Просто мы разучились прощать (СИ)

А потом, когда за Лёкой захлопнулась дверь, по инерции продолжала что-то болтать и размешивать в стакане чай, пока молчащая весь вечер Кристина не стукнула ладошкой по столу.

– Хватит, Жень.

– Что хватит?, – Женька еще не вышла из образа, но Кристина и Ксюха смотрели серьезно.

– Прекрати. Никому не лучше от того, что ты так себя ведешь. Разве только этой… Перестань.

– Да что перестать-то?, – Женя поняла, что её игру разгадали, но продолжала по инерции.

– Ты как струна натянутая, Жень. Улыбаться еще не устала?

– Устала…, – вздохнула и достала сигареты из куртки, – Но так легче, Кристь. Так правильнее. Моя боль – это моя боль. Ни к чему ею остальных отравлять.

– Неужели ты так и не поняла, что боль нужно с друзьями делить?

– Нет, Кристь. Я не буду больше ничего ни с кем делить. Извини.

И ушла, растворившись в спасительном одиночестве собственной комнаты и плеера.

Вместе сделали вдох… Выдыхать одному.

Удивительно, что до сих пор я живу.

Удивительно, как много крови во мне.

Никому не отдать, кровь моя не в цене.

Остается сцепить зубы и замолчать.

Ноги выбросить вверх – идет охота на волчат.

И снова понеслись события. Оксана и Женя защитили дипломы, облили их, по традиции, шампанским и устроились на работу. К концу октября Кристинка переехала к Толику, а в ноябре с шумом отпраздновали их свадьбу. Лёка неожиданно быстро начала делать карьеру и вскоре выросла до звания старшего системного администратора.

Она по-прежнему ухаживала за Юлей, а Юля по-прежнему не подпускала её слишком близко. Когда было особенно плохо – Лёка приходила к Женьке и, спрятавшись в сигаретный дым, долго жаловалась на жизнь. Женя слушала, успокаивала, гладила по голове. Делилась силами, которых с каждым днем становилось всё меньше и меньше.

И Лёка уходила, окрыленная, и снова пыталась.

Кристина первое время старалась объяснить Женьке, что эти отношения – неправильные. Что предательство нельзя прощать. Но Женя не слушала. Она понимала, что так – больно. Но без Лёки было еще больнее.

Ночами, обнимая мягкую игрушку, Женька иногда позволяла себе окунуться в то время, когда Лёка была другой. Мягкой. Открытой. Нежной. Огромными синими глазищами летела навстречу Жениному взгляду. Как не похоже это воспоминание было на нынешнюю Лену: суровую, где-то жесткую. В её глазах теперь постоянно можно было увидеть бессильный поиск и метания.

Порой Жене казалось, что она была бы даже рада, если бы Лёка смогла, наконец, покорить Юлю. Не один год длилась эта странная любовь, и если бы случилось – разве не было бы это сказкой? И чудом? Чудом, в которое Женька больше не верила.

8

А потом пришел новый год. Совсем другой, не такой, как прошлый. И уже без труда разместила Женька ёлку в большой комнате, и закуски ей помогала готовить Оксана, и гостей собралось совсем немного. И всё было как-то по-взрослому, более солидно, что ли…

Отгремели куранты, зазвенели бокалы, застучали вилки, собирая с тарелок фирменные Женькины блюда. И только Лёка, мрачная, сидела, откинувшись на спинку стула, и рассматривала своих друзей.

Кристина. Куда за эти месяцы пропали её роскошные длинные волосы? Неужели у какой-то парикмахерши поднялась рука сделать из них банальное «каре по плечи»? И что это за тоска в её некогда озорных глазах? И почему она постоянно рычит на Толика и не дает ему выпить вместе со всеми?

И Толик… Растолстел. Отрастил небольшие усики. И смеется как-то ехидно, с чувством превосходства над другими: словно играет роль старшего, отца семейства.

Оксана. Когда-то Лёка даже думала, что влюблена в неё. Они провели вместе много дней. Тогда Ксюха была зажатой, закомплексованной девчонкой. А теперь? Сидит, вальяжно закинув ногу на ногу, небрежно откидывает прядь волос назад, бесстыдно улыбается своему парню. А парень не свой, не компанейский, откуда-то с работы привела его Оксанка… И не понимает он шуток общих, не знает, как себя вести… И на Юльку пялится постоянно.

