Сексуальный студент по обмену (ЛП)

И сегодняшняя утренняя записка в душе от Кингстона «Не сломай ногу, но удачки» — была достаточно милой, чтобы теперь у меня было отличное настроение.

Когда предшествующее мне выступление подходит к концу, я делаю глубокий, успокаивающий вдох и проверяю в последний раз одежду. Это мой новый наряд, который для меня подготовила мама, и ткань идеально ощущается на теле.

Я киваю отцу, чтобы он включил музыку, и поднимаю правую руку, сигнализируя Клею поднять повыше шёлковые ленточки и опустить воздушный обруч.

Облачившись во всё белое, я испытывают огромную гордость, когда слышу зрителей в тот момент, как освещение падает на то место, где прямо сейчас стою я. Просунув лодыжку в обруч и приведя его в движение, я вращаюсь, переворачиваюсь и танцую под песню «Completely» в исполнении Jennifer Day. Я обожаю выполнять эту часть моих самых элегантных движений — и когда я замечаю Кингстона, сидящего в первом ряду, и вижу, как он наблюдает за мной, что-то заставляет меня подумать, что он полностью со мной согласен.

Наши взгляды постоянно встречаются, когда я поворачиваюсь лицом к толпе, вплоть до финальных нот, завершающих моё выступление, и пока не гаснет свет, скрывая мой уход со сцены. Шквал аплодисментов оглушает тишину, и я с удовлетворённым видом иду по сцене. Этот волнующий и мощный всплеск адреналина отправляет меня в эйфорию.

С гордо поднятой головой я следую за кулисы, не обращая ни на кого внимания, и налетаю прямо на… Кингстона. Боже, какой же он быстрый.

— Отлично, — простой искренний комплимент контрастирует с его потемневшим взглядом.

Моё и так уже учащённое сердцебиение становится ещё сильнее, и никакое выступление и шквал аплодисментов к этому не причастны. Сейчас это исключительно из-за дальнейшей похвалы, которую он так тщательно пытается скрыть. Я не могу сказать, что вижу в его пристальном взгляде обожание. Но осмелюсь сказать, что он, кажется, почти загипнотизированным?

— Я подумал, что тебе это понадобится.

Он протягивает мне бутылку воды, а затем поднимает полотенце другой рукой и начинает водить им по моей коже. Его прикосновения нежные, пока он скользит им вниз по моей шеи, плечам, верхней части груди — тем частям, что остались неприкрыты костюмом.

— Лучше? — спрашивает он хрипло и сразу же откашливается.

— Да, спасибо, — шепчу в ответ. Я не спрашиваю, что он думает о моём исполнении. Я уже всё знаю. И словно огромный прыщ в день фотосессии на школьный альбом, появляется Клей, разрушая момент — который не похож ни на один, что я когда-либо испытывала в жизни.

— Ты порвала всех, Эхо! — какой ироничный выбор слов. Он поднимает меня и начинает кружить, моё тело напрягается от такого жеста. — Пойдём праздновать!

— Отпусти меня! — я бью его по руке изо всех сил, стараясь найти землю под ногами, но тут же смягчаю тон, когда он ставит меня на ноги. У меня нет желания снова оказаться в его руках, а также нет никаких оснований принимать какие-либо комплименты.

— Спасибо. Но ты же знаешь, я не могу так просто уйти. Мне нужно переодеться и помочь прибраться. Потом я буду праздновать со своей семьёй и остальными исполнителями за обедом, как мы всегда делаем, — я приподнимаю брови, удивляясь, как он мог забыть о нашей традицией, которой мы следуем в течение многих лет. — Ты присоединишься к нам или нет?

Я задаю вопрос Клею, но при этом смотрю на Кингстона, который кивает в ответ.

— Не хочу пропустить его, — отвечает Клей, подходит ко мне ближе и тоже смотрит на Кингстона.

— Здорово! — весело произношу я слово, которое редко использую, немного напрягаясь от витающей в воздухе вражды между этими двумя, до сих пор не понимая причин. Но что-то подсказывает мне, что не стоит лезть в это.

