О чем знаешь сердцем (ЛП)

– За новое начало, – повторяет бабушка.

Меня омывает чувство вины. Я не могу произнести те же слова, но заставляю себя поднять бокал, и между тихим хрустальным звоном, с которым мы чокаемся, и проникающим в окно светом вечернего солнца, начинаю чувствовать в этих словах что-то успокаивающее, похожее на надежду. Отпив немного, я ставлю бокал на стойку, а бабушка шлепает меня пониже спины.

– Так, а теперь бегом в душ. Скоро ужин, и мне не нужны неприятности с твоей мамой. Она и так считает меня виноватой за то, в кого превратилась вот эта.

Райан только улыбается, попивая свое вино с таким видом, будто занимается этим каждый день.

– Хорошо, – отвечаю я, стараясь говорить сердито, но обижаться не получается – настолько счастливой делает меня эта парочка. – Кстати, а где мама?

– Завезла меня, а сама вместо магазина поехала на тот хипстерский рынок втридорога переплачивать за выкормленной травкой, намассированное, налюбленное и полезное для сердца мясо, чтобы нас накормить.

Мы с Райан переглядываемся: бабуля только что сказала «хипстерский».

– Ох уж эти модные хипстерские рынки, – с усмешкой говорит Райан, убирая салат в холодильник.

– Обдираловка, – соглашается бабушка.

Дочистив последнюю кукурузу, я кладу ее на поднос и оглядываюсь в поисках еще какой-нибудь работы. Мне хочется подольше посидеть на кухне с ними двумя, потому что в это мгновение я вдруг понимаю, как сильно люблю свою бабушку и как сильно соскучилась по своей сестре. Возвращение Райан словно наполнило дом совершенно новой энергией.

– Иди, – гонит меня бабушка. – Мне нужно поболтать с твоей сестрой о ее избавлении от тропа злобной музы.

Подгоняемая шлепком, я поворачиваю к лестнице. Я понимаю, бабушке хочется побыть с Райан наедине, и, несмотря на всю их браваду, прекрасно знаю, каким будет их разговор. Бабушка захочет выяснить, действительно ли Райан в порядке, и потребует выложить все начистоту. А Райан, если нужно, позволит себе быть перед бабушкой слабой, после чего они вместе выстроят оборону. Такая близость возникла между ними после смерти дедушки, когда мне было семь, а Райан девять.

Никто из нас никогда в жизни не видел бабушку настолько подавленной, настолько оцепеневшей и молчаливой, ведь она всегда пребывала в движении, всегда была занята делом. Но когда умер дедушка, она просто взяла и остановилась. Тогда я не понимала ее, но теперь знаю это чувство слишком хорошо.

Когда она впала в это состояние, мама взяла на себя все насущные дела, а я изо дня в день проскальзывала к бабушке и слонялась по углам, не зная, что еще сделать. Но однажды, спустя несколько недель, в комнату, откуда бабушка, кажется, не выходила с самых похорон, решительно промаршировала Райан. Она уперла руки в бока и отдала ей приказ.

– Вставай.

Каким-то чудом ее вмешательство выдернуло бабушку из вызванного горем паралича, и с тех пор между ними установилось жесткое и откровенное взаимопонимание. Мне бы хотелось, чтобы они попробовали так же отнестись и ко мне, но когда умер Трент, все стали ходить вокруг меня на цыпочках, опекать сверх всякой меры и вести себя так, словно я сделана из стекла, хотя это было уже ни к чему. Я уже разбилась на тысячи невидимых мелких осколков, которые, как ни убирай, все равно будешь время от времени обнаруживать в самых неожиданных местах.

Я ступаю по первым ступенькам тихо-тихо, надеясь уловить, о чем они говорят, но ничего не слышно, и тогда, сдавшись, я ухожу принимать душ. Закрыв дверь и включив воду, стягиваю через голову сарафан и, оставшись в купальнике, смотрю в уже запотевшее по краям зеркало. Я ищу в себе то, о чем говорила бабушка, и, кажется, почти нахожу – нечто новое, появившееся благодаря свежему воздуху, океану и… и, наверное, Колтону Томасу тоже.

