Сложная любовь

— Алло, — сказала Наташа заспанным голосом.

— Это Галя. Я тебя разбудила?

— Нет, что ты. А который час?

— Извини, — ответила Галя, — я тебе звоню по странному делу. Помнишь, ты вчера мне рассказывала про Вику?

— Да, помню, — согласилась Наташа, — а что, что-то случилось?

— Случилось, — сказала Галя, — но ты мне сначала ответь, Вика у тебя моего телефона не спрашивала?

— Рабочий?

— Нет, домашний.

— Домашний? Нет, а зачем ей его спрашивать, он же у тебя не менялся. Хотя постой... она спрашивала, не переехала ли ты. Боже мой, она что, тебе звонила?

— Если бы мне, — вздохнула Галя и рассказала Наташе о своих подозрениях.

— Какая мерзавка, — возмутилась Наташа, — послушай, если это действительно так, то ее ноги в моем доме больше не будет! А Миша знает?

— Нет. Я не хочу его в это ввязывать. Если он ее не может сам раскусить, то я не буду ему помогать в этом.

— Постой, я толком что-то никак не проснусь. Может, твой маме нужна какая-нибудь помощь?

— Не знаю даже, что сказать, — вздохнула Галя, — врачи говорят, что ее надо уложить в больницу, но, понимаешь, я тебе не сказала, моя мама — инвалид, ее нельзя уложить в обыкновенную больницу, за ней нужен постоянный уход.

— Какой кошмар! — ужаснулась Наташа, — но если я что-нибудь придумаю, я тебе позвоню, хорошо?

— Конечно, звони.

Галя повесила трубку и задумалась. Теперь, когда было ясно, кто оклеветал ее, она могла спокойно подумать о том, чем можно помочь маме. Галя продумывала разные варианты, но за весь день ничего дельного ей в голову не пришло. Она позвонила нескольким врачам, лечившим ее мать, но никто из них тоже не мог ничего посоветовать. Говорили, что по большому блату можно устроить в специальную больницу, где Ольге Николаевне обеспечат хороший уход, но у Гали не было туда никаких ходов. Она даже думала, не пойти ли к Алексею Львовичу, но потом решила отложить это на крайний случай — она слишком хорошо понимала, какую цену придется заплатить за любую его помощь.

Оставался еще, конечно, Миша, но Галя, подумав, решила не ввязывать его в это дело. Чем он может ей помочь? Откуда у него, художника, нужные связи или, смешно сказать, деньги? Лучше уж она не будет ему ничего говорить, скажет просто, что мама заболела и она не сможет с ним увидеться в ближайшие дни.

Каждые полчаса она звонила Антонине Ивановне, узнавая о мамином состоянии. Маме стало лучше, но все равно Любовь Петровна, срочно вызванная Галей, тоже настаивала на госпитализации. Галя уже просто не знала, что придумать, когда раздался телефонный звонок.

— Алло, — сказала она.

— Галя, это Миша, — голос его был необычно собран и деловит.

— Привет, — грустно сказала Галя.

— У тебя, я слышал, с мамой беда стряслась?

— Да, а откуда ты знаешь? — спросила изумленная Галя.

— Знаю, — лаконично ответил Михаил, — я сейчас сижу в представительстве фонда «Хелф», меня спрашивают, сколько ей полных лет и какая у нее форма инвалидности?

Удивленная Галя сказала.

— Отлично, — почему-то обрадовался Миша, — срочно бери все документы и приезжай сюда.

— Где ты? — спросила Галя, все еще не успевшая прийти в себя от изумления.

— Они арендуют офис в Министерстве здравоохранения. Знаешь где? — спросил Миша.

— Да.

— Сколько тебе нужно времени?

— Мне еще надо заехать домой за документами... — начала объяснять Галя.

— До шести успеешь?

— Постараюсь, — вздохнула она, глядя на часы.

— Постарайся, — наказал он и повесил трубку.

Галя ринулась к Оксане, сказала, что должна срочно бежать домой. Оксана, которой Галя уже рассказала о том, что случилось с ее мамой, даже не стала спрашивать, куда она спешит, а только кивнула:

— Беги, конечно, если что — я тебя подменю.

— Только шефу не говори, — сказала Галя.

— Уж как-нибудь догадаюсь, — ответила Оксана.

Галя рванула вниз и едва не столкнулась со Светой.

— Куда это ты собралась? — спросила та.