Потому что, если моё подозрение верно и я не просто льщу себе, то я всё равно ничего не смогу сделать в этой ситуации.

Глава 11

В понедельник утром я срываю с себя одежду и захожу в душ так быстро, словно близка к получению олимпийского золота в беге. Затем поворачиваю кран вправо до упора — чем горячее, тем лучше, — и пар быстро заполняет кабинку.

Это прелюдия.

Как бы сильно мне не хотелось помыться, гораздо сильнее я хочу почитать тайное письмо — наш тайный обмен мыслями, принадлежащий только нам.

Но как только стеклянные стены кабинки затуманиваются, никакие слова так и не появляются. В глубинах моего разочарования зарождается безрассудный страх; прямо сейчас в моих глазах не должны стоять слёзы.

Кингстон — запретный плод во многих отношениях: он наш студент по обмену, мой отец его уже предупредил насчёт меня… дата его отъезда уже установлена, и это неизбежно. Так что моё ожидание этих сообщений не только глупое, но и самоубийственное. Потому что чем больше я буду привязываться к ним, тем больнее мне будет, когда эти записки исчезнут навсегда.

Я спешу принять свой успокаивающий душ, ощущая тяжесть в животе от разочарования.

Но когда я выключаю воду и выхожу, всё о чём я думала ранее исчезает, и я испытываю безмерное блаженство.

Угадайте, что ещё затуманивается от пара в ванной? Зеркало. И это адресованное мне сообщение самое лучшее.

«В её движениях было нечто такое, что заставило меня думать, будто она всю жизнь не ходила, а танцевала».

Я мгновенно осознаю — это не очень хорошо, потому что когда вы думаете, что что-то ушло, но затем сразу же возвращается, ваша тяга к этому становиться ещё сильнее, опаснее. Вы полностью осознаете глубину своих желаний и всё что нужно после — пережить утрату.

Слишком много эмоций роятся внутри меня, мой разум накрывает туманная дымка, пока мышцы вокруг сердце сжимаются сильнее. Я знаю, Кингстон и я просто друзья, которые всё сильнее сближаются без определённых усилий. Мы просто соседи по дому, которые нашли способ остроумно общаться.

Но если бы это было, если бы это могло быть чем-то большим… он был бы чертовски хорош в этом.

Теперь я понимаю, как он может околдовывать девушек толпами. И дело не только в его поразительной внешности или соблазнительном акценте… дело в нём самом. Эти девушки — пустышки, ведущиеся на его внешний вид, но они даже и наполовину не осознают, насколько он очарователен.

Но я это прекрасно понимаю. Я вижу в нём этот невидимый, присущий ему шарм, чистую соблазнительность, которая кроется в каждой его улыбке, в каждом движении, в каждом остроумном слове.

Стряхивая глупые, романтические мысли, которым не место в моей жизни, я принимаюсь готовиться к школе.

Останавливаясь на стоянке и не обращая внимания на звонок, — который сообщает мне о том, что я опаздываю, — я игнорирую свой внутренний голос и принимаюсь печатать сообщение.

Я: Ты читал «Энн из Зелёных Мезонинов»?

Пока я ожидаю ответа, звенит второй звонок, но по какой-то необъяснимой причине мне плевать на него. Затем раздаётся звук сообщения, и моё сердце пропускает удар.

Кингстон: Неа. А должен?

Я: Да. Отличная книга. Но я спросила только потому, что цитата, которую ты мне оставил сегодня утром, которая мне, кстати, очень понравилась… она из этой книги.

Кингстон: Ах, ну значит, они украли твою историю, Любовь моя.

Я определённо несправедливо судила девушек, оказавшихся под его чарами. У них просто не было выбора. Он уж очень хорош.

Я: Как ты догадался?

Кингстон: Я искал «информацию об Эхо Келли», а затем наткнулся на это. То, что нужно. Прекрасно сказано.