Мои темные волосы растрепанными волнами закрывают мои плечи и грудь – и то, и другое ярко-красного цвета, но я знаю, что завтра краснота превратится в загар. Придвинувшись поближе, я замечаю у себя на носу и на щеках россыпь новых, совсем крошечных веснушек. И улыбаюсь своему отражению, пока оно бледнеет под клубами пара. Хороший сегодня выдался день. Настолько, что мне почти не хочется смывать его. Мне нравится ощущать на коже соль и песок, которые точно напоминают мне, что внешний мир жив и продолжает жить.

И что сегодня я снова была его частью.

Руке человека не сотворить то, что может представить сердце.

Ральф Уолдо Эмерсон

Глава 14

– А расскажи поподробнее, как ты сегодня плавала на каяке, – бодро говорит Райан, передавая мне блюдо с горкой завернутой в фольгу кукурузы.

Увидев, что мама навострила уши, я стреляю в сестру взглядом.

– Что? – удивляется она невинно, но в глубине ее глаз мерцает крошечная искорка, умоляющая меня поддержать тему. – По-моему, это очень круто.

А тебе, по-моему, не хочется обсуждать сейчас Итана и свою сорванную поездку, думаю я.

– Ты плавала на каяке? – спрашивает мама, точно не веря своим ушам. Она растерянно глядит на меня, и ее можно понять. Это совсем не похоже на меня нынешнюю. – С тобой и твоими «красными шляпками»? – оборачивается она к бабушке, та качает головой, и мама в еще большей растерянности снова переводит взгляд на меня. – А с кем же?

Я передаю ей кукурузу и забираю у Райан тарелку с купленным на хипстерском рынке мясом.

– Ни с кем, – отвечаю максимально небрежно. – Я была одна. Мы с бабушкой вчера говорили о том, что было бы неплохо сделать что-нибудь эдакое. Вот я и сделала, – прибавляю, стараясь говорить в духе Райан – уверенно и твердо, чтобы никому и в голову не пришло спросить, с чего вдруг я увлеклась каяками, если никогда в жизни не проявляла к ним ни малейшего интереса. Раньше мама сразу бы меня раскусила, но после папиного удара она стала чуть менее проницательна в подобных вещах.

На меня обрушивается град вопросов, точно я вернулась из кругосветного путешествия, а не с побережья, где брала урок плавания на каяке. Все говорят одновременно, пока передают друг другу тарелки – кроме бабушки, которая сидит и, посмеиваясь, молча наблюдает за допросом.

– Тебе понравилось? – Папа.

– Ты ведь не намочила швы? – Мама.

– Кто тебя учил? Парень? – Райан.

– Куда плавали? – Папа.

– А то может попасть инфекция. – Мама.

– Он симпатичный? У него есть девушка? – Райан.

– Вау, – выдыхаю я, когда они замолкают. – Я всего-навсего взяла один-единственный урок. – Получается раздраженно, и я знаю, почему. Я злюсь на себя за то, что исказила правду и опустила одну чрезвычайно важную деталь. И кто меня просил открывать рот?

Мама разглаживает у себя на коленях салфетку.

– Извини, милая. Просто нам радостно, что ты хорошо провела время, вот и все. Это так интересно, – говорит она, с улыбкой приподнимая плечи. Мама права, и мне тошно оттого, что простая вылазка за пределы дома стала теперь поводом для торжества.

– Ничего особенного, – бормочу я в тарелку, как будто не знаю, что они каждый день наблюдают за мной и ждут, когда же я наконец оживу.

– Твоя мать пытается сказать, – вмешивается бабушка, – что мы счастливы видеть, как ты начинаешь…

– Оправляться? – договариваю я за нее.

– Именно. – Она откладывает вилку. – Ответь мне, Куинн. Теперь, когда первый шаг сделан, ты думала о том, чтобы поехать еще? Я считаю, что стоит поехать – если ты знаешь, что для тебя хорошо. Я достаточно пожила на белом свете, так знаю, о чем говорю. Надо ковать железо, пока оно горячо.

– Железо или инструктор, – прибавляет Райан себе под нос.

– Райан, – одергивает ее мама.

– Не знаю. – Пожимаю плечами. – Я еще не строила планов. – Делаю паузу и на секунду разрешаю себе представить, как останавливаюсь возле проката, захожу внутрь и говорю Колтону, что согласна еще на один день. С ним. – Может быть, – добавляю и, озвучив свою мысль, сразу же начинаю нервничать.