Галя не удостоила ее ответом — и так было ясно, что что бы она не сказала, об ее отлучке будет доложено Алексею Львовичу.

Она вскочила в машину, нажала на газ и помчалась домой.

Не дожидаясь лифта, она по лестнице вбежала на свой этаж, открыла дверь и, стараясь не шуметь, вошла в квартиру. Тихо, чтобы не разбудить задремавшую маму, она прошла в комнату и вынесла из комнаты историю болезни и мамин паспорт.

— Это вы, Галочка? — спросила Антонина Ивановна.

— Да, сбежала с работы, зашла за мамиными документами, сейчас убегаю.

— А куда ты сейчас бежишь?

— Потом расскажу. Кажется, есть шанс...

— Ну, Бог тебе в помощь, — и Антонина Ивановна перекрестила Галю.

— Галочка, это ты? — раздался из соседней комнаты мамин голос.

Галя в растерянности огляделась. Как быть? Ей надо было спешить, но бросить маму сейчас, не поговорив с ней, тоже было невозможно. Вздохнув, Галя пошла в комнату.

Ольга Николаевна лежала бледная, щеки ее ввалились, под глазами были черные мешки. Гале было больно смотреть на маму.

— Доченька, подойди сюда, — тихим голосам попросила Ольга Николаевна.

Галя подошла и села на кровать.

— Как ты себя чувствуешь, мама? — спросила она взволнованно.

— Галя, скажи мне правду, скажи мне все правду... — шепотом попросила мама.

— Я тебе всегда говорю правду, — удивленно ответила Галя, — а в чем дело?

— Этот звонок вчера... — Ольга Николаевна замолчала.

— Это все ложь, мама, бесстыдная ложь.

— Но кто, кто это мог так поступить с нами?

— Ты разве не узнала ее? — спросила Галя.

— Нет. А кто это был?

— Вика Смирницкая.

— Ах, Вика, — мама слабо улыбнулась, — тогда все ясно. Ты себе представить не можешь, что она про тебя сказала...

— Мама, ты же сама всегда говорила, что она...

Но Ольга Николаевна перебила дочь:

— Представляешь, она сказала, что все твои деньги ты зарабатываешь потому что спишь с теми, с кем тебе скажет твое начальство, что это просто твоя работа...

— Сволочь, — выругалась Галя, — как у нее язык повернулся! А ты тоже, как ты могла поверить в такое?

— В наше время во все можно поверить, — вздохнула Ольга Николаевна, — ты же должна деньги зарабатывать...

— Мама, — с упреком сказала Галя, — в любое время можно найти себе честную работу. Ты же сама воспитывала меня так, правда?

— Правда, доченька, — слабо улыбнулась Ольга Николаевна, — теперь мне хорошо, я могу спокойно умереть.

— Что ты говоришь, — возмутилась Галя, — все будет хорошо, я как раз еду к врачу, у тебя нет ничего страшного, все будет хорошо.

— Поезжай, поезжай, Галочка, — прошептала мама, — я тебя буду ждать.

Схватив сумку с документами, Галя выбежала из квартиры и побежала вниз по лестнице. Она едва не попала в пробку на Садовом, но, к счастью, проехав переулками все же успела к министерству за полчаса до назначенного срока.

Михаил ждал ее на улице.

— Пошли, я уже выписал для тебя пропуск, — и он увлек ее в тяжелые двери.

Глядя на то, как Миша свободно ориентируется в этом огромном здании, Галя еще больше проникалась ощущением силы и энергии, исходившим от него. В самом деле, даже если этот поход окажется бесполезным, уже то, что Миша ради нее не пожалел ни времени, ни сил — уже одно это заставляло ее испытывать к нему удивительное чувство признательности и теплоты.

В опрятном и чистом офисе их встретили двое: один, постарше — мистер Эмбулэнс — был председателем московского отделения благотворительного фонда, основанного в Америке, для помощи инвалидам; другой был его переводчиком. Они подробно расспросили Галю о болезнях ее мамы, сняли ксерокопии со всех документов и попросили ее заполнить дома несколько анкет. На прощание молодой человек перевел, что мистер Эмбулэнс просит передать, что он не может поручиться, что им удастся отправить галину мать на лечение в Америку, где после серии операций ее вполне могут поставить на ноги, но уже в ближайшее время ее положат в одну из лучших московских больниц, с которой у фонда существуют на эту тему «определенные договоренности».