Эксперимент (СИ)

Левиафан улыбался и поглаживал обиженную девушку. Затем он сел на бортик джакузи и посадил ее к себе на колено.

– Я бы тоже не полез в женские разборки, – восторженно сообщил он.

– Да с тобой вообще все понятно! Ты полезешь куда угодно, только не помогать мне! – гадким голосом сказала Лилит.

– Ох, – послышался удивленный возглас вампира. – Как тебе не стыдно, милая! Не хочу набиваться на комплементы, но прошу заметить, мисс, я уже не раз спорил с твоей судьбой, которая так старательно тащит к тебе в гости смерть. И пока я всегда побеждал, в противном случае ты была бы уже в объятиях ада! А женские разборки – это очень опасная штука, как ты и сама сказала, страдают больше всего те, кто пытается разнять и утихомирить разгневавшихся дам. Хотя была бы ты в тот момент со мной, я бы не допустил этого. Девушки, такие хрупкие, такие безумные, по-моему мнению, не должны выяснять что-то с помощью рукоприкладства, чего вы делать совершенно не умеете к тому же. Женщины на протяжении веков так умело забалтывали всех, кого хотели, и я с трудом поверю, что в настоящее время вы разучились разговаривать. Драка – это мужское занятие, не потому что мы не умеем разговаривать, а потому что такие взаимоотношения устанавливались с момента, когда люди еще жили в пещерах и делали палки-копалки. Мужская особь, неважно в мире животных или в мире людей, всегда должна уметь и быть готовой ответить другому самцу. Мужчины демонстрировали друг другу силу, кто сильнее тот и прав. Женщины обходились своим мозгом и языком, и у них это получалось так идеально, так же как и у мужчин размахивать кулаками. Так что, на самом деле, для меня дико наблюдать женскую драку, тем более как вы это делаете, честно говоря, плакать хочется. Вообще, драка – это прерогатива животных, к нашему великому счастью они не умеют говорить, и с помощью агрессивного поведения они добиваются самку, охраняют территорию и защищают детенышей. Но люди, которые так старательно кричат на каждом углу, что они не животные, опускаются до их уровня, только хуже, размахивая кулаками. Но опять же, мужскому населению это простительно, нам просто нравится получать по лицу или наоборот раздавать.

– Ха-ха, – рассмеялась Лилит. – мужскому населению?

– Ну да, а что смешного? – изумился Левиафан, разглядывая сверкающие глаза девушки.

Она ерзала у него на коленях и смеялась.

– Мне просто кажется, что мужское население в настоящее время вовсе не мужское! Мое поколение ужасно, но то, что идет после меня, не поддается описанию! Там нет мужчин, там жалкое подобие. Я уже настолько на них насмотрелась во всяких заведениях и на улицах, это ужас! В университете чаще всего начиналось представление уродцев и доходяг. Это не ребята, это спирохеты с тончайшими ножками, примерно такие же по размеру, как мои руки, такая же сигарета торчала у этой спирохеты изо рта, а из под футболки тридцать восьмого размера висели тоненькие ручки…И вот это вот мужчина? Это экспонат по анатомии! И они не способны защищать и отстаивать кого-либо или что-либо, да и вообще вести себя, как мужчины. Я тебя уверяю, им не нравится получать по лицу, хоть они и умеют только это!

– Ну, так ты можешь расслабиться! – улыбнулся Левиафан – У тебя есть я! Смотри, даже мышцы есть и тут, и тут…Короче, на спирохету с сигаретой или экспонат по анатомии я совсем не похож!

Лилит с улыбкой смотрела на само выражающегося мужчину, на его легкую улыбку, на его руки, и все больше понимала, что он действительно, именно тот мужчина, которого она хотела бы всегда видеть рядом с собой.

– Милая, а что ты сегодня исполняла? – прищурив глаза, спросил он.

– О чем ты? – Лилит не очень поняла вопрос.

– Я о твоем танце… Такое ощущение было, что у тебя ноги деревянные и совершенно не умеют гнуться… Что это было?

– А, – улыбнулась Лилит. – Я занималась пять лет гимнастикой, для меня не проблема согнуться как угодно, или исполнить ласточку, грубо говоря, на канате. Мне нравилось, но к семнадцати годам надоело. Даже не надоело, просто я не нашла в этом смысла. Такому умению в моем будущем места нет, поэтому решила бросить. Хе-хе…а ноги до сих пор так умеют делать!

– Гимнастка значит? – удивился Левиафан. – Ну, так это же прекрасно! Это многое объясняет! Особенно то, почему тебе так тяжело ломать кости и твои бесподобные шедевры в постели.