Ох, эта Юлька. И она изменилась. Теперь уже не звезда она всеобщая, а такая же, как все. Да, улыбчивая, да, красивая – но… ничего особенного…

А Саня почему-то один пришел сегодня. Мрачный сидит, злющий. Зато лицо чисто выбрито и облито дорогим одеколоном. И костюмчик недешевый на нем. Правильно, работа хорошая, всё в жизни удалось – почему бы и не одеться красиво? Только вот почему он как будто… За Женькой ухаживает, чтоли?

Да, ухаживает. А Женька улыбается, вроде бы искренне даже, гладит его по голове и смеется его шуткам. Она тоже изменилась. По ней сильнее всего видно: была девочка, стала женщиной. Только хорошо ли это? Раньше своя была, родная. А теперь чужая какая-то. Волосы до лопаток, очки носит, платье, вон, в честь праздника одела. А раньше – джинсы только, да футболки. Да, чужая стала – определенно.

– А ведь в этом и я отчасти виновата, – пронеслось в голове у Лёки, – Это ж я её… бросила.

Да и сама Лена изменилась, конечно. Работа, квартира… Даже с родителями помирилась – привыкли они постепенно, что дочь уже не переделаешь. Только за Юлькой всё так же бегала, и понять не могла, почему и зачем…

– Лен, пошли танцевать!, – Ксюха бесцеремонно выдернула Лёку со стула и потащила в центр комнаты, – Покажем пример, а то все заснут сейчас.

И они танцевали. Под «Снайперов», под «Наутилус», под Мадонну даже пару раз. Менялись партнерами, выпивали, и снова танцевали. Пока не свалились все по разным углам в изнеможении. И только тут Лёка заметила, что Женьки нет. Куда-то исчезла, пока они бесились.

– Странно… Куда она делась?, – пронеслась мысль, – Может, опять плохо стало?

Подавив в себе чувство беспокойства, Лена отправилась искать. Вторая комната – нету. Кухня – нет. Ванная… Нашлась.

Женька стояла, прижавшись лицом к полотенцу, и даже не сразу обернулась, почувствовав прикосновение рук к талии. А когда обернулась, с трудом собрала мысли и чувства в кулак и равнодушно промычала:

– А, это ты… Ты зачем здесь?

– Ты как себя чувствуешь?, – Лёка, казалось, не собиралась выпускать Женю из своих объятий, и обнимала всё крепче, – Почему ушла?

– Я что, не могу в собственном доме побыть одна? Уйди, пожалуйста.

– Ты меня прогоняешь?

– Нет, я тебя не прогоняю. Я просто прошу тебя оставить меня одну, – они смотрели друг другу прямо в глаза и Женя проигрывала в этой игре…

– А если я не уйду?, – чертята в Лёкиных зрачках как будто взбесились – прыгали, дурачились и сходили с ума, – Что тогда?

– Лена, я тебя умоляю…

– Ну, что будет, Жень?, – наклонилась, поцеловала в висок… в ухо…, – Что будет, если не уйду?

– Уходи… Пожалуйста…, – Женька сжала зубы и попыталась разомкнуть кольцо рук, обнимающих её. Она боялась, что сейчас задохнется от количества чувств и эмоций, стучащих в сердце, – Я прошу тебя, уходи…

– Ты действительно этого хочешь?, – Лёкины губы уже исследовали шею, плечо, подбородок, не обращая внимания ни на какие жесты и слова.

А Женя не хотела. Единственное, о чём она мечтала – это остановить навсегда это мгновение, чтобы оно не кончалось… Чтобы всегда были нежные губы, и холодный твердый язык, и ласковые пальцы, расстегивающие платье, и страстный шепот… И долгое-долгое счастье быть рядом с любимым человеком…

Женя смотрела на спящую Лёку и улыбалась. Она была готова всю жизнь провести так, лёжа в кровати и глядя на такую недоступную свою любовь… Ёё ресницы забавно подрагивали, а губы сложились в узкую-узкую полоску светло-красного цвета… И так доверчиво вздыхала она, когда Женька гладила непослушные пряди её волос…

– Привет, – Лёка открыла глаза и смущенно посмотрела на девушку.

– Доброе утро, – как ветром сдуло счастливую улыбку и бродящую по волосам руку, – Как спалось?