают на телефонный аппарат.

Жанетт сразу берет трубку после первого сигнала.

– Жанетт, – всхлипывает Юнас.

– ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ! – кричит Жанетт и опять кидает трубку.

Юнас снова звонит, Жанетт снова снимает и тут же бросает трубку, и так повторяется несколько раз, пока она не отключает телефон. Юнас все набирает и набирает ее номер, а Жанетт в это время, рухнув на пол, горько плачет, и, словно ребенок, стучит кулаками по паркету. Плачет долго, потом приходит спокойствие, умиротворенность, мысли ускользают, и, сжавшись в комочек, она забывается сном.

Через двадцать минут она очнулась. В полудреме она видит свою вытянутую на полу руку. В руке у нее почему-то поводок, тяжелый, кожаный, для больших, сильных собак. И все еще во сне она понимает, что это не собачий поводок, а связка между нею и Юнасом. Связка, которая тянется через окно по всему городу к тому месту, где он сейчас находится. Жанетт открывает глаза и потягивается, начинает просыпаться, чувствуя, что отпускает поводок и он, выскользнув из ее руки, исчезает. Ощущение вполне четкое, словно кто-то ласково провел по ладони.

Жанетт садится, берет телефон, чтобы позвонить в отель “Англэ”. Потом спохватывается – надо включить телефон. Воткнув вилку в розетку, она медлит, надеясь, что Юнас позвонит сам.

Телефон молчит. Замолчал всерьез.

Черт,злится Жанетт и набирает номер отеля:

– Мне нужен Юнас Скугос.

– Минуточку, – отвечает женский голос. В трубке слышны щелчки клавиатуры компьютера. – Сожалею, но он выписался, еще вчера, и никакой записки или указаний не оставил.

– Спасибо, – говорит Жанетт.

С открытой шеей, с пальто, перекинутым через руку и свисающим почти до пола, Тереза стоит у администраторской стойки, листает рекламные туристические брошюры. Пять минут седьмого.

У нее нет часов, но на гостиничных часах видно, что уже пять минут седьмого.

Все что ни делается в этот день – продиктовано заветной целью. И поразительная пунктуальность – тоже. И было бы лицемерием прикидываться, что на эту встречу и она могла бы прийти, когда ей захочется. Нет уж, лучше подождать.

Завитки волос привольно и мягко падают на плечи, похожие на таинственные знаки. Если попытаться обмотать прядь вокруг кисти и завиток распрямится с первой попытки, то остаток вечера пройдет гладко.

Кофточка теплого красного цвета, рукава короткие. Никаких золотых сережек. Вообще никаких украшений. Темные джинсы. Коричневые ботинки на плоской подошве, идеально начищенные.

Духи с запахом миндаля. Мягкие темные тени вокруг глаз, мягкий красный цвет губ, помада не густым слоем, а едва-едва.

Тереза чувствует жесткую полированную поверхность деревянного стола – хоть что-то холодное, на что можно опереться, вот открывается лифт, кто-то идет быстрыми большими шагами к столу администратора. Не поворачивай голову, не поворачивай голову!Но Тереза разворачивается даже всем телом и встречает мужской взгляд.

Это Юнас. Он собирался сдать администратору ключ. Спешно подходит, чтобы на ходу бросить ключ на стойку, но видит Терезу. Явно удивлен, и Тереза замечает это. Она застала его врасплох. Лицо у Юнаса слегка помято.

– Вы забыли? – тихо спрашивает Тереза.

– …Да нет, я хотел только… выйти за сигаретами.

Но вид у него чуть ли не испуганный. Тереза не может сдержать улыбки. Однако тайком вздыхает: очень сложно подцепить его на крючок, очень сложно все время самой идти в атаку, какой отважной нужно быть для этого.

– Сигареты есть и у них в администрации, – говорит она, – но в киоске, конечно, дешевле. Где мы будем ужинать? Здесь? Я не особенно голодна, может быть, сначала немного прогуляемся?