Он пробежался пальцами по ее колену и уткнулся носом в ключицу. Рука бесцеремонно потянулась к молнии на кофте, в то время. Медленное жужжание молнии и растущая страсть. Она завладела им настолько сильно, что он боялся переломать и разорвать ее маленькое тело в руках.

Лилит улыбнулась уголком губ и резко вскочила с колен, и неодобрительно посмотрела на растерянного вампира.

– Даже не думай, – строго сказала она, и погрозила пальцем.

Левиафан слегка опешил на некоторое время. Разгоряченный страстью, взбудораженный желанием и покоренный похотью, он яростно смотрел на нее, ничего не понимая.

– Это еще почему? – прищурился он, пристально смотря на девушку.

Она молча, с едва заметной улыбкой, застегивала молнию, и этот звук для вампира был хуже, чем звуки апокалипсиса. Левиафана всего затрясло.

– Потому что я не хочу! – со всей серьезностью заявила Лилит и пошла на выход.

Левиафан вскочил и захлопнул дверь у нее перед носом, прижав ее к деревянной поверхности.

– Ты что, с ума сошла? Ты не можешь бросить меня в таком состоянии! – жалобно взмолился он, копошась носом у нее в волосах, жадно вдыхая аромат.

Желание уже просто обуревало его. Но Лилит решила отдаться не ему, а мести.

– Неужели? Холодная вода сзади тебя, иди, окунись! – Лилит с наслаждением разглядывала перед собой деревянную дверь, распростертые пальцы и ладонь вампира на ее поверхности.

– Милая… Милая, ты врешь, ты специально так говоришь… Это страшная месть за что-то, не очень понимаю за что, но… Я тебя не отпущу! – зашептал Левиафан ей на ухо, прикасаясь губами к виску.

– Ты пойдешь против моей воли? Хочешь, чтобы я тебя возненавидела? Тебе давно уже пора научится держать себя в руках, тебе сколько лет-то! А ведешь себя, как пятнадцатилетний мальчишка!

– Лилит! Я еще не желал так ни одну женщину за все мои годы, так что у меня дебют! Еще ни одна женщина не вызывала во мне такую лавину эмоций, которую я, конечно же, могу контролировать, но я не хочу этого делать!

Лилит улыбнулась, насаждаясь ситуацией, трепещущим сзади вампиром и своей местью.

– Господи, какие же вы все-таки ничтожные, мужчины, когда есть возможность близости с женщиной! Неважно, сколько вам лет двадцать, тридцать, четыреста восемьдесят шесть, мы все равно имеем над вами страшную и сильную власть, судя по всему она вам еще и нравится, так ведь? – Лилит обернулась к нему и гордо вскинула голову, впиваясь глазами в улыбку вампира.

– Самое страшное, это когда желанная женщина начинает понимать, что теперь она может манипулировать и стать высокомерной стервой, как делаешь ты, милая. Только вы, милые дамы, забываетесь! – вампир усмехнулся, и молния снова поползла вниз, обнажая нежную ключицу. – Вы играетесь и провоцируете мужчин, думая, что вам все можно… Но мы-то сильнее… Понимаешь, милая? А вы любите силу…

Вампир так нежно обцеловывал шею, надеясь, что девушка смилуется и позволит ему приблизиться. И ей, безусловно, были приятны эти ласковые старания и она почти поддалась, но эго взыграло внутри. Лилит уперлась руками ему в грудь и отпихнула от себя.

– Нет! – твердо и настойчиво сказала она, нащупывая дверную ручку. – И даже не думай воспользоваться своей силой, я тебя никогда не прощу!

Лилит вышла из ванной, громко хлопнув за собой дверью, оставив Левиафана одного. Его скрутило пополам так, словно мячом попали в пах, или начались сильные колики в животе, лицо исказилось злостью и негодованием. Ему просто хотелось выть.

Желание дергало его как марионетку, только вместо нитей проходили длинные и тонкие, оголенные нервы, как провода. Пальцы на руках и ногах сводило от злости. В тот момент ему хотелось убить ее, разорвать на части и разбросать по дому. Ему хотелось взорвать ее и скормить останки собакам. Под коленной чашечкой все аж свербело, казалось, что ноги выворачивало наизнанку. Он не услышал нотки «да» в ее категорическом «нет», и он не мог преступить через «нет», наплевав на ее желание, хоть и знал, что оно у нее есть. Левиафан, не раздеваясь, прыгнул в ванную и встал под холодный душ, пытаясь затушить страстный, пылающий огонь внутри себя. Ему казалось, что ледяная вода, как сотни тысяч ножей, втыкалась в кожу, забирая себе частичку умирающего огня, а злость оставалась внутри. Он слегка высунул голову из-под душа и засунул в рот сигарету. Желтый фильтр тут же намок от прикосновения мокрых губ, а сама сигарета покрылась серо-влажными пятнами.